Рыжий: спасти СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович
— Откуда песни? — чуть ли не хором спросили все мои гости.
— Где-то слышал, — сказал я и поспешил сменить тему: — Ну как, в бутылочку играем?
— Я тебе поиграю! — сказала Таня и шутливо ударила меня в плечо. — Целовать только меня можешь!
— Ну да ладно, я пошутил, — сказал я, понимая, что цели отвлечь от вопроса об авторстве песен достиг.
Я не собирался приписывать себе авторство. Просто не нужно. Достаточно было того, что я их песен пою. Кроме того, что это просто неправильно, тут ведь как знать — вполне возможно, что песни уже написаны, но лежат в столе и пять, и десять лет, чтобы когда-нибудь выстрелить. И тут я такой… «Надо подкачаться, надо, надо». Хотя такое «произведение» вряд ли когда-нибудь могло быть написано в Советском Союзе.
Мы много говорили. Настя, оказывается, занималась танцами, причем даже собиралась становиться танцовщицей, если бы не родители. Так что она даже станцевала для нас, и мы с удовольствием похлопали. Я наблюдал за её бодрыми па и думал: может, ей кружок танцевальный организовать? Девчонки точно пойдут.
Гости засобирались по домам только в одиннадцать часов, и Степан не слушал возражений, предлагая проводить Настю. Отличные люди. Я даже вижу их своими соратниками. Осталось только убедить, что мое видение будущего СССР — правильное.
А потом… Ну, мы уже почти семья… Таня осталась у меня на ночь, ну а кумушкам на вахту я передал икры и еще немало чего, чтобы сделали вид, что ничего тут не происходит. Смогут ли сдержаться?
— Ты что-то сказала своим родителям? — спросил я, когда проснулся по будильнику, чем разбудил и Таню, для удобства спавшую на второй кровати. — Опять прикрылась Катей?
— Чего в такую рань поднялся? — сонно прищурилась она.
— Зарядка, режим. Ты поспи еще. Так как оно, как там говорится… шнурки в стакане? Родители, в общем, волноваться не будут? — сказал я, завязывая самые настоящие шнурки на кедах.
— Отец в командировке в Москве, мама поехала к бабушке в Петрозаводск. Так что можем несколько дней пожить у меня, — сказала Таня, потягиваясь.
— Нет, в примаки не пойду. Я мужчина, я решаю, не могу иначе! Да и чем тебе здесь плохо? Ванна, туалет, в целом, достаточно просторно. Половина ленинградцев живёт намного хуже — сказал я, надевая тренировочные трусы и майку.
— И после такой ночи ты ещё пойдёшь на турник? — с лукавством в глазах, но искренне удивилась Таня.
— Пойду. И даже не один, — сказал я, целуя девушку.
И действительно, толпа ребят уже ожидала меня на выходе из общежития. Я выходил по времени, а вот ребята, да и девчата, собрались, видимо, загодя.
— Предупреждаю всех, что мы вышли не на прогулку, а на усиленную зарядку! — строго сообщил я собравшимся.
Но всё-таки сегодняшним ранним утром строги быть не выходило.
Что-то мне подсказывало, что серьёзной тренировки лично у меня сегодня не выйдет. Нужно будет разработать программу, чтобы на всех времени хватало, возможно, придётся даже устраивать две зарядки, для разных групп. А тут ещё столько девчонок, и каждая вторая была уже с накрашенными ресницами, с помадой. На тренировку, если так прикинуть, вышли две трети женского контингента общежития. Не хотелось мне быть тем объектом, в который девчонки будут влюбляться. Очень это… хлопотно.
— Светлана, — обратился я к одной девчонке, имя которой уже знал. — На тебе после тренировки — составить списки тех, кто будет и дальше заниматься. Обращаюсь ко всем, после тренировки, когда вы примете душ, а о том, чтобы дали горячую воду, я договорился, жду всех в актовом зале. А теперь все за мной! Бегом марш!
Я бежал на стадион и чувствовал себя гусем-вожаком. Бегу такой весь из себя важный, а следом гусиный выводок семенит. Так-то можно было бы, конечно, и другое сравнение придумать, что сзади меня бегут курочки и цыплята. Но тогда кто я, получается? Не-е-ет, второе сравнение мне нравится меньше.
— Три круга вокруг стадиона! — прокричал я и своим примером показал направление дальнейшего забега.
Стадион тут был небольшим, наверное, вдвое меньше, чем стандартное футбольное поле. И оказалось, что для более полусотни ребят на круге пространства будет маловато. А в общежитии проживает всего двести двадцать три учащихся. Чуть ли не пять раз по пятьдесят. Что если большинство из них решит заниматься по утрам? Тут подумать надо, вопрос же только в правильной организации.
А в целом это было бы просто отлично! Со временем назначил бы ответственных, разбил бы на группы. И пока одни будут бегать вокруг стадиона, другие могут заниматься на турниках, третьи на брусьях, четвёртые — делать групповые упражнения. Так что всё решаемо. И уже то, что в выходной день на зарядку вышло больше пятидесяти человек — это мой успех.
Что же, идти на радио или в газету, предлагать сюжет? Почему бы и нет! Как только зарядки станут системными, можно пробовать начинать пиарить свое имя. Буду мелькать иам да сям правильными делами и нужными словами, заметят.
— Я в душ! — сообщил я Тане, когда вернулся с зарядки.
— Я видела вашу зарядку в окно. А что это у тебя там так много девчонок было? Мне уже ревновать? — вроде бы и в шуточной форме, но с очень серьёзным взглядом спрашивала Таня.
— Пошли со мной в душ, там и расскажу! — отшутился я, но имел серьезные намерения.
Кое-что в душе рассказать, кое-что в душе совершить.
Таня стала себя вести уже более свободно, не так зажималась, а тоже брала на себя инициативу в этом прекрасном деле. Инициатива… Вспомнился мне некстати первый секретарь райкома комсомола. Интересно, насколько он поощряет такую инициативу, когда комсомолка, принимая душ с комсомольцем, берёт инициативу, и не только её, в свои руки? Думаю, что товарищ Трушкин подобные инициативные действия одобряет! По крайней мере, об этом красноречиво говорит присутствие рядом с ним эффектной дамы на должности второго секретаря райкома комсомола.
— А я сегодня так счастлива, Толь! — сказала Таня, когда мы уже собирались на выход.
— И я! — сказал я.
Прислушался к себе и понял, что абсолютно не слукавил.
— А как думаешь, есть шанс, что Настя и Стёпа будут вместе? Они вчера как уходить собрались, даже держались за руки! — спросила Таня, закрывая все свои прелести комбинацией.
— А тебя их разница в возрасте не пугает? — спросил я.
— А чего это должно меня пугать? Сами пусть решают. Да и как говорится: любви все возрасты покорны, — сказала Таня, подумала и решила добавить: — Я, конечно, с таким взрослым не стала бы. Разница в возрасте в десять лет — это, наверное, много.
— Ты сама себе противоречишь, Танюш.
Я мысленно усмехнулся. Знала бы девочка, что сейчас в рыжей голове находится разум далеко не мальчика, но мужа! Но нужно ли ей это знать? Нет, о том, кто я есть на самом деле, знать не должен абсолютно никто.
Ещё в первую неделю после своего пробуждения в новом теле я много думал о том, что, может, всё-таки стоило бы прийти в контору, каким-то образом набиться на встречу с самим Андроповым и выложить ему всю подноготную, все свои знания, что япринес из будущего. Я понимал, что при этом стану подопытным зверьком, что мозг мой будут обследовать, а меня не выпустят за пределы больничной комнаты в какой-нибудь загородной психиатрической больнице. Я задавался вопросом: пошёл бы я на такое самопожертвование ради большой великой цели? Признаться, до конца я так себе и не ответил. Наверное, если бы знал точно, на все сто процентов, что моя жертва не будет напрасной, то всё-таки пошел бы. Но никто не даст сто процентов, тем более, что мне ли не знать, что в деле реформ и судьбе Чубайсова очень видную роль сыграло КГБ. Так что же? Открываться тем, кто все это устроил?
Я выбрал другой путь — длиннее, но вернее.
— Куда пойдём? — спросила Таня, заканчивая наводить красоту. — Тьфу!
Девушка смачно плюнула в маленькую плоскую коробочку с тушью и начала интенсивно размазывать щеточкой получающуюся чёрную жижу. Тушь под стать городу. То есть, лучшая, как и сам Ленинград.
