Рысюхин, 12 градусов хватит? - Котус
Работали до начала девятого вечера, пока руки в клешни не превратились и не отказались держать карандаши и ручки, а голова не стала выдавать совершенно удивительные лексические конструкции вида «содержание содержимого содержит». Отложив работу, спросил у остававшегося во главе своего подразделения до последнего Пруссакова:
— Мефодий Никифорович, пойду я, гостиницу себе искать. Не посоветуете, куда направиться, а то я только привокзальные знаю, а там несоразмерно дорого и со свободными местами часто проблема.
— А наша вас совсем не устраивает?
— Какая «наша»?
— Ой, вы же не знаете! У нас есть жилое крыло для командированных. Условия там, конечно, довольно спартанские, но переночевать можно, и буфет есть, и платить не нужно. В буфете тоже, я вам командировочное выпишу, накормят ужином и завтраком.
— С удовольствием воспользуюсь такой возможностью!
Крыло разделялось на три класса: казарма для нижних чинов, общежитие для обер-офицеров и гостиница для обладателей штаб-офицерских чинов. Меня, как обладателя титула, к нижним чинам отправить было недопустимо, Дворянское собрание за такое виновного бы подвергло полной обструкции, потому поселили к обер-офицерам. Условия оказались на самом деле более скромными, чем в студенческом общежитии, что, в целом, понятно: там студенту предстояло жить и учиться несколько лет, здесь командированному несколько раз переночевать. Каждый номер состоял из небольшой прихожей, в которой имелось четыре двери. Слева — в туалет, что хорошо: не придётся бегать в дальний конец коридора, справа — в душ, что вообще замечательно. А впереди — две комнаты площадью примерно по дюжине метров квадратных. В каждой две кровати, два шкафа и один стол, по совместительству обеденный и письменный.
Причём расселяли по возможности по одному в комнату, если иное не просили сами приезжие, а потом уже, после исчерпания свободных мест, начинали подселять второго соседа. И главная причина такого подхода — специфика службы. У каждого могли быть с собой документы, с которыми хотелось или нужно поработать «дома» и которые нельзя показывать посторонним, пусть и сослуживцам из другого района. Так и я оказался один в комнате, хоть в блоке сосед имелся, он вышел из своей комнаты на шум, узнать, что происходит. Поздоровался, ограничившись в представлении именем и отчеством, я ответил тем же и ушёл к себе. Оказался сосед, кстати, тёзкой — тоже Юрий, только Иванович. Продолжения знакомство никакого не получило, да и получить не могло, с учётом всё той же специфики.
Оставив лишние вещи в номере (в шкафу нашёлся встроенный сейф, шкаф и комната тоже запирались) отправился искать буфет. Там с меня стребовали выданную Пруссаковым бумагу, взамен предложив три варианта ужина. Ничего особенного, но достаточно сытно, к тому же потом можно будет заказать (уже за наличные) чай с выпечкой. Отварная картошка с отварной же рыбой, малосольным огурцом и клюквенный кисель. Немного отдаёт больницей, по мнению деда, а по мне, так нормально. Конечно, далеко не мой шипастый судак под ягодным соусом, даже не умбрийский омуль, но вполне съедобно и подходит для любого, в том числе и страдающего желудком. А для тех, кому пресно — есть молотый перец, есть хрен и есть горчица, хотя последняя к рыбе, на мой вкус, не совсем к месту.
Следующей проблемой, после ночлега и ужина, стало отсутствие свежего белья. Конечно, можно было после душа надеть сегодняшнее, слегка поношенное, благо что слегка, в сравнение с июньскими сборами вообще не идёт, но надевать ношеное после душа неприятно. Если бы душа не было — вообще не беда, а вот так… Обратился к дневальному, который был здесь вместо горничной, с вопросом: нет ли здесь галантерейной лавки? Лавку не предусмотрели, зато в номере нашёлся халат, а в гостинице — прачечная, где за рубль брались всё выстирать и к утру высушить. А заодно освежить рубашку и почистить мундир, ну, или за неимением оного — костюм. Но всё вместе будет уже дороже. Забавно: стирка без чистки — рубль, чистка без стирки — тоже рубль, а всё вместе — полтора. Прямо таки подталкивают к комплексному решению. Как сказал дед: «довольно продвинутый маркетинг».
Во вторник утром я получил чистое бельё, почищенный костюм и завтрак, опять де на выбор. Я выбрал овсянку с кусочком масла, омлет, сыр и чашку чая — кофе в меню не было. Овсянка была, скажем так, среднего качества — не шедевр кулинарии, но и не холодная слизкая гадость, зато омлет — отличный, с грибами и шкварками внутри, которые стали приятным сюрпризом. А вот то, что называлось чаем… Пару раз на вокзалах попадалось и чуть хуже, но именно что чуть. С другой стороны — горячий и сладкий, что ещё надо, чтобы запить овсянку?
Работы хватило до трёх часов, потом я фактически сбежал, воспользовавшись моментом, когда заявок по моей части не было: с имевшимися разделался, а новых не принесли, в том числе и за те четверть часа, что я собирал вещи и прощался с не менее, а скорее даже более загнанными коллегами. Успел на поезд в пятнадцать сорок, в пять вечера уже сидел в кабине грузовика, который приезжал на завод графа Сосновича за корпусами мин. Двадцать с лишним километров до портала преодолели почти за час, так что к шести вечера я добрался домой и встретился со своими домашними.
Маша с гордостью показала то, зачем ездила в Минск, в представительство Гильдии за, как оказалось, персональной доставкой. Мне были продемонстрированы четыре приличного объёма горшка, примерно по ведру каждый, в которых сидели какие-то кусты. Не знаю, как их описать — что-то между гибридом брусничника с вереском и майорана, но ростом сантиметров сорок. Кустики издавали слабый, но различимый странный запах, какой-то сухой и горьковатый. Я с недоумением посмотрел на жён.
— Это же снежноцвет! Он же зимник!
— Зимой цветёт, что ли?
— Нет же! Это изнаночный цветок, который научились выращивать на лице. Представь себе: он расцветает, если посыпать его листья и землю под ним снегом!
— М-да?
— Они такие красивые и так пахнут! А самое главное — цветок довольно редкий, в районе точно ни у кого нет!
— А он не ядовитый? Ромка, когда начнёт ходить или хотя бы ползать, если пожуёт веточку — не отравится?
— Насколько я знаю — нет… Но