Вперед в прошлое 10 (СИ) - Ратманов Денис
С одноклассниками у меня отношения нормальные, никто не дорывается. Один раз попытались, получили по лицу и отстали. Учусь средне, тройка по алгебре.
Скучаю по вам и по нашей (теперь вашей) даче. Очень хочу приехать. Надеюсь, вы меня не забыли и ждете в гости.
Ваш бывший толстый приятель Тимофей.
Я смолк, увидев постскриптум: «Паша, ты прочтешь письмо первым, передай, пожалуйста, отдельное поздравление Наташе». Читать это вслух я не стал, дабы оградить Тимофея от будущих насмешек. Вспомнилось, какими глазами он смотрел на Наташку, которая не обращала на него внимания.
— Давайте писать письмо турецкому султану, — воодушевился Илья. — Каждый напишет немного о себе. И новенькие представятся. — Он покосился на четверку, не знакомую с Тимом.
Действо заняло полтора часа. Каждый упражнялся в остроумии и хотел выделиться. Потом мы написали письмо Чуме и поручили Илье отправить все завтра на почте.
Так что домой мы с Борисом попали в начале десятого. Отчим сразу же спикировал ко мне и затараторил вполголоса, выпучив глаза:
— Звонил я тепловозисту. Он еще троих подтянул, сказал, топливо будет хоть завтра. Шо делать? Так быстро все, без тебя по колхозам я звонить не стал, бо не понимаю, шо за чем делать и вообще, и телефонов у меня нема, ты их записывал в свою секретную тетрадь. Вообще не понимаю, шо и куда, и зачем! Давай ты мне расскажешь сперва, шобы я понимал.
— Конечно, — кивнул я, снимая ботинки и пропуская Бориса вперед. — Дед не звонил? Как он добрался?
— Звонил. Дома уже, — отчитался отчим. — Андрей этот, шо в больнице, вроде полегче. Оля спит,
— Ну и славно. Давайте поедим, а то я такой голодный, что мир в опасности.
— Тепловозист ждет! — запаниковал отчим. — Ему ответ нужен срочно, а то сольется, и шо мы будем делать?
Василий молодец, что сам не стал пытаться разрулить то, в чем не разбирается, меня дождался. Вопрос, будет ли он и дальше действовать так же, или попытается перетянуть одеяло на себя?
— Ладно, сейчас позвоню ему, — сдался я, отчим и так нервничал.
Я подошел к телефону, набрал пять цифр. Машинист ответил сразу же:
— Да.
Голос у меня был взрослым, потому я решил поговорить с ним сам.
— Еще раз добрый вечер. По поводу нашего сегодняшнего разговора. Вы же понимаете, что нам нужно топливо не для личного пользования, у нас есть заказчики, которые на рабочих местах вечером не присутствуют. Мы пытались им дозвониться, но ответа нет. Попытаемся завтра, но это Рождество, так что, к сожалению, точное количество необходимого скажем лишь в понедельник. Заберем в понедельник или во вторник утром. Так что пока подготовьте все, включая тару — с возвратом, конечно. Минимум тысяча литров нужна.
— Так я не понял. Я думал, сегодня уже заберете…
— Разговор был о перспективе. Нам нужно все уточнить с заказчиком. Без него мы ничего сделать не можем. Собирайте пока товар, в понедельник во сколько звонить? Вы будете дома?
— В семь утра, — расстроенным голосом сказал Ринат.
— Железобетонно тысяча литров, — повторил я. — Но, возможно, и больше. Поскольку нам нужно переговорить с заказчиками, а в такую рань это невозможно, конкретика будет только после обеда.
— Значит, созвонимся вечером, когда домой вернусь, — нашел выход Ринат. — В девять вечера.
— Отлично! К этому времени мы будем знать, сколько нам нужно топлива. Может, до полуночи все заберем. До связи.
— Понедельник! Девять вечера!
— Железобетонно, — подтвердил я, повесил трубку.
Отчим стоял рядом, все слышал, потому переспрашивать ничего не стал. Щелкнул пальцами и воскликнул:
— Я кое-что забыл. Точнее, не забыл — не успел сделать: то одно отвлекло, то другое.
Василий сунул руку в один карман, во второй, долго что-то искал, но в конце концов нашел смятые десять баксов, разгладил их ладонями и протянул мне.
— Вот! Я их проспорил, ты выиграл.
— Давайте вложим их в дело, — предложил я, отодвигая его руку. — Как раз двести литров солярки столько стоят. Это будет ваш вклад в общее дело. Вот когда будет прибыль, отдадите из своих.
Денег у него наверняка нет, все потратил на новый год: то детям подарки, то — подарки членам новой семьи. Потому сопротивляться он не стал, забрал деньги обратно.
— Ты что-то говорил про прибыль, — сказал отчим и усмехнулся в усы. — Как будем делить шкуру неубитого медведя?
— Ваши предложения? — решил я проверить его адекватность.
Он сморщился и почесал в затылке, потом принялся грызть ногти.
— Я даже не знаю…
— А вы подумайте, взвесьте все и изложите, — предложил я. — А я наконец поем.
Боря уже хлебал борщ. Я налил себе, выловив крупный кусок мяса, только уселся — зашел отчим, оседлал стул и выдал:
— Как я это вижу. Без тебя я ни за шо до такого не додумался, то есть ничего этого не было бы. Тебе, в свою очередь, нужно было найти доверенное лицо, что сложно. Получается, что ни без меня, ни без тебя схема не заработала бы. К тому же у меня есть грузовик, он нам понадобится.
«Пока есть», — подумал я.
— К тому же тебе надо учиться. А значит, много сделок я буду проводить сам, — отчим замолчал, будто бы испытывая чувство вины, и отвернулся.
К чему, интересно, он клонит? Хочет отжать мою идею? Аж кусок в горло не полез. Что ж, я понимал, что такой риск есть. «Ты ребенок, вот тебе леденец — будь счастлив, оставь взрослые дела взрослым». Если так, пошлю к черту и не буду ничего ему объяснять, а без меня он по простоте душевной вряд ли разберется, что делать.
Боря почувствовал себя лишним, доел и удалился.
— Потому мой вариант — пятьдесят на пятьдесят, — выдавил из себя отчим.
Аж стыдно стало, что я о нем подумал плохо. Все с точностью до наоборот: ему неудобно просить себе половину, когда он понимает, что ни черта не понимает. Однако такое быстро забывается. Вскоре он освоится, сообразит, что к чему, и решит, что договариваются с кем? С ним. «КАМАЗ» чей? Его. Я сделал свое дело и могу быть свободным.
Ну и пусть. Главное — успеть провернуть сделку со стройматериалами и построить дом. То, что Василий будет обеспечивать маму и вызывать на себя огонь ее заботы — уже хорошо.
Мое молчание отчим расценил по-своему, приложил руку к груди и горячо проговорил:
— Клянусь, что так и будет! Я не буду крысятничать, я — человек слова!
Похоже, он искренен в своем порыве. Но и девушки, клянущиеся в любви до гроба, искренни, но — в моменте. Ладно, посмотрим. Пусть идет как идет, вдруг и правда Василий — человек чести? С образом недалекого работяги, бегающего по бабкам-ведуньям, не очень вяжется, но вдруг так и есть?
— Мне нравится такой вариант, — поддержал его я. — Если бы предлагал я, условия были бы такими же.
По лицу Василия пробежала тень — он испытал облегчение. Все у него на лбу написано, как просто с ним! Совершенно бесхитростный товарищ, честный, совестливый.
— Расскажи мне, как мы заработаем деньги! — насел на меня отчим. — Давай все рассчитаем, шобы в минус не уйти. Вдруг это все иллюзия. Пока цифры не увижу, хотя бы примерные, — не успокоюсь.
Мы с отчимом отправили Бориса, воссевшего за общим письменным столом, в кухню, и я достал ручку и лист бумаги и сказал:
— Начнем с того, сколько стоит килограмм муки?
— Триста рублей мука первого сорта, — ответил Василий, и я это записал.
— А килограмм пшеницы?
— Та, которой кормят курей — примерно сто рублей, — подсказал Василий. — В декабре ездили продавали, я узнал.
— Это явно не мука высшего сорта, — развил тему я. — Нам предложили пшеницу первого сорта за семьдесят пять рублей. Сколько из килограмма пшеницы получится муки, знаете?
Сам я понятия не имел, однако Василий удивил познаниями:
— При самом плохом раскладе с килограмма пшеницы — семьсот граммов.
— Отлично. Значит, тонна муки стоит семьдесят пять тысяч, — сказал я и тоже это записал.
— Откуда у нас такие деньги? — воскликнул Василий, чем призвал из спальни заспанную маму, которая подошла к нам.
