Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
- Да что там народу-то? Всего-то тысяч шестьдесят, а шапсуги готовы под нашу руку перейти, да и Келешбей[10] хочет в русское подданство перейти! Сильно проще, чем с Кабардой-то выйдет!
- Так ведь болота там сплошные, Андрюша! Комары там размером с воробья!
- Ничего, и орошать, и осушать земли мы уже умеем, а коли их присоединить, то сильно проще с грузинами станет. – убеждённо твердил Разумовский, — Они люди православные, всяко проще их крестьянам у нас лучшей доли искать будет, коли дорога простая ляжет. Сколько нам не крестьян в год присылают? Всего-то пятнадцать тысяч! А с грузинами всё легче будет.
- Ну, положим, в прошлом году ещё десять тысяч ирландцев к нам приехали, но ты прав-прав! – успокаивающе замахал руками Кривонос.
- У тебя вон, в губернии народу почти столько, сколько у нас в наместничестве, а земель-то не в пример меньше! Перестанешь о переселенцах голову ломать.
- Ещё чего! Земель-то незаселённых там ещё много. Пашни готовить, дороги торить, каналы рыть. А торговля, а заводы? На всё люди нужны. Так что, друг дорого́й, не волнуйся – без забот не останусь.
- Да, Саша, вот дела-то. Ты теперь целый губернатор…
- Э-эх! Андрюша, как же без тебя-то? – и Александр порывисто обнял друга, а тот также прижал его к груди.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Добираться до Столицы пока было долго. Сначала до Ярославля, пусть постоянные мосты на тракте ещё не были готовы, но дорожное полотно уже почти везде лежало, что существенно облегчало передвижение, потом вниз по Волге, на галерах – снова целая эпопея. Конечно, когда постоят прямую дорогу от Москвы, всё станет сильно проще, но пока там только где-то рубили лес, а где-то только размечали трассы.
Можно было весь путь проделать по реке, что было, конечно, спокойнее, но пока проплывёшь по Москве-реке до Коломны, потом по Оке до Нижнего, перекрывая всю навигацию по этим нешироким рекам… Да, настали времена, когда даже в карете можно добираться быстро и спокойно, правда, не везде – таких дорог пока мало, но вскоре всё изменится. Да и каналы быстро строились – Волго-Балтийский должен был быть завершён уже в следующем году, через три года по плану собирались открыть Северо-Двинский канал и вот тогда перевозки грузов в центральной России получат ещё один толчок.
Но думал я сейчас совсем не об этом. Когда я только прибыл в Киев, там меня ожидал толстенный пакет из Кривого Рога. К нему было приложено небольшое сопроводительное письмо от Алексея Лобова, в котором указывалось, что сии бумаги есть труды знаменитого воздухоплавателя Аникиты Никольского.
Учёный долгое время отдыхал в Кривом Роге в доме у батюшки, местного священника, и посвящал именно этим запискам почти всё свободное время, но всё же немного их стыдился, и делится плодами своего труда никоим образом не спешил. К науке эти бумаги отношения не имели, скорее были плодом фантазии скучающего ума, и Лобов просил именно меня вынести решение о судьбе этих трудов, так как считал, что только я могу убедить автора в их перспективности.
Это письмо меня действительно заинтриговало, но времени у меня было явно недостаточно – в трясущейся карете читать довольно сложно, и я всё-таки тратил всё возможное время на дела, да и отвлекали меня постоянно. Но вот когда мы достигли Ярославля и началось путешествие на галере, вот тут уж я вспомнил про записки Никольского, наступило их время.
Аникита Васильевич оказался не только великим учёным, но и великолепным писателем. У меня даже складывалось впечатление, что настоящие таланты его лежали совсем не в сфере исследования воздушного океана и прикладных наук. Я читал и читал, не в силах остановиться.
Первая часть записок предоставляла собой бытописание Кривого Рога и окрестностей. С их страниц, как живые, на меня смотрели: старенький, седой как лунь, мудрец-священник, большой и толстый заводской голова – ближайший царёв стольник, два заводских мастера – один хитрый, второй попроще, и ещё десятки людей – мужчин, женщин, детей.
Все людские взаимоотношения подавались так ярко и с таким юмором, что я хохотал во весь голос. По стилю и слогу повесть отличалась от известных мне произведений. Да, комедии писались многими, но почти все они изучали особенности взаимоотношений высшего общества, а сейчас я увидел живой мир простых людей, что было неимоверно важно. Прочитав такое, нормальный человек уже никак не мог рассматривать простолюдинов как некой простой рабочей скотины – слишком уж живыми они были, слишком много души было в них.
Появление такого произведения было по эффекту близко к трудам Гёте, который своим Гермогеном начал резко менять отношение в Европе к православию, показав размышления святого человека, его спор с дьяволом, представляющимся Александром Гонсевским[11], и его победы на нечистым, пусть и ценой собственной жизни. Но читали Гёте всё же только высокообразованные и размышляющие люди, а вот Никольский умудрялся ещё и развлекать, что могло бы сделать его повести очень популярными, пусть и только в России.
С удовольствием закончил я «Записки криворожского обывателя» и принялся читать то, что вначале посчитал его продолжением. Однако оказалось, что передо мной нечто совершенное, иное. Это был настоящий роман о похождениях капитана императорского флота Ивана Шубина. Похоже, в основе задумки лежали книги Свифта, Дефо и им подобных, но всё это было не похоже на них.
Приключения Шубина захватывали – он переживал шторма, сражался с пиратами, выбрасывался на необитаемый остров, его брали в плен, он находил свою любовь. При этом перед нами были совсем не только приключения, а ещё и много научных деталей и идей. Мне очень понравилось, как Шубин для побега от берберийских пиратов изготовил воздушный шар, для чего ему понадобилась масса деталей из различных материалов. Аникита Васильевич увлекательно рассказывал о географических открытиях, течениях, кораблях. Это был совершенно незнакомый для этого времени научный роман.
Никольский предвосхищал великого Жюля Верна, которым в детстве, проведённом в том, уже полузабытом мире, я зачитывался до такой степени, что не
