Шапка Мономаха. Часть II (СИ) - Вязовский Алексей
Тот его напутствовал, назначая на должность:
— Ты старайся, паря, старайся, авось до подпрапорщика дорастешь – в полках унтер-офицеров недобор.
Сенька и рад стараться. Взвод отдыхает, отобедав кашей и запив ее квасом, а молодой ефрейтор времени даром не теряет. По своему почину занимается ружейной экзерциции под свою же собственную команду:
— Фузею к заряду! Открой полки! Вынь патрон! Скуси! Сыпь порох на полки! Закрой полки! Обороти на правую сторону! Патрон в дуло! Вынимай шомпол! Прибей заряд! Шомпол в ложу! Взводи курки!
Или отрабатывает действия часового при несении караула.
— Кто идет?! Кто идет?! Говори – убью! Рунд! (2) Пароль? Если сей пароль справедлив, надлежит уведомить своего офицера вслух, что рунд справедлив, офицер командует: “На караул рунд приступи!”
— Ой, Сенька, животы с тобой надорвешь! – потешались над ним все взводом.
А он и ухом не вел. Выкраивал каждую свободную минуточку, чтобы еше и еще себя проверить, довести все приемы до автоматизма.
Со свободным временем напряжно. Занятия шли безостановочно. Утренняя экзерциция для укрепления тела – бег, лазанье по деревьям, странная забава под названием «полоса препятствий». Потом строевые занятия – отрабатывали разные перестроения: из колонны в цепь, из цепи в каре, рассыпной строй, косой плотный строй… Далее работа с фузеей и стрельбы. В самую жару – школа.
Да-да, егерей учили грамоте. Преподавала бывшая дворянка с глазами как у олененка – пугливая и несчастная. Но старательная. И добрая. Не то, что старый служака-капитан с ногой на деревяшке, что вел в соседнем классе занятия для господ офицеров разного звания, вплоть до хенеральского. Тех тоже учили – только не письму, которое они уже знали, а разным премудростям.
Ихний учитель, чистый зверь, как заорет басом на ученика, не глядя на евоный чин:
— Отвечай-ка мне правила, по которым всякий офицер военную службу с полным удовольствием продолжать может.
Ученик с одной золотой пуговицей на обшлаге – Сенька уже знал, что сие равно званию бригадира – начинал бубнить под смешки товарищей:
— Учается офицер всячески как из великих примеров, так и из погрешностей полководцев…
Пименову интересно, конечно, уши бы погреть. Но куда там! Своих забот полон рот. Пришла пора двигать в цейхгауз получать форму на весь взвод вместе с другими ефрейторами.
Каптенармус, плутяга, Сенку посчитал слепышом, сунул ему сапоги худые и куртки в дырьях.
Уральский паренек всякого в жизни повидал, оттого и возмутился:
— Ты кто еси? Пошутить мастер аль с обмана живешь? Меня не проведешь. Выдавай все честь по чести.
— Что всамделе с пустяком ко мне липнешь?
— Какой же это пустяк? Куртки – ладно, заштопаем. А с такими сапогами солдату беда.
Унтер помытарил его для порядку, но связываться не стал – поменял сапоги на новые. В капральстве Сеньку сразу зауважали.
Разобрали новую форму, приоделись и давай друг перед другом гоголя строить. Было, было на что посмотреть. Или посмеяться. Уж больно Зарубинские егеря от всего войска отличались. Даже от егерей из регулярных полков.
У тех ведь как? Короткий зеленый камзол, шнурком гарусным обшитый, и штаны опять же зеленые, суконные, в обтяжку, сапоги короткие. Галстук черный, манжеты белые, вместо шляпы картуз зеленый, вместо епанчи шинель, портупея из яловичной кожи, патронный ремень, а для похода ранец и водоносная фляжка. Особо выделялся картуз, формою и величиною был совершенно такой, как в пехотных полках у извощиков, но имел тулью и внутреннюю сторону обоих отворотов обшитые зеленым сукном, а края отворотов – зеленою, с гарусною тесьмою. Отвороты сии пристегивались к тулье пришитыми с внутренней их стороны зелеными петлями из шерстяного шнурка, а в промежутке между ними, на левом боку тульи, прикреплялись, как у мушкетерских шляп, петля из зеленого шнурка, небольшая медная пуговица, бант из белого, шерстяного галуна, и белая же, шерстяная кисть, в виде султана. Легкая и красивая форма.
А у зарубинцев… Егерские шинель, сапоги, портупею и патронный ремень им оставили. Вместо тесного кафтана выдали свободные куртки, штаны в обтяжку сменили на шаровары, похожие на младших братьев запорожских, а голову полагалось прикрывать так называемой «панамой», которую тут же окрестили карпузом.
— Те в лагере, кто над вами смеется, ничего в егерском трудном деле не понимает, – распинался перед взводом фурьер. – Как в амбускадах лежать, коли султаном аль белым манжетом врагу себя выдашь? Пошто вам, дурням, галстух и бант? К девкам бегать на свиданку? Как на дерево полезете в тесных штанах? Конфузия могет выйти. Сам царь-батюшка повелел вас так нарядить, чтоб, значицца, свободу вам не стеснять в перебежках чрез авантажнийшие места в лесу и на пасах. А что есть авантажнейшее место для егеря? То, где легче укрыться! В зарослях, на ветках деревов, в густой траве.
Сенька уже знал, что амбускадой по-военному прозывается засада, и правоту фурьерову принял всем сердцем. Хотя, конечно, яркая форма не помешала бы на марше через какую деревню. Кто ж в его-то годочки не захотел бы покрасоваться перед сиволапыми и особливо перед их дочерями?
Хуже всего приходилось ефрейтору на стрельбах. Сперва-то все шло гладенько. Он научился и правильную позицию выбрать самостоятельно – егерям такое доверие оказывалось, – и скусывать патрон, и быстро перезаряжать, и менять кремень, и чистить зарядное отверстие, и не воротить морду при выстреле, когда вспыхивал порох на полке – даже при сильном встречном ветре. Когда дошли до «цельной стрельбы», вот тут пошла незадача – на дистанции в 250 шагов его пули летели куда угодно, но не в мишень. Неделю мучился – да толку никакого. Вроде, целит, как полагается – в полчеловека, а ловко не выходит.
— Не я буду, коли огненную науку не одолею, – злился Сенька на очередном занятии и сильно колотил шомполом дурацкий патрон.
А потом ка-ак взвоет. Спину ему перекрестила палка младшего, седого как лунь, сержанта, главного на ротных стрельбах.
— Ты кудой лупишь шомпелем, собачий сын?!
— Патрон прибиваю! – жалобно простонал Пименов, спина-то огнем горела.
— По башке своей корявой с такой силой постучи!
— Да что не так-то?! Пошто надсмешки надо мною строишь?
— Ты сильным ударом порох уплотняешь и пулю из бумажного патрона вышибаешь. Порох взрывается хуже, а пуля у тебя в стволе не летит, а кувыркается, ударяясь о стенки. Вот и не можешь в цель попасть. А должОн и на триста шагов, и боле цельную стрельбу вести. Вроде, ты все по Уставу седлал – послал шомпель одним махом, чтобы оный не токмо заряд прибил, но до половины выскочил из дула-то. Однакожь опыт говорит обратное. Приучайся правильно заряжать – так, чтобы пуля из бумажки не выскочила и на свое место точнехонько встала. Пригодится, когда дойдем до наступных плутонгов. На ходу-то перезарядиться еще сложнее, чем на колене.
Сенька не заартачился. Встал и в пояс поклонился мастеру огневого боя за науку. И впредь все у него стало получаться не хуже, чем у дружков закадычных по роте. Со многими успел перезнакомится за первые четыре седьмицы лагерного бытия.
Самая страшенная экзерциция – сквозная атака. Егерей-рекрутов к ней долго не допускали, но посмотреть разрешали.
Жуть жуткая! Свалка! Две линии, примкнув штыки, бегут друг на друга. Пороховые выстрелы, хорошо хоть без патрона, крики офицеров «В штыки!», пушки палят, все в белом дыму. Бывает, пускают на строй и лошадных мужиков, кавалерией прозывающихся.
— Эки-то страсти! – бледнел Васятка.
Сенька хоть виду не подавал, а самого дрожь изнутри колотила.
— Чем мы хуже остальных? Выдюжим. Это по началу так-то, боязно. Дальше легче пойдет.
На вольном воздухе спится сладко. Но на рассвете стучит барабан «Зарю!» Пора вставать и быстренько собираться. Сегодня Сенькин черед в караул заступать на подходе к лагерю. Первый его караул! Придется все пропустить, даже 9-часовую молитву.
Он быстро себя оглядел, проверил, не отстегнулась ли петелька на погоне, крепившая его к пуговице на воротнике. Полюбовался лишний раз на простенький – не золотой, как у унтер-офицеров – галун на все том же воротнике. Все нормально! Пора!
