Запах денег (СИ) - Ромов Дмитрий
Я выхожу из подъезда и подхожу к машине. Пашка не спит, молодец. Забираюсь на переднее сиденье и снимаю трубку телефона.
— Егор, — раздаётся сзади.
Твою дивизию! Наташка!
— Минутку, Наташ.
Я набираю номер. Радько отвечает не сразу.
— Михал Михалыч, с наступающим. Это Брагин. Вы через сколько можете быть у себя?
— Ты чего, Егор, с Луны что ли свалился. Ещё бы в полночь мне позвонил. Ты про Новый год слышал вообще?
— Случилось кое-что. Нужно срочно звонить в Москву. Приезжайте, я всё объясню.
К его чести, он не начинает ныть и брюзжать.
— Ладно, — говорит он. — Через двадцать пять минут буду.
— Хорошо. Встретимся у входа, я тогда вас неподалёку от КПП ждать буду, да?
— Добро.
Я пересаживаюсь на задний диван.
— Домой, Паш. Туда и обратно. Наталью отвезём.
— Я никуда не поеду… — начинает она, но мой взгляд читается, наверное, даже в темноте, потому что она замолкает.
— Если не хочешь откладывать разговор на потом, у нас есть десять минут, — говорю я.
— Но… я хотела… наедине.
— Паш, включи радио… Говори, Наташ.
Пять минут, пять минут,
Улыбнитесь, те кто в ссоре… —
Громко поёт Гурченко…
Наташка вздыхает и отворачивается, но, собравшись с духом и, бросив взгляд на Пашку, начинает.
— Сегодня, когда я с твоей мамой готовила, позвонила Валентина Куренкова. Я сняла трубку. Она спросила тебя. Узнав, что тебя нет, спросила, кто я такая. Я ответила, что невеста. Она засмеялась и сказала, что я, наверное, очень отчаянная девушка, раз решаюсь связать с тобой свою жизнь, потому что ты… это она так сказала… ни одной юбки не пропускаешь…
Я молчу. Выражения лица в темноте не видно. Не дождавшись моей реакции, Наташка продолжает.
— Ещё она пригласила меня к себе, если я хочу узнать о… ну… о твоих… Короче, я всё бросила и побежала. И увидела тебя, выходящим от неё…
— И не захотела поговорить со мной, да?
— Я поднялась к ней, но она выглядела очень растерянной или испуганной и… сказала, что всё мне наврала. Она извинилась и не стала со мной разговаривать. Сказала, правда, где тебя найти, объяснила, как сюда пройти и всё…
— И что ты хочешь от меня, Наташ? Объяснений или клятв? Чего?
— Не знаю, — упавшим голосом отвечает она. — У меня сложилось впечатление, что ты её запугал.
— Я тоже не знаю, что тебе сказать. Я же тебе уже всё рассказал и объяснил. С моей стороны ничего не изменилось. Я тебе сказал, что не изменяю. Таких, как Валя знаешь сколько? И многие хотят залезть мне в штаны. И они могут звонить и говорить гадости. А ты будешь верить и бегать к каждой из них? А потом заставлять меня клясться, что у меня с ней ничего не было и поэтому она бесится? Так не пойдёт, Наташ. Ты так сама с ума сойдёшь и меня сведёшь.
Мы подъезжаем к дому.
— Так, к приходу гостей я постараюсь быть, но сейчас у меня безумно важное дело. И мне надо его закончить, иначе могут пострадать люди. Наташ. Всё.
Я наклоняюсь, целую её в висок и хлопаю по плечу Пашу:
— Можешь выключать. Поехали в КГБ. Наташ, беги домой, я скоро.
Михал Михалыч внимательно слушает всю историю, которую я рассказываю Злобину и только крякает время от времени. Аппарат включён на громкую, поэтому он тоже участвует в разговоре.
Злобин выслушивает всё спокойно и задаёт наводящие вопросы.
— Хорошо, говорит он, когда я заканчиваю. Молодец, что вскрыл этот клубок, но на будущее, сразу обращайся к Радько. Михалыч, ты там?
— Здесь, да, — отвечает тот.
— Смотрите, что я думаю. Сейчас забирай этих журналистов и вези на конспиративную квартиру. Пожалуйста, давай только без своих спецметодик, понял?
— Понял, — неохотно отвечает Радько.
— И работай с ними. Оставь сотрудника, чтоб они между собой там ничего не придумывали и вербуй. Егору этим заниматься не надо, он и так у нас на все руки от скуки. Выясняй заказчика и выпускай в жизнь. Будем с ними работать. По материалам подумаем, что им выдавать. Только смотри, об этой операции ни одной живой душе, только мне.
— И мне, — вставляю я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— И главное, чтобы до Гурко не дошло. Не знаю, он за этим или нет, если и он, то не сам, а кто там дальше по цепочке, надо пощупать. Вот и будем щупать. Я подберу им здесь куратора надёжного. Всё. Всех с наступающим.
— Два момента, — уточняю я.
— Говори.
— Во-первых, надо, чтобы Снежинский сестре позвонил, а то она ментов на уши поставит, если ещё не поставила. А, во-вторых, вопрос, кто стрелял, остаётся открытым. Я к его разгадке не приблизился. Печёнкин тут имитирует бурную деятельность по раскрытию, но он точно ничего не раскроет.
— Миша, — говорит Злобин, — этим делом тоже займись. А я тебе после праздников пришлю следака толкового на подмогу.
На этом заканчиваем. Желаем друг другу всех благ и расходимся. Я возвращаюсь к Снежинскому. Туда же приедет бригада.
— Ну что, Эдик, — спрашиваю я. — Ты надумал?
— Мне нужно в туалет, — отвечает он и выглядит осмелевшим, видать что-то там себе решил. — А ещё мне нужны гарантии, что ты мне не вышибешь мозги.
— Решил, значит, торговаться. Дурак ты Эдик, и уши у тебя холодные.
Я собираю все найденные материалы и упаковываю в сумку. Оружия, разумеется, в квартире нет. Вскоре приходят кагэбэшники. Они оперативно забирают Снежинского и юнкора Шарманжинова. А нас они просят покинуть квартиру. Ну что же, каждому, как известно, своё.
Я выхожу с ребятами и захожу с ними в «пазик».
— Парни, — говорю им я. — Сегодня я увидел сплочённую и профессиональную команду. Толян просто артист. Вы все красавцы. Виталий Тимурович всем участникам операции выдаст премию. Но я не об этом. Не всё можно измерить деньгами, и вы об этом знаете лучше многих. У нас с вами много дел, но главное, что нам предстоит — это сделать нашу с вами Родину лучше и чище. Не буду агитировать и произносить пафосные речи. Поздравляю вас с наступающим годом. И пусть в жизнь каждого из вас он принесёт счастье и любовь. С праздником! И давайте почтим память Миши Леонтьева. А потом мы за него отомстим.
Когда я захожу домой, все гости уже в сборе.
— Явилась пропажа! — весело говорит мама. — Мы уж хотели в бюро находок звонить.
Все радостно смеются. Кроме Наташки, но она хоть и не смеётся, трагедии в её лице я не вижу. Она поглядывает исподтишка и отводит глаза, когда я на неё смотрю, но вроде ничего особенно страшного. Надеюсь, она нужные выводы сделала.
— Андрюха, здорово! — обнимаю я Трыню. — Как житуха?
— Нормас! — отвечает он словечком из лексикона моей неблагодарной дочери.
— Давайте к столу! — приглашает мама.
— Лариса Дружкина! — обращаюсь я к ней, когда все рассаживаются. — Привет! Сто лет тебя не видел. Ну как, капитан не обижает?
Она смущается от всеобщего внимания. Да и Гена тоже выглядит смущённым.
— Ты это… не цепляйся… — говорит он. — Нормально всё у ней.
— А у тебя самого? Дочь благословила? Наташ, ты папе разрешила с Ларисой встречаться? Смотри, девушка хорошая, заботится об родителе твоём.
Наташка постно улыбается и тихонько пинает меня под столом.
— Ой! — стенаю я. — Сломаешь ногу!
Все хохочут.
— Ну всё, тут свои заморочки, там свои, — смеётся мама. — Если у них уже подстольная сигнализация налажена, всё с ними ясно.
Хотел бы я, чтобы всё было ясно… Наташка вздыхает, тоже, кажется, ясности хочет.
— Пришёл Егор, — улыбается отец, — и над всеми посмеялся.
— Я не над всеми, пап, ты чего. Ну, подколол немножко кое-кого. Но это, чтоб они расслабились, и перестали напрягаться.
На меня самого накатывает такая волна расслабона, что я превращаюсь в настоящий кисель. Внешне это пока незаметно, но после напряжения сегодняшнего я отмякаю в сердечной и радостной обстановке дома. Платоныч тоже на меня посматривает. Почти как Наташка. Кажется, он чувствует, что меня отпускает.