Запах денег (СИ) - Ромов Дмитрий

Охренеть, честно говоря, цифра…

Гена в нетерпении барабанит пальцами по столу. Долго… затягивает генсек свою речь, скорей бы надо, коньяк уж вспенился да шампанское взыграло. Наконец-то, вот они долгожданные куранты, хрустальный перезвон над столом и неведомое счастье, наступившего года!

Союз нерушимый, республик свободных

Сплотила навеки Великая Русь.

Да здравствует созданный волей народов

Единый, могучий Советский Союз…

Ошибочка, не навеки сплотила, совсем не на веки…

На экране появляются юные балерины, танцующие под вальс снежинок, а потом гудят рожки скоморохов и громко поёт Надежда Бабкина. Но на телевизор никто не обращает внимания. Радость, счастье и бурлящая, простая, но такая прекрасная жизнь течёт сейчас здесь, вокруг этого стола в обычной хрущёвке, и никакие Ницца и Антиб, и даже всё золото нибелунгов никогда не перевесят для меня этих мгновений.

И думаю, как бы не сложилось в будущем, этот момент будет одним из тех, куда я буду пытаться вернуться всю оставшуюся жизнь.

Потом дядя Юра берёт электрогитару и так бацает, что все заходятся в приступе восхищения. Мы подпеваем, хлопаем и даже танцуем. Нужно ему эту гитару отдать, пусть человек сам радуется и других радует.

От прогулки я наотрез отказываюсь, чтобы не напрягать парней, дежурящих снаружи, пока я здесь наслаждаюсь семейными радостями. Да и папа не горит особым желанием идти в люди, памятуя, должно быть, о событиях годичной давности.

Я обзваниваю всех своих друзей-товарищей. Звоню Гале с её мужем, Новицкой и Айгюль. А ещё Жоре и Скударнову. Это всё в Москву. Потом заказываю Ташкент и Геленджик — Ферику и Белле. До них не дозваниваюсь. Ещё поздравляю Куренкова. Мне звонит Цвет из столицы, неожиданно — Джемо и ожидаемо — Печёнкин. Ещё звонит Баранов, Юрка Ширяев и Лида с Баксом. В казино сегодня аншлаг, а у меня ночь телефонных разговоров. Наташка поглядывает чуть насторожённо, но прислушиваться, с кем и о чём я говорю не пытается.

Гости расходятся уже под утро.

— Ждём всех на обед! — заявляет мама. — Нужно доедать! Я ведь холодец подать забыла, вот же клава чумовая! И никто даже не напомнил! Убивать надо!

Все смеются. Платоныч с Трыней идут пешком, а вот с Ларисой получается небольшой затык. Живёт она на краю города. В такси, как известно, в этот час не содют, а Хаблюк с обеда вдрабадан. Поэтому, Гена, как истинный рыцарь, хоть и подшофе, приглашает её пройти в апартаменты, что для Наташки оказывается полной неожиданностью. Причём не очень приятной.

Она беспомощно оглядывается, понимая, что варианта у неё только два — остаться на ночь в доме жениха, либо пойти в дом отца. Если она останется у меня, то этим чётко и ясно даст понять, что категорически против поздней любви своего батюшки. Если же пойдёт с ним, то как бы продемонстрирует, что даёт Гене карт-бланш и ничего против Дружкиной не имеет.

То есть, подвесить ситуацию не получится, придётся принять решение немедленно. Она беспомощно смотрит на меня, и я… отправляю её домой.

— Присмотришь за ними, — усмехаюсь я, — а то неизвестно, чем они там…

— Егор! — одёргивает меня мама, — прекращай давай.

Я наклоняюсь к Наташкиному уху.

— Я бы очень хотел, чтобы ты осталась, тогда я пробрался бы ночью к тебе, — шепчу я, — но сделай это ради отца. Он ведь заслужил.

Она вздыхает, но смиряется и даже изображает улыбку.

Не знаю, куда бы я там пробрался и, главное, зачем… Я отрубаюсь моментально, едва коснувшись головой подушки. Сквозь сон поначалу слышу, как родители убирают посуду, смеются и что-то обсуждают, а потом проваливаюсь в чёрное безмолвное ничто.

С Новым Годом, товарищи…

На следующий день проходит медленный обед. Приятная истома, вкусная еда и «Песня-80» прекрасно завершают новогодние празднества. А завтра — на работу, и никаких тебе десяти дней отдыха.

После застолья родители идут на прогулку, Наташка ведёт на улицу Раджа, Трыня уметается с пацанами, а мы с Платонычем пьём кофе в моём исполнении.

— Нормально, не переживай, — усмехается он. — К моим годам и ты варить научишься.

— Очень смешно, — хмыкаю я и даю ему полный отчёт по вчерашнему дню. Он даже за голову хватается.

— Уже выяснили, кто им дал задание?

— Ещё не звонил, — мотаю я головой. — Не хочу выходить из праздничной расслабленности. И знать про этих упырей ничего не желаю. Хочу, чтобы Новый год длился вечно.

— Надоест, — смеётся Большак, отпивая кофе. — Нормальный, вообще-то, неплохой кофе. Надо только самого кофе чуть больше, на пол ложечки буквально, чтобы чуть насыщеннее был. И соли щепотку. Чуть-чуть.

— Ну вот, раскололся, наконец-то. Ещё бы эти, вчерашние раскололись. Снежинский с юнкором. Глубоко они залезли, наверняка без посторонней помощи не обошлось. Кто помогал? Печёнкин? Или из конторы кто? В общем, это завтра. Сегодня даже думать об этом не хочу. Дядя Юра, звякни, пожалуйста в институт, мне же надо как-то сессию сдать да в Москву мчаться. Вон уже благодетель наш хочет меня показывать кому-то.

— Кому, интересно… Может, Андропову?

— Вряд ли. Не думаю, что он к Юрию Владимировичу доступ имеет. Очень сомневаюсь.

— По сессии твоей я решил уже. Завтра забежишь, заберёшь зачётку. Только утром, а то знаешь, пятница, да после праздников. Ну и обаять не забудь проректора по учебной работе, подарок сделай, новогодний. Ну, это ты сам знаешь.

Отъезд я намечаю на воскресенье, четвёртое число. А пятница и суббота снова оказываются сумасшедшими днями забитыми текучкой и оперативными вопросами. Нужно и с институтом решить, и на фабрике распорядиться и со Скачковым переговорить в штаб-квартире, и казино проинспектировать. Голова кругом.

Ну, и главный вопрос, разумеется, это Снежинский с его дружком. Утром я встречаюсь с Михал Михалычем.

— Ну и жук твой Снежинский, — говорит он. — Ты видел мужа его сестры двоюродной?

— Шварца? — хмурюсь я. — Видел. И сестру тоже видел.

— А знаешь кто у него двоюродный брат?

— Нет пока…

— Борис Маркович Гурко.

— Значит Гурко?

— Да, — кивает он.

— Заговор кузенов, твою дивизию, — качаю я головой.

— О, точно! Так и назову. Заговор кузенов! А ты шаришь, Брагин.

— Ну, дык… А кто им помогал? Сами бы они столько не нарыли.

— Начальник областного БХСС.

— Тоже чей-то двоюродный брат?

— Ставленник Гурковский.

— А Печёнкин? — настораживаюсь я. — И Печёнкин с Гурко связан? Его предшественника именно Гурко помогал убирать.

— Помогал, да. Но только он хотел как раз Заваряна поставить, своего обэхээсника, а бывший замминистра, тот что до Рахметова был, протащил своего московского кореша, Печёнкина. Так что Гурко тогда бортанули и воткнули Печкина.

— Михал Михалыч, а ты чего, такой осведомлённый и ещё не в Москве? — качаю я головой.

— Плохо работаешь, вот я и не в Москве. Работай лучше и меня перетаскивай, — смеётся он.

Смеётся, но глаза серьёзные, как тогда, когда он тут в Малюту Скуратова со мной играл.

— Ладно, договорились. Слушай а по Печкину у этих сыщиков материалы есть какие-нибудь?

— Полно.

— Дай мне кое-что, я сейчас их ему и покажу. Пусть по-быстрому уволит этого Заваряна, пока его самого не уволили.

— Ну на, я тебе прямо эти отдам, а сам ещё подпечатаю.

— Михал Михалыч, ты только это, конфиденциальность не нарушай. Поаккуратнее с чувствительной информацией.

В приёмной никого нет. Пятница, второе января. Но секретарша на месте.

— Ларчик, привет! — улыбаюсь я.

— Привет, Егор.

Она мне тоже улыбается, как старому другу.

— Ну как ты, отошла от праздников? Чего на обед вчера не пришла?

— Ой, да ладно, не хотела надоедать, да и Гена был, ну… короче…

— Ясно. Ну, а когда на блины к тебе приезжать?

— На какие ещё блины? — удивляется она.