Рейд за бессмертием - Greko
Даже Тамамшев после этих слов не удержался. Наклонившись ко мне, признался, что редкий грузин и армянин может так хорошо сказать!
Потом слово взяла Тамара.
— Любимый. Я много говорить не буду. Все, что нужно ты услышишь сегодня ночью!
Весь стол чуть ли не зааплодировал, вперемежку с одобрительным свистом и смехом.
— Пришло время нашего подарка. Не скрою, как жена, я хотела бы, чтобы он был другого плана. И, надеюсь, что скоро мы начнем тебе дарить те подарки, которые я хочу тебе дарить. Но, как жена военного, офицера, я понимаю, что этот подарок сейчас тебе более необходим, чем все остальные. Бахадур!
Бахадур оказывается уже стоял с каким-то ящиком в руках. Подошел ко мне. Передал. Как обычно, приложил ладони к сердцу. Мое же забилось с удвоенной силой. Я поставил ящик на стол, открыл его…
Моя прелесть! Моя «шоколадка»! Нет, шоколадище!
Мне подарили револьвер «Кольт Патерсон 1836»![4] Никакого кремниевого замка. Капсюли. Запасной барабан. Куча разных прибамбасов, с которыми еще разбираться и разбираться. Как и с самим револьвером. Где спусковой крючок⁈
Я схватил стакан. Тамара тут же положила руку мне на спину, чуть похлопывая, призывая сдержать слезы. У меня получилось. Хотя очень хотелось заплакать, когда всех благодарил за этот чудесный праздник, который мне устроили, вернув меня в мое детство, в котором папа будит меня, протягивает плитку шоколада и, улыбаясь, говорит: «С днем рождения, сынок!»
…Пятница, 13-е. Плевать на Фредди Крюгера! Для меня всегда 13-е октября — самый трудный день в году, ибо утреннее похмелье после дня рождения гарантировано! А тут еще в Манглис тащиться!
— Проводить? — участливо осведомился Бахадур.
— Справлюсь! Мы теперь богачи! Найму себе коляску!
До полка добрался без происшествий. Дорогу до Манглиса эриванцы поддерживали в образцовом состоянии. Не английское шоссе, конечно, но вполне себе проездная, без буераков и рытвин.
Доложился полковнику. Карл Карлович сердечно поздравил. Получив документы по Дадиани, сразу погрустнел.
— Не будем откладывать неприятное! Но после… Непременно пирушка! Будем чествовать героя Ахульго! Даже спорить не смейте!
Адъютанты побежали собирать всех офицеров, кто был в штаб-квартире. Вестовые умчались к поварам готовить банкет.
— Генерал-аудитор, председательствующий в суде, определил, — зачитывал по бумажке полковник Врангель. — Лишить полковника Дадианова, Александра Лионовича, его чинов, орденов, княжеского и дворянского достоинств и записать в рядовые. Прикосновенного к делу капитана Золотарева за исполнение противозаконных приказаний полкового командира во время службы его в этом полку предать военному суду, а командовавшему Кавказской резервной гренадерской бригадой генерал-лейтенанту Гессе за допущение важных беспорядков сделать строгий выговор. На всеподданнейшем докладе генерал-аудитора последовала следующая собственноручная конфирмация императора Николая I: «Полковник князь Дадианов совершенно достоин присужденного наказания. Вина его сугубо тяжка тем, что он носил звание Моего флигель-адъютанта и был близким родственником корпусного своего командира. Как бы сим обязан был еще более удаляться от всего законопротивного, служа скорее другим примером строгого соблюдения порядка службы. Нарушив столь наглым образом свою обязанность, он недостоин никакого помилования. Желая однако и в сем случае оказать возможное внимание к службе генерал-адъютанта барона Розена, повелеваю: лишив полковника князя Дадианова чинов, орденов, княжеского и дворянского достоинств и, вменив двухлетнее содержание в казематах в наказание, отправить на жительство безвыездно в город Вятку, а в прочем быть по сему»[5].
Офицеры зашумели.
— Пропал полковник! В Вятке Георгия не получишь!
— Отчего так сурово? Князю Андроникову за те же дела вынесли лишь строгий выговор!
— Когда это Золотарева в капитаны катнули? — поинтересовался я судьбой своего недруга.
— Видать покровители нашлись. Пытались спрятать от следствия в линейном батальоне. Ан не вышло[6].
— Господа офицеры! — призвал к порядку Врангель. — Всем нам поучительный урок. Полк еще приводить и приводить в боевое состояние. Но не будем более о мрачном. Давайте поприветствуем нашего героя! За штурм Ахульго и мужество, проявленное при защите орудия у аула Чиркей, за боевые ранения поручик Варваци произведен в штабс-капитаны и награжден Георгием! Ура!
— Ура! — закричали офицеры и бросились меня обнимать.
[1] (гребенское) Торониться — смущаться
[2] (гребенское) Пишкеш (пешкеш у астраханцев и др.) — подарок.
[3] Разница между Григорианским и Юлианским календарями в XIX веке составляла не 13, как в XX, а 12 дней.
[4] Коста рано радовался. Первый револьвер Кольта был скорее прототипом. Очень сложная конструкция, похожая на часовой механизм. Никакой взаимозаменяемости деталей. Сложность перезарядки. Опасность неконтролируемого выстрела. Кольт стал банкротом из-за этого изобретения. А спусковой крючок выдвигался при взводе курка.
[5] В реальной истории приговор был утвержден в мае 1840 года. Князь просидел не два, а три года в «каменном мешке» в Бобруйске. Правда, его содержание было не столь строго, как описано в повести В. Пикуля. В 1840 г. княгиня Лидия родила дочку, нареченную Марией.
[6] В нашем изложении истории князя Дадиани Золотарев — поручик. Так написал А. Рукевич в своих воспоминаниях. Видимо, запамятовал. В приговоре суда Золотарев назван капитаном, а в 1840 г. уже «подполковником, командиром Грузинского линейного '15 (потом 17-го) батальона». Оставили версию Аполлинария Фомича для большей логичности нашего повествования.
Глава 12
Вася. Грозная и ее окрестности, осень 1839 года.
Казалось, после Ахульго в Чечне все утихло. Присмирел горец. К Пулло зачастили лазутчики из предгорий и Аргунского ущелья с обнадеживающими сведениями. Сбежавший из Дагестана имам совершенно лишился влияния. Заперся в сакле с телохранителями и носа не кажет на улицу. Поговаривали о его смещении. Какой-то хаджи, вернувшийся из Мекки, затеял свару. Соглядатаи, пряча в карманах русское серебро, также докладывали: Ташев-хаджи ходит, окруженный нукерами, опасаясь многочисленных врагов. Пулло строчил обнадеживающие реляции наверх, не замечая, что творится под самым его носом.
— Кажется, выполнить поручение генерал-адъютанта Граббе и собрать вместо податей ружья у нас получится без пролития крови, — сделал вывод на совещании командиров батальонов генерал-майор. — Выступим в декабре, когда солдаты немного отдохнут.
— Забрать у чеченца винтовку? Самое его ценное достояние? — еле выдохнули от изумления майоры и подполковники.
— Так распорядился победитель Ахульго!
— Быть беде!
— Я, по-вашему, все придумал⁈ — потряс бумагами Пулло. — Разведка свидетельствует: в аулах царят мирные настроения. Никто не хочет с нами воевать.
Начальники отделений сунженской
