Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх

Ухмыляясь, они вышли, тут же в кабинет вдвинул­ся сэр Жерар, произнес бесстрастно:

— Ваше Величество! Граф Фортескью по вашему вызову.

Граф вошел быстрыми шагами, поклонился, не­привычно поджарый, но не худой, а я видел его и сы­теньким розовым кабанчиком, и худым, как гвоздь, узником тюрьмы Кейдана, а сейчас он с двумя шра­мами на щеке выглядит бывалым воином, хотя, как помню, в боях никогда не участвовал.

Он старался держаться невозмутимо, как и поло­жено дипломату, но счастливая улыбка уже раздвигает губы, делая рот шире.

— Граф, — сказал я, — Господь долго терпит из ми­лости, давая нам возможность раскаяться и по воз­можности исправить ошибки. Но если этого не де­лаем, он бьет больно. Сэр Рюккерт, ярый сторонник узурпатора трона герцога Вирланда и человек, отхва­тивший у вас почти половину ваших земель, бежал со своими людьми в сторону границ с Вестготией... как будто туда можно попасть иначе, чем на моих кораб­лях!..

Он спросил осторожно:

— И где он теперь?

Я поморщился.

— А где он может оказаться? Сопротивлялся аре­сту довольно мужественно, надо признать, как и его люди. Сдались только слуги и двое оруженосцев. Остальные пали в бою и были похоронены там же на морском берегу, где волны быстро смыли все следы.

Он спросил, не сводя с меня испытующего взгляда:

— Значит, отныне...

— Таким образом, — сказал я и перекрестился, — по воле и мудрости Господа нашего его замок и его земли присоединяются к вашим, что очень удобно, вы соседи. Но это дело обыденное, с этим даже не поздравляю, однако мои люди подсказали, что ваше мужество и верность принцу Ричарду должны быть отмечены и в титуле.

Он округлил глаза.

— К примеру, — сказал я, — мне всегда нравился титул кирхенфюрста... но самому, к великому сожале­нию, так и не удалось им побывать, хотя хотелось... гм, мне все же кажется, вы не слишком кирхен... так что может быть, ландесфюрста?.. Им я тоже не бывал, не повезло... И звучит, и ни к чему не обязывает...

Сэр Жерар произнес ровно:

— Ваше Величество, осмелюсь подсказать, предан­ным вам людям стоит жаловать и придворные долж­ности. Они мало к чему обязывают, но дают возмож­ность вращаться при дворе, оказывать какое-то влия­ние, поддерживать ваши начинания...

Фортескью промолчал, скромно опустив глазки, я подумал, переспросил:

— А что вы предлагаете? Обер-гофмейстера, то бишь гран-мэтра де ла кур или же обер-гофмаршала?

Жерар произнес так же мрачно:

— А чего мелочиться? Можно сразу камергера. Это высшая должность при дворе, а делать ничего не при­ходится.

Я посмотрел в изумлении.

— Вы серьезно?

— Вполне, — подтвердил он. — Камергеров может быть несколько. Все нормально с точки зрения права и законов..

Я подумал, повернулся к замершему Фортескью.

— Граф, сэр Жерар абсолютно прав. Жалую вам титул ландесфюрста, а также придворную должность камергера. Мне кажется, в Сен-Мари ландесфюрсты вообще не водились, так что вы первый и единствен­ный! Это повод гордиться и задирать нос перед те­ми, кто на вас посматривал свысока. На ближайшем торжественном приеме я вам пожалую официально. Нужно, чтобы присутствовала вся знать королевства... А теперь работать, работать, работать!.. Устраивайтесь

247

Гай Юлий орловский

там внизу, быстренько наберите помощников. Работы будет больше, Куно вас введет в курс дела.

Он широко улыбнулся в ответ на смену моего по­кровительственно-ласкового тона на суровый и тре­бовательный, поклонился и быстро вышел, уже весь собранный и переполненный идеями, как быстро на­ладить работу Министерства.

Он еще не знает, мелькнула мысль, что это будет Министерство не Сен-Мари, а чего-то такого, что я сам еще масштабы вижу весьма смутно и нечетко.

Еще в первый же день переезда в бывший дво­рец Рюккерта перетащили из королевского дворца и установили в моем кабинете зеркало в мой рост, че­рез которое могу выйти из точно такого же в Савуази, Брабанте и даже в подвале леди Элинор. Кстати, его забрать нужно обязательно.

Пусть у этих зеркал и меньше возможностей, чем у Зеркала Горных Эльфов, однако эти быстрее наби­рают энергию для следующего переноса. А Кейдану ни к чему.

Эх, не забрать пентаграмму аббата Дитера... Если бы только пентаграмма, ничего нет проще, но это же вскрывать пол и вытаскивать девайсы... Хотя, конеч­но, можно предупредить Кейдана, что перебираться на новое место буду долго и трудно, здесь прижился, кое- что вмонтировал в стены из фамильных ценностей, которые просто обязан забрать по завету предков.

Пентаграммы установлены в Геннегау, Савуази, Варт Генце, Скарляндии и Ламбертинии, а вообще я дал аббату Дитеру самые широкие полномочия, пусть роется по всем загашникам монастырей и собирает из деталей эти странные и непонятно как работающие порталы.Вообще-то могу перемещаться еще браслетом Гон­ца, хотя он признает только эльфов, есть еще возмож­ность с помощью Подземного Вихря, а также недавно найденный способ с Эркхартой.

Так что не сказать, что не ищу варианты, все время ищу, почти всякий новый лучше предыдущих, но все- таки далеко до желаемого...

Альбрехт заскочил на минутку, сказал свистящим шепотом:

— Ваше Величество!

— Ну?

— Вы забыли о самом главном.

Я насторожился.

— О чем? О Маркусе я все время помню.

Он отмахнулся.

— Да что там какой-то Маркус, кто о нем думает? Я говорю о пире в честь победного возвращения!.. Это нужно и нам, и побежденным.

Я вздохнул.

— Да, конечно. Организовывайте.

Для пира вообще-то подходит любой повод, но на­ше победное возвращение — куда уж более, потому слуги открыли все закрома Рюккерта и начали таскать в главный зал, где могущественный лорд обычно при­нимал важных гостей и похвалялся богатством и вли­янием.

В большом зале на уровне второго этажа три бал­кона, один для оркестра, второй для стражи, а третий ведет из моих покоев, что включают в себя как спаль­ню, так и кабинет, библиотеку, рабочие комнаты.

Сейчас я тихонько встал в дверном проеме, чтобы никто не заметил снизу, и наблюдал, как заполняется зал.

Кроме моих немногих лордов, в первую очередь Альбрехта, Норберта, Мансфельда и Мандершайда, несколько знатных рыцарей из их армий. Так что я окружен по большей части турнедскими героями, а также вестготскими, что прибыли на кораблях, гото­вые для яростного штурма города.

Сейчас они, несколько разочарованные, что не стяжали воинской славы и не совершили великие подвиги, с другой стороны, плоды победы достались им легко, и все благодаря умелой дипломатии их сю­зерена, который ведет их от победы к победе.

Барон Эйц тоже за столом, ему я просто велел при­сутствовать, объяснив, что нас, армландцев, и так ка­пля в этом людском море, а сен-маринцы хоть здесь вроде бы все наши лояльные сторонники, но все же их слишком много, слишком...

Послышались шаги, нарочито громкие, это Аль­брехт предупреждает о себе, все-таки в моих личных покоях, куда доступ пока открыт, а потом даже бли­жайших друзей гвардеец остановит строгим: «По ка­кому делу? Я доложу».

— Все начинается пиром, — сказал он, остановив­шись рядом. — А дальше плавно перетекает в дискус­сию, на кого бы напасть...

— Не будет таких дискуссий, — ответил я мрач­но. — Это муравьи бьются друг с другом, не замечая лесного пожара, а вот нам нельзя поднять головы, чтобы Маркус не напомнил о себе.

— Маркус, — проговорил он, лицо его потемнело, но вскинул голову и сказал с натужным оптимиз­мом: — Встречную атаку не проведешь, так что будем дожидаться, когда появится... А пока будем осваивать­ся. Как вам здесь?

— Во дворце? — спросил я. — Да мне как-то все равно, дворец или шатер... Вижу только, знакомых морд маловато.Он спросил понимающе:

— Вы о женщинах?

Я ощетинился.

— Что, по мне видно?

Он покачал головой.

— Успокойтесь, Ваше Величество. Вы держитесь как скала, поросшая мхом. Зеленым таким, доброт­ным. Даже как бы с плесенью. Хорошей такой плесе­нью! Как на сыре. Просто ваше состояние естествен­но и понятно...

— Что вам понятно?

— Женщине нужен мужчина, — ответил он, не от­рывая взгляда от толпы, — мужчине нужны женщи­ны... желательно все на свете.

— У вас и запросы, — сказал я. — У меня поскром­нее. Я уверен, что верно и преданно человек может любить не больше трех-четырех женщин. От силы семь-девять...

Он грустно улыбнулся.

— Но жизнь такова, что и на одну не у всех хватает времени, сил, денег, решимости. Зато кому-то доста­ется больше, чем одна.

— Я тоже из тех, — отрезал я, — у кого недостает времени, сил и решимости. Господи, тут вот-вот Мар­кус рухнет на головы, а мы будем предаваться любов­ным утехам?

Он пожал плечами.

— Я разве сказал, предаваться? Так, перекусить на ходу. Не слезая с седла.

— Не снимая, гм, сапог со шпорами, — сказал я. — Ну да, это понятно...

— Розалинда, — сказал он без всякого перехода, — мирно и счастливо живет с мужем в далеком имении. Азагердию выдали замуж, как только вы отправились на север.Я проворчал: