Крафтер II - Иван Ладыгин
Мы синхронно развернулись на каблуках — Алиса стильно, я слегка напряжённо, и направились к выходу. За нами, как верные тени, потянулись охранники. Где-то на втором пролёте я обернулся и махнул им рукой:
— Мужики, можете расслабиться. Восстания экспонатов сегодня больше не планируется.
— Да-да, конечно, — буркнул один и незаметно сделал что-то в рации.
— Потрясающе. Я стал достопримечательностью в музее достопримечательностей, — вздохнул я.
С улицы нас обдало бодрящим ветерком Петербурга. Я вдохнул прохладный воздух и вдруг ощутил, насколько голоден. После суда, после Эрмитажа, после разговора с ожившей живописью, которая обозвала меня «грешным вором времён», хотелось только одного — сесть, расслабиться… и сожрать что-нибудь кроме тюремной баланды.
— Алиса, а не знаешь ли ты… место, где подают что-нибудь вкусное?
Она сверила что-то в телефоне и кивнула:
— Есть одно заведение. Уютно, тихо… и с очень хорошей кухней. Говорят, туда ходят судьи, чиновники и люди, у которых слишком много секретов.
— Превосходно. Надеюсь, их борщ не взрывается при перемешивании.
— За это не ручаюсь.
Мы двинулись в сторону ресторана, наконец без хвоста. Охранники остались у ворот музея, переглядываясь, будто не знали — смеяться им или срочно звать экзорциста.
А мне было всё равно. Я шел рядом с красивой женщиной, у меня в сумке был железный ларец, в душе — легкая тень хаоса, а в сердце — жгучее желание съесть горячий стейк.
В итоге мы отлично провели время в ресторане. И я сейчас не только о еде.
Алиса заказывала легко и со вкусом, смеялась звонко, но никогда глупо, отвечала на подколы с изящной иголкой в голосе. Этот вечер ускользал от формальностей — мы не были больше просто «подсудимым» и «защитником», и, скажу честно, это меня чертовски радовало.
Вино разливалось неспешно, взгляд становился мягче, интонации — ниже. Я флиртовал, не особо стесняясь. Кто бы сомневался! После всех моих подвигов и изнуряющего ада последней недели, я чувствовал, что заслужил… нет, не отдых — искру. Простую, живую искру человеческого желания, которое долго копилось и наконец вырвалось наружу.
А она? Она не отводила взгляда, слегка кусала губу, поправляла прядь рыжих волос с движением, которое можно было счесть нечаянным — если бы не делалось это уже в пятый раз.
Негласное согласие было дано. Мы понимали друг друга без слов.
Ночь в моём гостиничном номере была… долгой. Плотной, как расплавленный янтарь.
Я не стану рассказывать подробностей — не потому, что это тайна, а потому, что некоторые вещи не требуют описания. Они чувствуются кожей, памятью пальцев и дыханием, слипающимся в темноте.
Алиса оказалась такой же страстной, как и умной. Никакой сдержанности, никакой игры на публику. Только она и я — два живых существа, наконец позволивших себе сбросить маски и быть настоящими.
В какие-то моменты мне казалось, что в воздухе трещит магия — но нет, то просто наше дыхание сливалось с дыханием города за окном.
Когда я проснулся — солнце уже проникало сквозь шторы, как вор, проскользнувший в нашу маленькую крепость наслаждения. Алиса спала рядом, на пол-лица прикрывшись простыней, волосы раскинуты, как огонь по шелку.
Я откинулся на подушку и тихо выдохнул. Чёрт возьми, я почти забыл, как это — чувствовать себя… живым. Не магом, не бароном, не мастером. Просто — мужчиной.
— Доброе утро, — пробормотал я, зевнув.
— М-м… если ты собираешься снова нарушать закон — хотя бы предупреди, я возьму выходной, — раздалось ленивое бурчание с подушки.
Я рассмеялся. Жизнь снова наладилась.
* * *
Леди Вера Таринова сидела в своём кабинете, поглощенная туманными мыслями, когда магический зеркальный экран перед ней замерцал, и на нём появился профиль графа Александра Драгоцкого. Его лицо было напряжённым, а из всех черт его холодного, всегда уверенного характера вырвалась искренняя обеспокоенность.
— Леди Таринова, — его голос был сухим, с оттенком напряжённости. — Я не могу не заметить, что наши планы рушатся. Ты ведь знаешь, как я переживаю за это.
Леди Таринова ответила не сразу, продолжая наблюдать за зеркалом. Она уже поняла, что ситуация стала куда более опасной, чем планировалось. Барон Алексей Чернов был не просто убит — его род оказался вырезан под корень. Всё, что они строили с таким трудом, рассыпалось в пыль. Вера вздохнула, и её тон стал холодным и расчётливым.
— Да, Чернов погиб. Его род тоже. И что самое странное — это случилось не по нашему плану, — она подчеркнула последние слова, словно пытаясь подчеркнуть важность этого факта. — Но всё это вторично. Ты посмотри на то, что происходит с Морозовым. Мы не учли его в расчётах.
Граф на мгновение замолчал. Леди Таринова видела, как на его лице отразился растерянный взгляд. Он не был человеком, склонным к сомнениям, но это дело вызывало у него беспокойство. Его методичные исследования алхимии и магии, которые всегда основывались на точных данных, никак не вязались с тем, что происходило с юным бароном.
— Что значит «не учли»? — спросил Драгоцкий, сдвигая брови. — Это невозможно! Он выжил после всех наших усилий… Как ты объяснишь, что он жив, и теперь вся эта ситуация катится в пропасть?
Леди Таринова усмехнулась, но в её глазах было что-то тревожное. Она подняла палец к губам, обдумывая слова.
— Он не просто выжил, Драгоцкий. Это не случайность. Я слежу за ним, и… что-то не так с этим человеком. Он не просто маг, как все остальные. Он что-то большее. Мы недооценили его способности.
Граф едва ли мог скрыть свою тревогу. В его голосе появилась едва уловимая нотка раздражения.
— Так это выходит, что теперь мы не можем даже контролировать наши собственные действия? Он настолько сильнее, что все наши попытки устранить его оказываются тщетными? Что с черным рынком? Как такое возможно, что все наёмники отказываются принять заказ на его голову?
Леди Таринова облокотилась на стол, её взгляд потемнел.
— Это… серьёзно. Столько лет, столько усилий, а теперь все исчезает, как дым. Наёмники, с которыми мы работали, боятся его. Все эти разговоры о «Морозове-убийце», и теперь, хоть его голова и стоит баснословную сумму, никто, похоже, не желает связываться с этим заказом. Я слышала, что даже те, кто готов был бы ради прибыли, избегают его.
Драгоцкий мрачно кивнул. В его глазах был
