Санек 4 (СИ) - Седой Василий
Естественно, все началось с расспросов, где был, что делал и как добыл такие богатства.
Врать не хотелось, а правду рассказывать — тем более, поэтому поначалу я отвечал расплывчато, без конкретики. Когда маму это не устроило и она начала настаивать на конкретных ответах, мне пришлось её слегка осадить.
— Мама, ты извини, но некоторых вещей я не могу рассказать даже тебе. Да, я рискнул, когда по записям отца отыскал эти изумруды, которые помогут в осуществлении некоторых наших планов. Но вот где именно я их нашёл и как добывал, знать тебе не нужно. И не подумай, что я тебе не доверяю, тут дело в другом. Ведь добывать их было преступлением, на которое я пошёл сознательно. Оно тебе надо, участвовать во всём этом? Случись что, сестренок вырастить и воспитать будет некому. Поэтому распространяться об этом не нужно, это первое. И это только мой грех и отвечать в случае чего тоже мне. Это второе. Тебе об этом знать ничего не нужно в принципе.
Конечно, мама поначалу восприняла все сказанное мной довольно неоднозначно и начала втирать, что оно того не стоило, чтобы так рисковать. Потом, понятно, ругалась. В общем, пришлось мне набраться терпения и слушать все, что в таких случаях должна высказать любая любящая мать. Я вынес все эти нотации, упрёки и поучения стойко, понимая, что маме нужно выпустить пар.
Только когда накал страстей пошёл на убыль, мы наконец приступили к конструктивному диалогу и начали думать, как нам лучше всего распорядиться этим богатством.
По итогам своеобразного мозгового штурма пришли к однозначному выводу: нам ничего не остаётся, кроме как обратиться к знакомому ювелиру еврею у нас нет.
Конечно же, мне не очень хотелось, чтобы кто-нибудь из наших знакомых узнал о появившихся у нас камнях, но обращаться к совершенно незнакомым людям, да ещё в других городах, как я планировал изначально, чревато большими неприятностями. Мама мне это доказала на примере некоторых возникавших время от времени слухов об ограблении тех или иных людей.
В итоге мы всё-таки решили идти к знакомому еврею, с которым отец когда-то имел какие-то дела и о котором отзывался как о надёжном человеке с которым можно работать. Кстати, этот еврей в свое время изготовил довольно интересное колье, которое отец подарил маме на свадьбу. И, наверное, этот момент по большей части стал решающим в определении, к кому мы будем обращаться.
Закончив разговор об изумрудах, я начал расспрашивать маму о делах в имении и новостях за время моего отсутствия. А послушать было что.
Так, в имении с появлением изготовленных зимой сеялки и косилки случилось много интересного. Благодаря сеялке с посевной у нас справились если уж не быстрее, то точно гораздо качественнее, а вот косилка перевернула местную жизнь с ног на голову.
Кто-то из крестьян чисто для тренировки попытался косить обычную траву и от результата аж потерялся.
В итоге сена в этом году заготовили чуть не в три раза больше необходимого, да и ту же кукурузу на силос скосили вообще без напряга, не в пример прошлому году.
Мама, глядя на это все, поначалу хотела продать лишнее сено, а потом резко передумала. Просто кафешки пожирали все выращенное в имении со страшной скоростью, так что приходилось покупать много всего недостающего и, как нетрудно догадаться, главное, чего не хватало заведениям, — это мяса. Собственно, с оглядкой на эту проблему мама и начала действовать.
В итоге в имении за прошедшее лето построили ещё две фермы, коровник со свинарником и купили у соседей-помещиков всю необходимую для расширения живность.
В целом все у нас здесь благополучно, у мамы даже получилось рассчитаться с крестьянами сразу после сбора урожая, не дожидаясь, как раньше, полной продажи выращенного. Естественно, народу это понравилось, а значит и работать они продолжают, что называется, с огоньком.
За всеми этими разговорами засиделись мы с мамой далеко за полночь. Несмотря на это, подъем был ранним, и меня со страшной силой закрутили дела по организации переезда в город, который мы не стали откладывать, решению кучи накопившихся проблем в имении, а главное — поиску места, пригодного для хранения большей части добытых камней. Тот ещё квест на самом деле — все спрятать, притом надёжно и не засветившись. С трудом я справился с этой задачей.
Заныкал я все в подвале для хранения овощей, где просто прикопал мешочек с камешками, что сделал без проблем благодаря земляному полу.
В этот день отправиться в дорогу у нас не получилось из-за подготовки, а вот на следующий отправились в путь уже утром, пусть и поздним. Всё-таки погрузка всего нужно в городе заняла довольно много времени, собственно, как и разгрузка уже нам месте.
Честно сказать, меня ещё в прошлом году напрягала необходимость возить с собой туда-сюда все имущество, включая мебель, и сейчас я твёрдо для себя решил в первую очередь укомплектовать усадьбу в имении всем необходимым, чтобы избежать в будущем этого геморроя с перевозкой целой кучи габаритным вещей.
По прибытии сразу заняться серьёзными делами не получилось. По настоянию мамы в первую очередь пришлось решать проблемы, связанные с моей учёбой. Из-за этого, отложив все и вся, мы оперативно приобрели для меня новую одежду и отправились объясняться с руководством гимназии. Всё-таки пропустил я немало, поэтому маме не осталось ничего другого, кроме как просить нас простить и обещать, что больше такое не повторится.
В целом, ничего страшного не произошло, поэтому нам хоть и прочитали нотацию, но разрешили продолжить обучение. Тут немаловажную роль сыграл и тот факт, что, по мнению преподавателей, учёба давалась мне легко, поэтому наверстать упущенное проблемой не станет.
Из-за всех этих дел, связанных с гимназией и, если можно так выразиться, моей адаптацией после путешествия, к ювелиру мы с мамой собрались только через неделю.
Всё-таки евреи во всех мирах и эпохах одинаковы, по крайней мере эта их хитросделанность и желание намахать ближнего у них в крови, и мне это пришлось учитывать во время разговора.
Соломон Сроэлович, как он представился при встрече, был типичным представителем богоизбранного народа.
Лысый, как бубон, краснощекий пожилой дядька с ногами кавалериста всеми силами изображал радушие и приветливость, из-за чего казалось, что при такой широкой улыбке упитанные щеки могут лопнуть от напряжения.
Он всеми силами пытался казаться этаким простаком с душой нараспашку, но вот внимательные и холодные глаза, смотревшие на нас словно через прицел не давали в полной мере воспринять его лицедейство так, как он старался нам внушить. Да и начало разговора намекало, что ухо с ним надо держать востро.
Перед тем, как отправиться к ювелиру, мне пришлось долго убеждать маму, чтобы она позволила провести переговоры мне, но она, похоже, забыла о всех наших договоренностях и изначально повела себя неправильно. Растаяв от еврейского обаяния, она не мудрствуя выложила перед Соломон Сроэловичем пять небольших изумрудов и спросила, сколько это может стоить.
Еврей, пряча загоревшиеся огнём глаза, внимательно осмотрел камни и произнес безразличным тоном:
— В таком виде, сударыня, за эти камни я готов дать не больше трехсот рублей. И то только из уважения к вашему погибшему мужу, которого я безмерно уважаю.
Мама попыталась что-то сказать, но я не позволил, начав говорить, словно размышляя вслух, при этом взяв маму за руку и слегка её сжав:
— Ваше предложение, Соломон Сроэлович, в высшей степени щедрое, но, боюсь, оно нам не подойдёт. Сейчас я вам объясню почему.
Еврей с интересом посмотрел на меня, когда я начал говорить, и нахмурился, когда я обозначил, что такая сделка нам не интересна. Но при этом перебивать не стал, так что я продолжил свой монолог.
— Учитывая, что предоставленные вам на оценку образцы даже в таком виде стоят, как минимум в три раза дороже, а продавать их необработанными мы не собираемся.
На этих моих словах мама попыталась вмешаться, но я не позволил, сильнее сжав её руку, а еврей ещё больше нахмурился. Я между тем продолжил говорить, свободной рукой доставая из принесенной с собой кожаной сумки несколько листов бумаги.
