Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх

— Чего это вы их вспомнили?.. Я вот совсем не думаю.

— Да ладно, — сказал он, — если не о них, то все равно о них, пусть даже у них другие имена и приче­ски, зато все равно это они. Могу порекомендовать...

— Заткнитесь, граф, — сказал я в раздражении. — Недоставало, чтобы мне еще и баб рекомендовали!

Он поклонился.

— Нет-нет, Ваше Величество, что вы... Я уве­рен, что в женщинах вы разбираетесь лучше, чем в политике, в которой, если честно, не разбираетесь вовсе.

Я засопел, это наглая ложь, в политике я вообще орел, но Альбрехт и не пытается что-то доказать или опровергнуть, просто растормашивает меня, чтобы не зацикливался на одной-единственной идее, способ­ной свести с ума.

— Ладно, — сказал я, — Маркус подождет, вы пра­вы. Все равно еще не готовы, маяк пока что растет, как непонятный гриб.

Он посмотрел искоса.

— Присматриваете?

— Чувствую, — отрезал я. — Такой вот я чувстви­тельный! Баб не чувствую, а маяк за триста или сколь­ко там миль чувствую.

— Повезло нам с государем, — ответил он.

— Не язвите, граф, — сказал я строго. — Я уже весь в язвах. К счастью, пока невидимых, но я их чувствую. Мне кажется, там в зале недостает перемешивателя?

— Перемешивателя?

— Ну да, — сказал я, — как повар перемешивает большой такой цветной суп в большом котле.

В самом деле, отдельно вестготцы, армландцы с турнедскими военачальниками, в сторонке группа могущественных сен-маринских лордов, чье богат­ство многократно превосходит королевское: Чарльз Фуланд, которому я привез похвальные новости о его единственном сыне, Арчибальде Вьеннуанском, Рудольф Герман Лотце, Вильгельм Рошер, лорд Карл Людвиг Кнебель, заметно растолстевший Оскар Ла- убе, всегда сдержанный лорд Бенедикт Карберидж, барон Френк Ховард, юный отпрыск знатного рода Холбергов, верховный лорд Джералд Бренан, лорд Джеймс Гарфильд, лорд Уильям Дэвенант и лорд То­мас Фуллер, все из богатых и влиятельных родов, но, как вижу, не растерявшие хватки и проницательности, не сделали ставку на Вирланда, а ушли в тень, сейчас явились и сказали, что верили в мою победу. Что ж, а я верю им, как же иначе, так что они по своему могу­ществу и влиянию все так же будут занимать высокое положение и оказывать заметное влияние на жизнь в Сен-Мари в тех рамках, которые я очерчу.

Граф Фортескью и несколько знатных сен- маринцев, что не просто на моей стороне, но и на службе, тоже держатся чуточку обособленно, хотя вежливо общаются как с завоевателями, что не заво­еватели, так и с теми, кто признал это завоевание за­конным.

По моему приказу пригласили также старшин гильдий, в том числе из Тараскона, хотя во избежание слишком уж заметного недовольства я распорядился посадить их в дальнем конца зала и за столами, по­крытыми простыми скатертями из грубого полотна.

Уже прибыли несколько глав гильдий оружейни­ков, кожевников и бронников, все в настолько доро­гих шелках, что не всякий знатный лорд может себе такое позволить, на груди каждого скромно позвяки­вают массивные золотые цепи с драгоценными кам­нями, что говорят об их ранге. Узнаю лица мастера Френка Мазона, главного художника верфи, за ним заняли места главы гильдий строителей, плотников, вон медленно и важно садится мастер Эльбеф, старей­шина гильдии оружейников, зал оглядывает угрюмо и настороженно, это впервые их, простолюдинов, при­гласили в королевский дворец на пир.

Я вспомнил дом Лоренса Агендера, верховного гла­вы совета гильдий и цехов, где все комнаты спокойно и уверенно говорят о достатке такого уровня, какой далеко не все высокородные лорды имеют, а большой обеденный зал, где он трапезует с семьей и принимает за столом гостей, блистает роскошью и великолепием, кресла оббиты дорогой тканью, посуда из серебра и золота...

Последним подошли мастер Пауэр и мастер Ло­ренс Агендер, я проследил, как усаживаются, бросил Альбрехту:

— Бдите, граф. Я поприветствую гостей.

Он проследил за моим взглядом, поморщился.

— Этих... ремесленников?

— Граф, — сказал я, — они создают богатство, ко­торым мы распоряжаемся.

— Ну и что?

Я улыбнулся.

— Граф, я хочу чтобы Сен-Мари стала еще богаче.

Все-таки Альбрехт, думал я по дороге в общий зал,

рыцарь до мозга костей. Все понимает, но все же об­щаться с ремесленниками считает для себя зазорным. Люди благородного происхождения одно, неблагород­ного — другое.Я нарочито зашел с другой стороны, вроде бы что­бы пройти весь зал, но тем самым двинулся вдоль сто­лов, где расположились самые незнатные.

Главы гильдий подхватились, не зная еще, как дер­жаться, начали вразнобой кланяться.

Я остановился, сказал легко:

— Мастер Эльбеф, что-то вы похудели...

— Благодарю, Ваше Величество, — ответил он сдержанно, голос его звучит привычно угрюмо, рас­сматривает настороженно, сам все такой же кряжи­стый и жилистый, настоящий оружейник, а не ка­кой-нибудь, тьфу, ткач или ювелир. — Работы и забот много...

— Будет еще больше, — заверил я жизнерадост­но. — Помните о своей свободе создавать предпри­ятия, чтобы королевство развивалось как можно бы­стрее!.. Ищите новые полезные ископаемые, выплав­ляйте руду и... все для развития! Про флот молчу, это приоритет, знаете.

Они кланялись, мастер Пауэр сказал просительно:

— Вы уж больше не оставляйте королевство без своей твердой руки, Ваше Величество!

— Теперь не оставлю, — пообещал я.

В зал вошел крупный вельможа в сопровождении богато одетых лордов, величественный и спесивый, его сразу встретили поклонами и увели за один из столов, мастер Пауэр проводил его почтительным взглядом и сказал мне шепотом:

— Это сэр Герниэльт Делстэйдж. Его род идет от того самого рыцаря, который прибыл в эти земли пер­вым и подписывал с местными дикарями договор о создании первого Арндского королевства!

Мастер Лоренс Агендер пробормотал:

— И что? А мой тянется от того, который прини­мал десять заповедей и подписывал договор с обяза­тельствами следовать им.

Мастер Эльбеф спросил, любопытствуя:

— А это было раньше или позже?

А мастер Френк Мазон, главный художник верфи, самый грамотный, поинтересовался:

— А что за десять заповедей?

Мастер Агендер посмотрел на них волком, не зная, всерьез ли такое невежество в мире или только в про­свещенном Сен-Мари, а я засмеялся, не пропустив шуточки, похлопал главу ювелиров по плечу и пошел через зал к своему месту.

Когда-то давно, когда устроили вот такой пир и с такими важными лордами, я шел робко и трусливо, как кролик, но старался держаться важно и с достоин­ством, я же победитель варваров, спас Геннегау от их нашествия, а что сам захватил его для себя, еще никто не знал, я был тогда всего лишь безвестным графом, сыном герцога Готфрида Брабантского, явившимся на его зов.

Сейчас этот шум и гам, эти спесивые рожи и пол­ные важности лица, все это не только привычно, да­же буднично, но вижу за этими личинами людей не всегда во всем уверенных, а если уверенных, но обя­зательно глупых.

Дорожка из красного бархата ведет через зал к по­мосту у дальней стены, там отдельный стол для мое­го величества и еще с десяток кресел, где сядут мои ближайшие соратники. Увы, в этот раз не сядут, боль­шинство пока что разбросаны от Сакранта до Вели­кой Улагорнии, где спешно возводится Ричардвиль, а здесь со мной только Норберт, Альбрехт да оба тур- недских лорда: Мандершайд и Мансфельд, а осталь­ные военачальники рангом помельче расположились в зале.

Зал залит огнями, я велел не скупиться на свечи, так что горят как люстры по всему залу, так и светиль­ники вдоль стен, а еще и большие свечи на столах, всаженные в массивные подсвечники, каждый про­изведение искусства.

На столах, как и водится среди пирующих муж­чин, на блюдах целиком зажаренные кабаны, олени, косули, гуси, это основа любого пира, присутствует рыба и всякая мелкая птица, но это как бы добавка, а вообще-то мужчины должны грубо жрать жареное мясо, громко хохотать и хвастаться, демонстрируя грубую силу и выживаемость.

Снизу доносятся удалые выкрики, звучат заздрав­ные тосты, поднимаются мощные ароматы жареного мяса, острых специй, мужского пота, а наверху на хорах в одиночестве корпит с лютней в руках ярко и пышно одетый молодой красавец с длинными ухожен­ными волосами и бледным лицом. Щипнув за струну, прислушивается, делает на бумаге некий значок, мало похожий на ноту, снова дергает и прислушивается, на­клонив голову, к этому жужжанию.

Я постоял в проеме двери, наблюдая за ним, а ког­да он чему-то насторожился, сказал жизнерадостно:

— Ты всегда в работе, Велазарий.

Он вскочил, поклонился.

— Ваше Величество! Такая честь...

Я отмахнулся.

— Брось. Творческие люди выше всех королей и всяких там императоров. Дворец может существовать без короля, но не без придворного поэта! Жизнь — это быстрая еда и долгая работа, а кто не работает, тот ест не только в перерывах. Работай за троих, и трое выпьют за тебя, как вон сейчас в зале...