Солдат и пес 2 (СИ) - Советский Всеволод
Шаги зазвучали на лестничной площадке. Дверь распахнулась, предъявив молодого человека лет под тридцать явно нездешнего вида. Он радостно улыбался, но при виде меня улыбка враз слиняла с его лица.
Что значит нездешнего?..
Ну, в этом парне был некий столичный лоск, хотя и второсортный. Видны были богемные претензии в облике — и это при явно слабых средствах. Кожаная импортная куртка, длинный шарф, небрежно обмотанный вокруг шеи, длинные волосы, легкая небритость. По первому взгляду все это было броско, даже как бы эффектно, но стоило лишь чуть вглядеться, чтобы опознать, что все оно не очень свежее, потертое, в глазах ненужная краснота. А когда он шагнул в помещение, то я четко уловил слабенький, но все же запах перегара.
— Марии Александровне — наше с переплясом!.. — успел провозгласить он заранее заготовленную фразу, уже видя меня, но еще по инерции говоря это. И по тому, как менялись его интонация, взгляд и лицо, я понял, что он внезапно догадался, что перед ним.
И я догадался. Осенило. Впрочем, дедукция здесь тоже помогла.
Это бывший сожитель Ангелины. Отец ее ребенка. Как его?.. Саша! Да. Саша.
Улыбка исчезла. Губы сжались в надменно-брезгливую линию.
Оно и понятно. Слухи в городке расплываются стремительно. И достоверные, и не очень. И то, что гражданская служащая СА Ангелина соблазнилась каким-то солдатом… недавно появившимся в части… заметным таким, почти двухметрового роста… Это наверняка успело разбежаться из уст в уста. И доехало до Сашиных ушей. Судя по всему.
— Здравствуй, Саша, — суховато приветствовала Мария. — Каким ветром занесло?
— Да так, — в голосе зазвучала язвительность, — зашел по старой памяти. По прежней дружбе… Старая дружба, говорят, не ржавеет… А тут, смотрю, новый друг. Аж прямо лучше старых двух… Везде успевает! Наш пострел везде поспел… Это у нас кто?..
Последнее было обращено ко мне с вопросительной интонацией.
— Это не у вас, а у меня, — отрезал я. — Это рядовой Сергеев.
— А-а, рядовой… Пока, да? И будущий генерал, наверное?
— Допускаю, — спокойно ответил я.
— Саша, — в голосе Марии зазвучал металл, — я не очень понимаю, что это за концерт такой? Ты что, мастер художественного слова?
— Я бы сказал — художественного свиста, — втиснул и я свои пять сатирических копеек.
Бродяга чуть не задохнулся от возмущения.
— А тебе вообще кто тут слово давал⁈ — понес он чепуху.
Я резонно возразил, что слово я дал себе сам. То бишь, не то, чтобы дал, а захотел и взял. И никто мне тут не указ, а особенно всякие никчемные чушпаны.
От этих слов незваный гость душевно забурлил так, что решил перейти от риторики к рукопашной.
Пока длился предварительный диалог, я успел, конечно, прикинуть возможности. Саша не был дрыщом, не был амбалом. Нормальный такой, средний молодой мужчина. Вряд ли он когда-либо занимался спортом. Во всяком случае, в его движениях я не увидел ничего отточенного, собранного, упругого, что выдает спортсменов. Все разболтанно, расхлябанно, под стать самым что ни на есть «штатским лицам». К тому же он явно был в состоянии похмелья-не похмелья, но как минимум отходняка после массивного употребления спиртного. Когда человек уже не пьян, но и в рамки нормы пока не вошел. Здесь никаких сомнений.
Тем не менее, этот пустозвонный персонаж полез на рожон. Думаю, его еще шаткий от бухла разум особенно возмутило то, что рядовой Сергеев так нагло оказывался везде, во всех его прежних точках мужского интереса. Прямо какой-то вредный вестник Провидения! Ну как так⁈
Не знаю, прав я в таких рассуждениях или нет, но с эмоциями скудоумный гость не совладал. И для начала попытался схватить меня за стык шинельных бортов под верхней пуговицей.
Но я к такому ходу событий был готов. Вообще к любому. Саша полез в стычку без всякого плана, без толку, без смысла. Ну, а я последствия просчитывал. И потому все сделал четко.
Он был обычного среднего роста, то есть порядком ниже меня. И мне никакой сложности не составило легко, но ощутимо ткнуть его коленом в пах. Прием в данном случае больше психологический, но действенный. Это не больно, но внезапно и чувствительно.
От такого пинка бездельник содрогнулся, как японский домик от подземного толчка. Его невольно скрючило — конвульсивно, конечно. И он едва не клюнул носом прилавок, вернее стойку, отгораживающую книгохранилище от зоны посетителей.
Тут я ему помог. Очень аккуратно, чтобы он, не дай Бог, не расквасил себе чего-нибудь. Не сильно, но резко треснул его башкой об эту стойку. Лбом.
Звук вышел неожиданно смешным и звонким, точно бильярдным шаром грохнули. Мария возмутилась:
— Так! Ну-ка, шевалье сан-пер-э-сан-репрош! Давайте-ка ваши рыцарские поединки не здесь устраивать. Здесь, между прочим, учреждение культуры!
То ли она французский язык в школе учила, то ли сказалась библиотечная реальность. Дюма в СССР такими тиражами издавался, что сам, должно быть, ворочался в гробу в Парижском пантеоне: да мне бы при жизни такие гонорары!..
— Слова прекрасной дамы — закон для воина! — тоже словесно закривлялся я. Вроде бы и не хотел пафосничать, да как-то само собой вышло.
И не теряя ни секунды, я схватил левую руку горе-задиры, ловко завернул за спину и приподнял вверх — чтобы плечевой сустав оказался в угрожаемом положении на разрыв связок.
Саша, будучи еще в хмельном раздрызге, от всего произошедшего очумел так, что молча и послушно повлекся за мной. Я быстро вывел его на площадку, стремительно согнал по лестнице, поощряя легкими толчками правого колена. А с крыльца проводил пинком покрепче.
— Не вздумай сунуться обратно, — предупредил я. — На сей раз покатишься по ступенькам своим ходом, без помощи.
И пошел обратно.
За стойкой я застал не только Марию, но и Богомилова, и директрису, видимо — средних лет низенькую кругленькую тетеньку в очках.
К счастью, лейтенант не поинтересовался, куда я выходил.
— А! — радостно воскликнул он. — А вот мой помощник по библиотечному делу.
— Борис, — представился я.
— Очень приятно! — с подъемом приветствовала директриса. — А меня зовут Марья Капитоновна. У нас тут сплошь Марии!
— Только Магдалин не хватает, — хмуровато сострила младшая библиотекарша.
Старшая заколыхалась от смеха, после чего разговор перешел в деловую плоскость. Часть книг, оказывается, можно было забрать хоть сейчас, а еще за частью приехать позже. Коротышка растолковала, по какому принципу происходит списание старых единиц хранения, после чего они считаются несуществующими — но я признаться, не очень слушал, потому что с интересом разглядывал стопку книжек, передаваемых нам. Фактически, эти книги списывались за ненадобностью: они были выпущены лет пятнадцать-двадцать тому назад, по разнарядке попали в районную библиотеку, простояли без толку все установленные сроки и были признаны невостребованными.
Я ощутил некое странное чувство — печали по безвозвратно ушедшему времени, что ли… Вот люди, писатели то есть, жили, старались, творили. Даже издавались! Но их книги никто, по сути, не прочел… Грустно.
Внимание мое в первую очередь привлек двухтомник ярко-апельсинового цвета. А ну-ка… Оказалось — автор Лев Никулин, роман «Московские зори». Хм! Что-то слышал краем уха.
Дальше: Сембен Усман. Это имя-фамилия, что ли?.. Отродясь не слыхал. Пролистал пару страниц — да, оказалось, автор из Сенегала, западная Африка. Книга называлась «Тростинки господа бога» (в советское время эти слова писались со строчных букв). Очень интересно… Дальше: Николай Антонов. «День прибывает». Сборник повестей.
Честно говоря, чем дальше, тем мне становилось интереснее. Я открывал для себя какой-то, может быть, не самый красочный, не самый роскошный, но полузабытый и потому по-своему интересный мир… Однако начальник вывел меня из этой книжной медитации:
— Сергеев! Уже, никак, вник в должность? Похвально, но рано. Едем, время не ждет! Мария Капитоновна, нам бы какой-нибудь ящик для книжек-то…
