Ревизор: возвращение в СССР 24 (СИ) - Винтеркей Серж
А пошли все нафиг! Предупрежу его, и будь, что будет. Не сказать ему ничего не могу, слишком уже подружились с ним… буду погано себя чувствовать, если промолчу. Тем более, ничего я в КГБ не подписывал, предъявить мне нечего…
Собрался и поехал в библиотеку. К Гончаровым заходить не стал, вдруг, капитан Румянцев решил остаться понаблюдать. Стоит где-нибудь в соседнем здании с биноклем у окна, и смотрит, не появлюсь ли я на пороге Гришиной квартиры. Нет, так подставляться мне не с руки… Мне надо с Гришей как-то по-хитрому пересечься…
Юлия Ильинична встретила меня по-дружески, и тут же вытащила две авоськи с книгами. Выложил ей выбранные книги, а она из авосек достала свои семь томов. Просмотрел мельком, кивнул – книги в идеальном состоянии. Не то что страницы не разрезаны, разрезаны, конечно, но видно, что пару раз может и читали, но очень аккуратно, с любовью к ним.
– С вами приятно иметь дело, – положил я на стол четвертной и стал укладывать Конан Дойля в сумку и портфель. – Если ещё что-то понадобится, я могу к вам обратиться?
– Конечно, Павел. Буду очень рада помочь.
– Спасибо. На какое-то время Макару Ивановичу этого хватит.
Мы любезно попрощались, и я отправился в типографию. Марьяна смотрела на меня удивлёнными глазами, пока я выкладывал перед ней пять томов, с третьего по седьмой. Не жалко было бы и все семь отдать, но зачем ее смущать, отвлекая лишними размышлениями, зачем я сую ей первые тома, от производственной задачи, ведь по первым двум книгам типография уже отработала. Вот и не надо ей их даже и показывать…
– Думаю, вам лучше отвезти их домой и привозить по одному тому от греха подальше, – подсказал я ей.
– Хорошо, – с готовностью кивнула она. – Я так и сделаю. А потом что с ними делать?
– Ну, что делать?.. Оставьте себе, – улыбнулся я. Не забирать же обратно. Тем более, она прекрасно знает, что пять процентов от каждого тиража остаётся… Или не знает? – Марьяна Платоновна, а Макар Иваныч предупреждал вас, что пять процентов от каждого тиража надо оставлять?
– Нет, – озадаченно посмотрела она на меня.
– Хорошо, что спросил. Пять процентов оставляем и звоним, как всё готово, вот этому человеку, – оставил я ей рабочий и домашний номер Сатчана. Пусть он сам книги распределяет. Не хочется мне знать подробности этой кухни.
– Поняла, – кивнула она.
– Если какие-то производственные трудности возникнут, сразу звоните мне. Во всех остальных случаях – Павлу Сатчану. Договорились, Марьяна Платоновна?
– Договорились, – улыбнулась она, мы попрощались, и я отправился на обувную фабрику. Надеюсь, новую жемчужину в нашей коллекции.
Телефон нового директора не отвечал, и я набрал главного инженера, представился, и он почти сразу прибежал за мной на проходную.
– Здравствуйте, здравствуйте, – протянул мне руку сухощавый, жилистый брюнет с меня ростом лет сорока с хвостиком, – Маркин Михаил Дмитриевич.
– Очень приятно, Михаил Дмитриевич. Ивлев Павел, – пожал я протянутую руку, и он повёл меня на территорию.
– С чего начнём? – поинтересовался он.
– Михаил Дмитриевич, вы здесь новый человек или до смены руководства тоже работали? – первым делом решил выяснить я.
– Я здесь восемнадцать лет уже, – настороженно посмотрел он на меня.
– Отлично, – обрадовался я. Люблю работать с людьми, которые в курсе всего и вся на предприятии. – Директор уже дела принял?
– Вроде, – пожал плечами Маркин.
– Какие планы насчёт хозрасчёта?
– Будем переходить.
– А когда? Надо бы сначала посмотреть, может, какое оборудование замены требует? Тут надо всё продумать, сперва, – заметил я. – Давайте, посмотрим, чем фабрика располагает. Директор будет сегодня?
– Не могу сказать, это надо в управлении узнать.
– Ну, давайте, сначала на производство, а потом в управление, – решил я.
Мы прошлись с ним по первому цеху. Всё работало, возле каждой машины кто-то сосредоточенно трудился. На нас не обращали внимания. Обувь выпускалась и детская, и взрослая… Войлочная, на толстой подошве и с молнией посередине, то, что на моей памяти называли «Прощай молодость». Детские сапожки были синие и красные. Взрослые – чёрные.
Н-да… Старикам и детям, конечно, тепло и удобно в такой обуви, но остальным надо что-то поэстетичнее и поэлегантнее.
– А кожаная обувь есть? – спросил я.
– Есть, пойдёмте дальше, – пригласил меня Маркин.
Мы пришли в цех, где на похожих машинах, как в первом цеху, крутились кожаные женские заготовки ярко-красного, практически, алого цвета.
– Боже, – не удержался я. – Это что за вырви глаз? Спецзаказ какой-то?
– Какой спецзаказ? – не понял меня Маркин.
– Ну, для кого это шьётся? Кто это носить будет? Артистки цирка? Или кордебалета?
– Нет, – рассмеялся Маркин, – простые советские женщины носить будут. Намажут дёгтем из аптеки и получатся красивые коричневые сапоги, которым сноса не будет.
– Понятно, – сразу вспомнил я запах дёгтя в квартире моей первой семьи.
Отец всю новую обувь, осеннюю и зимнюю, дёгтем обрабатывал. Считалось, что он водоотталкивающими свойствами обладает. Этот запах потом очень долго выветривался из кожи.
– А почему бы сразу не шить коричневые или чёрные сапоги?
– Так а как, если кожа пришла красная? – удивлённо посмотрел на меня Маркин. – Что пришло, из того и шьём.
Я только тяжело вздохнул. Блин, ну и что ему сказать? Все верно, особенности плановой экономики…
В следующем цеху шили женские осенние туфли ярко-оранжевого цвета. Видимо, кто-то решил, что осенью мало ярких красок на улице, надо добавить.
Ещё одна модель отшивалась из светлой жёлто-коричневой кожи, совершенно неестественного оттенка. Кто, вообще, в такие цвета кожу красит? Руки бы оторвать. Красный краситель есть, синий есть, зелёный, жёлтый… Ну, что стоит смешать приличный цвет? Эх…
Глава 20
Москва. Обувная фабрика «Красная заря».
– Михаил Дмитриевич, а план вам как спускают, по моделям в штуках? – прикинул я, что не может план быть привязан к цвету, если они обувь шьют из того, что пришло. Он подтвердил мою догадку.
Мы прошли ещё через два цеха на первом этаже и перешли на второй этаж, где кроили заготовки и сшивали верха. Обсудили с ним состояние оборудования. Надо отдать ему, как главному инженеру, должное, я думал, что оборудование на фабрике современное, а она оказалось послевоенное. Просто, в ухоженном состоянии.
– Скажите, Михаил Дмитриевич, а что в вашем хозяйстве является слабым звеном и требует немедленной замены? – поинтересовался я.
– Ну, так-то нельзя сказать, что что-то конкретное надо срочно менять, – задумался он. – Ну купим мы раскройные машины новые, будет больше заготовок, а сшивать их на старом оборудовании больше, всё равно, не получится. А если добавим ещё один швейный цех, сборка не будет справляться, выше головы же не прыгнешь, а вторую смену оборудование может не выдержать. Тут одно из другого вытекает, надо или всё менять, или уже не трогать.
– Понятно… А давайте посмотрим цех в котельной, – многозначительно посмотрел я на него.
Он молча кивнул и привёл меня в просторный, сухой и тёплый подвал, где в одном месте собрано было оборудование для всех операций. Стоял один раскройный стол с раскройной машиной, одна машина для сборки верхов и низа, несколько рабочих мест для сшивания деталей верха обуви и сборки низа. Одно место для обтачивания подошвы. Тут же упаковка и коробки с готовой продукцией.
Скромненько, но эффективно, судя по количеству готовых изделий. Открыл одну коробку. В ней лежали женские туфли тёмно-синего цвета, очень аккуратненькие. Я, конечно, не эксперт в женской моде, но мне туфли понравились, кожа мягкая.
– К весне уже готовитесь? – положил я туфли обратно в коробку. – А скажите, Михаил Дмитриевич, кожа на верх здесь идёт такая же, как на основном производстве? Или какая-то другая?
– Что вы. Это совсем другая кожа, – ответил он, – тоньше в два раза.
