Валерий Большаков - Сага о реконе
Бородин так засмотрелся, что припозднился заметить еще одну компанию, выскользнувшую из трюма на «Йотуне».
А вот его заметили – один из «диверсантов» вооружился ножом и уже хотел было метнуть, благо Бородин был мишенью не хилой. Но тут встал дед Антон. Он прикрыл Валеру, жестами показав швыряльщику, что он с ним сделает. Тот не обиделся, только глаза выпучил да осклабился в ухмылке типа «гы». Полминуты хватило, чтобы снять всех часовых, стерегших флот. Тогда-то и заговорили босые:
– Андотт Кузнец! Тебя ж убили!
– Не дождутся! – ощерился дед. – Кто это вас надоумил – корабли у противника тырить?
– Дык, конунг наш! С самого началу. Да чтоб не высовывались, говорит, ежели даже и бой зайдет, а все ждали своего часа.
– И дождались!
– А это кто, Андотт?
– Это внук мой, Роскви.
– Чуть не снял его!
– Я б тебе тогда бошку снял!
– Так я ж не знал!
– Ладно, хватит болтать. Швартовы отдать – и за весла! Берем только драккары, снекки отвязать, и пущай себе плывут!
С греблей вышли трудности – людей была нехватка. Садились по трое на каждый корабль – двое на веслах, один на руле. В четыре руки, конечно, драккар не шибко разгонишь. Но посудины были на диво ходкие – медленно, плавно, но шли. Все пять кораблей: и конунговы, и трофейные – неторопливо удалялись от берега.
– Хорошо, что тут эта… – выдохнул Бородин, загребая веслом. – Лесополоса! Сразу и не увидят, что без военно-морского флота остались!
Дед Антон хмыкнул.
– Перебьются!
– Лишь бы конунг их одолел…
– Одолеет! Хьельд, конечно, силушку былую подрастерял, но ума у него – дай Бог каждому. Вишь, что удумал – угонщиков засадил! Умно!..
– И… раз! И-и… два!
Мало-помалу драккары выплывали в залив.
Десять шагов разделило корму «Черного лебедя» и причал… Двадцать шагов… Пятьдесят… Сто…
Длиннотелая лодья потихоньку разгонялась, шум боя оставался за спиной, однако напряг не покидал Бородина.
Если только викинги заметят, что «Черный лебедь» да прочий зверинец уходит, они тут же кинутся в погоню.
Мигом настигнут, и… И он узнает, что бывает за угон драккара.
На середине залива Валерий испытал злую радость, торжество даже, и ту лихую легкость, что переполняет тебя, толкая на безрассудства.
Сэконунг ежели настигнет их, то не пожалует, но на чем ему теперь настигать?!
– Андо-отт! – прокричал диверсант с «Цверга». – Куда держать-то?
– Правь в Разбойничью бухту! – ответствовал дед. – Там у конунга хозяйство. По одному заплываем. Тьфу ты, заходим!
Северный берег Сильбрвика почти весь зарос соснами, лишь в одном месте среди зелени светлела вырубка и виднелась кузня – пока не подплывешь вплотную, не разглядишь.
– Загребаем! – скомандовал Андотт.
«Черный лебедь» медленно, плавно развернулся у самого берега, а после его острый нос раздвинул густые прибрежные заросли. Только не уткнулся в землю, а проследовал дальше, через узкий канал в укромную бухту.
С востока над тайной гаванью нависал серый утес, самая верхушка которого курчавилась зеленью.
– Гребем! Гребем!
Лодья сэконунга плавно приблизилась, потерлась бортом о мостки причала, будто ластясь, и замерла, отражаясь в неподвижной воде, как в зеркале.
– Швартуем!
Близ бухты обнаружился настоящий «промкомплекс» – и кузня, и канатная мастерская, и паруса тут шили, и всякую нужную мелочь из дерева вытачивали, и кожи мяли, и жир вытапливали[61].
– Эхой, Андотт! Принимай!
Дед ловко поймал канат, брошенный с «Цверга», и потянул на себя.
– Эй, кто живой есть? – заорали с палубы «Йотуна». – Выходи помогать! Свои!
Местные, не то трэли, не то свободные, преисполнившись великого почтения перед Грозными Похитителями Драккаров, выглянули из-за деревьев.
Распознав своих, они осмелели и всей толпой вышли помогать подтягивать да швартовать корабли.
Бухта была невелика, так что флотилия едва уместилась, а «Волку славы» суждено было кормой в протоку высовываться.
– Дед! А снекки?
Андотт почесал под подбородком, задумчиво глядя в небеса.
– Можно и возвернуться, – проговорил он, – пригоним. А можно…
– Сжечь их на хрен!
Босые, запаренные диверсанты загоготали.
– Верно! Пущай Гунульф полюбуется!
Вскоре небольшая четырехвесельная лодчонка отправилась в путь. Валера греб впереди, ближе к носу, дренг по имени Сигбьёрн загребал с кормы, а вся середина плавсредства была заполнена стружками и прочим горючим материалом. Отдельно лежал бурдюк с бараньим жиром.
Все для фронта, все для победы!
Людей на южном берегу видно не было, зато пыль над поселком поднималась – видать, сражение было в самом разгаре. Даже с середины залива можно было разглядеть за деревьями, что ворота – нараспашку. Стало быть, бой идет на улицах.
– Смотри-ка, уплыли далеко как! – пропыхтел Сигбьёрн.
В самом деле, «Вепрь волн» с «Морским конем» медленно кружились в кабельтове[62] от берега, да как бы не дальше.
– Подгребаем к кабанчику! – весело скомандовал Бородин.
Он первым высадился на «Вепря» и обшарил весь корабль.
На дне оружейного сундука завалялась пара наконечников копий с обломанными древками, а вот в маленьком ларчике под скамьей кормщика обнаружился маленький клад – стопка серебряных монет, тяжелая золотая цепь и гривна из того же драгметалла.
«Бонусы!»
Монеты Валерий пересыпал в пустой кошелек, а цепь с гривной, покачав в руке, повесил на шею, под рубаху.
– Поджигай! – услышал он азартный голос дренга.
– Й-а-а!
Огниво в опытных руках Сигбьёрна мигом сработало – занялись стружки, и Валера ногой сбросил их в трюм.
Веселые огоньки побежали по разлитому жиру.
– Хватит! Уходим!
На «Морского коня» Бородин забрался вторым и ничего стоящего в сундучках не нашел.
– Зарыли где-то, видать, – кисло прокомментировал дренг. – Или все с собой забрали…
– Вот с них и снимем!
– Хо-хо-хо!
Стружек нагребли щедро, не скупясь, еще и скамьи подложили сверху.
Гори, гори ясно!
Пламя вспыхнуло сразу, загудело, жадно облизывая сухое дерево.
Оттолкнувшись веслом от горящего корабля, Бородин смотрел как завороженный на пляску огня. «Вепрь волн» уже полыхал, клубящееся полотнище пламени поднималось высоко – выше мачты, если бы она стояла. Горела снекка почти без дыма, а потом зачадило – это занялись парус и кожаные снасти.
«Морской конь» разгорался еще пуще, полыхая с носа до кормы, вознося в небо наклонный столб искр и копоти.
– Жалко, – вздохнул Сигбьёрн.
– На войне как на войне, – сурово сказал Роскви.
Глава 28
Константин Плющ
Боевая ничья
Уходя от копейного тычка, Эваранди выгнулся так, что и Нео «матричный» позавидовал бы.
Моментом, как говаривал Семен, он гибко выпрямился, словно наклоненное недоброй рукой и отпущенное деревце.
Перехватив одной левой копье, за которое держался дренг в скособоченном шлеме, Костя рванул его на себя и принял бойца на меч.
Заскорузлый кожаный панцирь с бляшками клинок просадил мигом, взрезая накачанный пресс, кишки и прочую требуху. Дренг содрогнулся, уже и рот раскрыл, собираясь крик издать, но из глотки хлынула темная кровь, окатывая Плющу штаны – слава Богу, кожаные.
Дренг сникал и падал, Костя едва поспевал выдернуть меч из его нутра.
Поспел.
Знать, мало было просто родиться во фьордах, чтобы викингом зваться!
Не все тут боевые машины, переть на которые все равно, что на танк с голыми руками бросаться…
А тут опять копейщик и снова норовит тушку Костину будто на вертел насадить.
Плющ резко уклонился вправо и рубанул сбоку в шею, между кольчугой и краем шлема. Но дренг ему попался натасканный – он вздернул плечо и принял удар на выпуклую, гнутую пластину наплечника.
И тут же отскочил влево, щеря редкие зубы, разворачиваясь и целясь наконечником Плющу в лицо.
Ага, щас…
Топор Хродгейра втесался в дренга, словно колун в чурку. И не стало дренга.
– Близняшкам подсоби! – крикнул Кривой.
– Ага!
На Вагна с Хаддом насели сразу четверо ярящихся, утробно хэкающих при каждом ударе хирдманов.
Вдвоем близняшки уделали самого опасного, в дружине поседелого хольда, а после увидали Эваранди и ощерились весело – силы вроде как сравнялись!
Втроем они прижали людей сэконунга, да так, что тем и вздохнуть некогда было – бейся на пределе или сгинь. Чуть дашь слабину, сразу же удар пропустишь, и будет это последняя слабина в жизни.
Костя разгорячился по-настоящему именно сейчас, когда стоял плечом к плечу с Вагном и Хаддом и чувствовал, что эти обязательно прикроют, поскольку он свой, не сдадут, не бросят его, отступив.
А это какое же доверие надо испытывать, чтобы стоять заедино, полагаясь на товарища полностью и всерьез!
Вместе было легче одолевать противника, хотя выкладываться приходилось по-полной, через не хочу и не могу.
