Евгений Щепетнов - Здесь слезам не верят
Пятеро. Пятнистая форма, шлемы, маски, закрывающие лица, оружие – на плече и на боку. Фонари не горят, идут в кромешной темноте. Аура настороженности, внимания, готовности к насилию и угрозы.
Через стену. Не опасно.
Охотник снова закрыл глаза и провалился в сон.
– Эй, ты тут?! Эй!
Анька в ужасе начала ощупывать пространство вокруг себя, схватила что-то упругое, горячее… и завопила еще громче:
– Ай! Кто тут?!
Широкая ладонь закрыла ей рот, и Анька забилась, как рыба, вытащенная на воздух, не в силах противостоять могучему объятию. Еще секунда, и сердце ее бы разорвалось от ужаса, но… знакомый голос успокоил:
– Молчи. Нельзя шуметь.
Анька замерла, обмякнув, будто из нее выдернули скелет. Рука подержала ее еще немного, затем отпустила.
– Ты! – выдохнула Анька. – Да я едва не обмочилась от страха! Чего молчал-то?
– Спал.
– Спал он! – нарочито-возмущенно буркнула женщина. – Он спал, видишь ли! Слушай, как тебя вообще звать-то? Мы с тобой уже… хрен знает сколько, а я даже не знаю, как тебя звать! Как твое имя?
Охотник молчал, мучительно напрягая застонавший от боли мозг, затем оставил попытку вспомнить:
– Не знаю.
– Как это – не знаю? – искренне удивилась Анька. – Это как так? Ну, у тебя есть же имя! У всех есть имена! Я вот – Аня, Анька, Анна. А ты?
– Я не знаю! – неожиданно для себя резко и гневно сказал Охотник, и Анька отпрянула.
– Да чего ты? Я же просто спросила!
Она помолчала и вдруг обрадованно сказала:
– Поняла! Я поняла! Ты из этих… я видела по телевизору – люди не помнят, как их зовут, кем они были, как попали в это место! И ты такой!
– Какое место?
– Ну… разное место… – Анька не нашлась, что сказать, подумала пару секунд и добавила: – Ну вот кто-то вдруг оказывается на вокзале. Стоит и не помнит – кто он, откуда, документов нет у него – как узнать свое имя? Его в больницу – он там живет какое-то время, его показывают по телевизору, и семья находит! Здорово, правда?
– Нет! – Тон Охотника опять был резок, почти груб. – Никаких больниц! Никаких телевизоров!
– Ну это я так… просто рассказываю, что видела! – слегка обиделась Анька. – А ты опять сразу в бутылку лезешь! Обидчивый какой-то! Я же своя, я за тебя! Я всех за тебя порву! Ух, ты мой хороший… раненый… иди сюда, иди…
Анька нащупала плечо Охотника, прижалась к нему, положила на него голову и стала потихоньку гладить по лохматой макушке:
– Тебя, видать, в горячих точках ранили, да? Вот ты и забыл все… А может, инопланетяне украли? Опыты делали? Мутанта из тебя сделали? Ты не помнишь, может, был какой-то свет? Тарелка летающая, а? Расскажи? Мне так интересно! Я вот в детстве мечтала, что меня заберет летающая тарелка. Да, не смейся! Хотя – смейся, если хочешь. Я не обижусь… на тебя. В общем, мечтала, что тарелка заберет меня на другую планету, а там все такие умные, все хорошие, добрые. Они меня научат всяким наукам, я сделаюсь гениальной. А то еще какие-нибудь мне мутации сделают – вот как у тебя, чтобы чудеса всякие умела делать! А потом, лет через сто или двести, вернут меня на Землю. И буду я послом – между инопланетянами и нашей планетой! Иду я такая, вся красивая, в комбинезоне космическом, в скафандре в обтяжечку – и все на меня смотрят! На попку мою, на титечки! А я вроде как не замечаю! И президенты со мной за руку здороваются, и жены их – курвы раскрашенные – тоже! А президент Америки мне записку потом шлет, упрашивает с ним встретиться, потому что любит меня сильнее жизни! А я ему отказываю. Потому что у меня свой президент есть, российский! На хрена мне американский сдался? Эй, ты слушаешь? Уснул?
– Нет. Ем.
– Ага. Слышу. Ну и здоров же ты пожрать! Настоящий мужик. А мне ничего в глотку не лезет – не хочу есть, и все тут. Как подумаю о еде, подташнивает. Как думаешь, почему?
– Ты отравилась ядовитыми испарениями, я тебя вылечил. Теперь твой организм восстанавливает силы, но пока еще не восстановил. Как только процесс перестройки закончится, ты захочешь есть, и очень сильно. Так что нам скоро понадобится много еды.
– И откуда ты все это знаешь? Нет, тут точно без инопланетян не обошлось! Тебя научили лечить людей, научили колдовать, но ты потерял при этом память. Точно, я поняла. В общем, так, дам тебе имя, хорошо? Чтоб звать как-нибудь. А то ведь не могу я к тебе обращаться: «Эй, ты!» – ты же обидишься?
– Нет. Мне все равно.
– Но мне не все равно! Это невежливо! Опять же мы же не все время будем сидеть под землей, когда-то выберемся наверх, и тогда тебе все равно понадобится имя. Давай, я назову тебя… назову… хмм… Юра! Ладно? Будешь Юра! У меня в детстве был друг, мальчишка – Юрка Иванов, мы с ним где только не лазили! Хороший пацан был… жалко – уехал он потом куда-то с родителями, говорили, что вроде как на север. Но точно не знаю. Он мне письмо прислал, в любви признавался. Глупенький… ему тогда и было-то десять лет! И мне тоже… Ох, как давно это было… как давно! Тысячу лет назад! Если бы можно было все вернуть, если бы начать сначала!
Анька вдруг заплакала навзрыд, сама не поняла почему. Каланча уже давно не плакала, если только от боли. А вот Анька… она будто вернулась в детство, туда, где деревья были большими, мороженое вкусным, а водка горькой и противной. И стало так жалко себя, так жаль свою загубленную жизнь, что Анька зарыдала, как по покойнику.
Нет, она даже на похоронах родителей так не плакала, а вот поди ж ты… едва не заголосила, как штатная кладбищенская плакальщица.
Тяжелая рука вдруг опустилась на ее голову, погладила по затылку, но Анька, вместо того чтобы успокоиться, зарыдала еще пуще, и рыдала минут десять, то затихая, то восходя к вершинам своего несчастья. Потом замолкла, но долго еще всхлипывала, дергаясь всем телом, и Охотник, а теперь Юра Иванов, тихонько поглаживал ее и похлопывал, будто знал, как надо поступать с плачущими женщинами. А может, и знал, да забыл, и теперь разрозненные воспоминания прорывались через искалеченные каналы в мозге – с трудом, со скрежетом, но пробивались.
Поплакав, Анька и правда захотела есть – ужасно, до колик в животе, до воя, и следующие двадцать минут жадно поглощала то, что осталось в сумке с продуктами. Осталось не так уж и много, можно сказать – ничего, но когда Анька отвалилась от «стола» – сытая и довольная, как бегемот в грязной луже – жизнь стала казаться не такой уж и пропащей.
Вот встретила же она все-таки своего принца? Золотоволосый, голубоглазый, мутант-колдун – вот так вот вам всем! Съели?! Хрен ли эти олигархи?! Если как следует взяться за мужика, можно его сделать таким олигархом – самым олигархическим из олигархов! Ну… по крайней мере так всегда говорилось, мол, при хорошей бабе и мужик сделается правильным!
Кстати – да, если бы мать вместе с отцом не пила, если бы охаживала его по башке скалкой, когда он подносил ко рту рюмку, живы были бы до сих пор. Оба. Мда…
– И что будем делать дальше? – спросила Анька, устраиваясь поудобнее под боком у мужчины. – Куда пойдем?
– Нам нужна еда. Много еды. Я не восстановил силы, и ты тоже. И мне в будущем потребуется много еды, часто питаться. Потому нужно искать хорошую, сытную еду. Иначе будет плохо.
– В ресторан! Вкусная и сытная еда! – хохотнула Анька. – Заходим, заказываем баранину со специями, картошку на гриле, утку с яблоками и шампанского! Нет, шампанского не будем (Анька вдруг представила, как блюет на официанта, на стол, и содрогнулась). Просто еды. Много! Сидим, слушаем музыку и едим, едим, едим… А потом идем в гостиницу – снимаем номер, ложимся в постель… Нет, вначале в ванну! Хочу ванну. Горячую такую! А ты мне спинку потрешь. Потрешь, а? И не только спинку…
Анька прижалась еще теснее, ее рука невзначай легла на живот Охотника, потом ниже… и была поймана ручищей хозяина живота:
– Думай, как нам добыть еду. Я забыл. Не помню. Как можно добыть еду? Деньги. Где взять деньги?
– У меня есть цепочка, – вдруг вспомнила Анька. – Когда ты завалил Механика, я у него цепочку сняла. Похоже, золотая. Сдам в скупку, и будут деньги! И поедим! Кстати, можно и так – выбраться наверх, подождать какого-нибудь прохожего и забрать у него деньги! Ты здоровый, любого осилишь! Только поймают ведь все равно, посадят. Всегда ловят. Когда серия грабежей пойдет, сюда столько ментов нагонят – дыхнуть нельзя будет! Не, не пойдет. Да и жалко людей. Представь, вот так – ты работал, работал целый день, всяких уродов облизывал… хмм… то есть мешки таскал, копал там или лес валил, а какой-то придурок взял и забрал у тебя все! Да еще и по башке надавал! Нехорошо это.
– Нехорошо, – эхом откликнулся Охотник. – А если это нехорошие люди? Как Механик?
– Тогда, да! – не задумываясь, ответила Анька и сладко потянулась. – Только как ты узнаешь, хороший он или плохой, если идет мимо и к тебе не пристает? Вот если пристал, начал грабить – тогда да! Можно его и завалить. И даже нужно! Мир будет чище, вони меньше. Вообще, знаешь, шпаны меньше стало. Ей-ей, спокойнее по улицам ходить. Вот если бы это были девяностые годы, и даже начало двухтысячных – тогда да. По улице пройти нельзя было – темно, грязно, ямы и помойки. Люди злобные! А как быть добрым, когда ты голодный? Особенно, когда мимо едут на дорогих машинах всякие там богачи. А теперь – чистота, порядок, везде улицы мостят, строят. У меня раньше клиентов было – просто не протолкнуться. А теперь что? Пусто! Свалили все на периферию, говорят, менты здесь щемят не по-детски!
