Рысюхин, 12 градусов хватит? - Котус
Чем выше мы поднимались, тем довольнее выглядела Маша. И пусть мне нравилось её радовать, а аппарат, по словам деда мог и на тысячу восемьсот вскарабкаться, и даже на две восемьсот, но рисковать я не хотел. Не тот у меня ещё опыт полётов, да и уверенность в аппарате тоже ещё не идеальная. Так что пока — и километра за глаза. И про максимальную высоту полёта я жене своей пока на всякий случай говорить не буду, воздушнице моей. А то она захочет залезть под самый потолок, я же не уверен, что в случае поломки чего-нибудь в этом летательном аппарате смогу приземлиться, а не хряпнуться.
«А какая разница? Что с километра падать, что с десяти — абсолютно всё равно».
«Да ладно⁈»
«Прохладно, блин. Есть такое понятие, как установившаяся скорость падения. Сила трения об воздух зависит от скорости, так что в какой-то момент сила тяжести и сила трения уравновешиваются, скорость расти перестаёт. Для человеческого тела это порядка двухсот километров в час, точнее — от ста восьмидесяти до двухсот сорока, смотря как падать, если плашмя, то на малой высоте пятьдесят пять метров в секунду. Набирается такая скорость за пятьсот метров с гарантией, даже если всю дорогу плашмя же лететь, на самом деле — быстрее. Так что падать с пятисот метров, с километра или с десяти, разницы никакой. У дельтаплана, даже поломанного, парусность выше, максимальная скорость — меньше, так что и высота, после которой лишние сто метров уже ничего не значат — тоже меньше».
«Не сказать, чтобы ты меня утешил».
«Да? Я думал, если осознаешь, что от высоты после определённого предела ничего не зависит, то перестанешь так нервничать».
«Не, дед, это так не работает».
Покатав Машу почти час, решил садиться — как-никак, больше ещё ни разу не летал за один заход. До Могилёва, точнее, до его аэродрома, по прямой около ста тридцати километров, чуть больше часа лёта, если верить деду, что мой аппарат до ста двадцати разгоняется без учёта ветра. Но по прямой я лететь не рискну — дед прав, на случай чего нужно, чтобы была возможность приземлиться, потому над совсем уж дикими дебрями курс лучше не прокладывать. Если держаться дорог — то это около ста шестидесяти, но, поскольку углы можно будет кое-где и срезать, то считаю сто сорок или чуть больше, с учётом кругов на взлёте и перед посадкой, километров при скорости сто десять. Со взлётом и посадкой — полтора часа.
При этой мысли меня аж мороз по коже продрал: надо же! С папой ехали четверо суток, ладно — сутки до Червеня, трое с половиной, если от Дубового Лога считать. На автомобиле я доезжаю за шесть часов, плюс полчаса-час на отдых. Считай, весь световой день. А тут — полтора часа, если не меньше. При желании за день можно два раза туда-сюда слетать, и ещё время останется. При таком раскладе Могилёв к Дубовому Логу оказывается ближе, чем Смолевичи!
«Это называется прогресс. Скорости становятся выше, в том числе и скорость жизни, а мир — меньше».
«Мир остаётся таким же. Он кажется меньше, но стоит оказаться посреди леса без современного транспорта…»
«Это да. Радует, что ты это так быстро понял, и даже немного удивляет».
«Считаешь меня слишком глупым для этого?»
«Нет, просто ты буквально только что был в шоке от осознания того, как даже примитивный недосамолёт сокращает расстояния — и вот уже делаешь столь взвешенные выводы».
После воздушной прогулки я ещё раз провёл профилактический осмотр дельталёта, потом пообщался с Ромкой, хотя общение шло в одну сторону, ещё раз выпил чаю, снова проверил собранные вещи — но потом поводы откладывать вылет закончились, зато оговорённое время посадки в Могилёве приближалось, так что пришлось отправляться в путь. На всякий случай, груз с пассажирского места убирать не стал, багаж уложил в специальные отсеки, распределив его равномерно по правому и левому борту. По оценкам деда, грузоподъёмность аппарата, включая пилота и пассажира, составляла от двухсот пятидесяти до трёхсот сорока килограммов, при последнем варианте крейсерская и максимальная скорости уже должны уменьшится километров на десять в час, но перегрузом это ещё не было. Но даже по нижней планке, за вычетом веса моего и «пирамидки», можно было взять на борт около ста килограммов, мой же багаж, включая оружие и саквояж, не превышал восьмидесяти, так что запас ещё оставался, и солидный. Оно и правильно — в первый дальний перелёт лучше отправляться с некоторым недогрузом, чем наоборот.
По дедовым подсчётам скорость набора высоты моим дельталётом составляла до двух с половиной метров в секунду, или сто пятьдесят в минуту, я же поднимаюсь заметно медленнее, поскольку не отдаю ручку слишком сильно от себя[1]. Так что после отрыва от луга я ещё минуты три-четыре кружил над имением, набирая минимально безопасную высоту. Она же — высота, обеспечивающая достижение максимальной установившейся скорости падения — спасибо деду за лекцию, которая теперь никак не выходит у меня из головы. И всё это время провожающие — а провожать меня высыпало всё население имения — стояли на краю поля и махали мне вслед кто чем, от платков до шляпок.
Как бы ни хотелось взять курс строго на восток, на Могилёв, но вид на лежащие по пути к Березино дебри остерегал от такой выходки. Так что выровнялся сперва строго на юг, благо, компас на то место, где должна быть приборная панель уже приделал, а потом взял чуть левее, над полями и вырубками, а затем — над трактом, срезая мелкие петли и более-менее следуя большим изгибам, разве что к Белыничам подниматься не стал, не долетая до речки Друть взяв прямой курс на неплохо уже различимый с восьмисот метров Могилёв. Здесь справа от тракта была сплошная вереница деревень с полями и просёлками, пригодными да аварийной посадки, так что мог себе позволить срезать угол.
Казалось бы — простейший полёт, придерживайся дороги и не забивай себе голову,
