Авиатор: назад в СССР (СИ) - Дорин Михаил

С «Кинг Конгом» лучше не спорить.

Висела форма на большинстве, конечно, корявенько, а при движении сбивалась под провисающим ремнём. Своим товарищам я показал и как подшиться, и как пришить петлицы и погоны. У Виталика вышло, прямо скажу, кривовато.

На фоне курсантов старших курсов в подогнанной, прекрасно сидящей форме, проходящих мимо нас ровным строем своих классных отделений, наш строй представлял пока ещё жалкое зрелище.

— Наматывать, вот так нужно, Макс, — говорил я своему товарищу, которые уже минут десять не мог совладать с портянкой.

В первый же день половина роты натëрла мозоли. Стандартная ситуация, когда неправильно намотал портянки.

Столь напряжëнный день не мог закончиться просто так. Перед вечерней поверкой слово взял замполит батальона Давюк Павел Гвидонович. Его речь была особенно яркой. Основные еë тезисы — как служить надо, как не надо и как он сам лично хорошо это делал и делает. Так началось уже второе для меня КМБ.

И понеслось! Подъем, зарядка, строевая, завтрак, и занятия по общевойсковым дисциплинам. Затем обед и опять по новой. Вечером прогулка, поверка и спать.

Но после команды отбой начиналось самоë весëлое. Нет, это никак в моë время — идëшь по казарме, а всë расположение усеяно светящимися экранами сотовых телефонов.

В Союзе оказывается развлекаются по-другому. Есть простая забава, так называемая игра в «три скрипа», когда идëт старшина Мозгин по «взлëтке» и прислушивается.

— Кровати скрипеть не должны, сынки! Если ворочаетесь, значит не устали, — и начинает отсчитывать три скрипа.

Как только есть третий, объявляется построение на «взлëтке». Хорошо, если форма одежды номер 1 — в трусах и в майках. Бывает и номер 4 — полностью.

А есть ещё одна игра с простым и понятным названием «пожар». Принцип тот же, да только построение на плацу со своими кроватями, тумбочками и табуретками.

Артëм строчил постоянно письма домой, рассказывая насколько сильно он сомневается в своем выборе. Мол, думал сразу начнëт летать на следующий же день после мандатной комиссии. Пришлось слегка просветить, что и как будет.

— Старшие курсы ведь сказали, что осенью будем прыгать. А после первой сессии нас поделят на два потока и отправят по очереди на лëтную практику, — успокаивал я Артёма, когда он брал очередной листок, чтобы написать родным, сидя в Ленинской комнате. В Российской армии название сменили на «Комната досуга», но в разговорах так она и осталась Ленинской.

— Да не могу уже я! Две недели, а мы всë автомат разбираем, да плац топчим, — сокрушался Артëм.

— Подожди, мы ещё и бегаем, и РХБЗ проходим, — сказал Макс, — Мне вот медицина понравилась. Там же, помните, приходила...

— Елена Петровна! — хором отвечали мы. Не забывает еë Курков!

Виталя искал любую возможность, чтобы соскочить из училища. Прорабатывал невероятные планы побега, обращался в санчасть с какими-то болями, ничего не писал на парах и так далее. Всё это приводило к новым нарядам на работу и дополнительной строевой подготовке, которой с ним занимался его командир отделения. Им являлся, как это ни странно, Макс.

Наш командир взвода, капитан Витов в первые же дни выбрал младших командиров во взводе. Замком стал Андрюха Коцаба, младший сержант, поступивший после года службы в танковых войсках. Невысокий парень с вечно хорошим настроением. Дисциплина в нашем взводе держалась, прямо-таки, «по-братски». Не было ни криков, ни драк, юмор в меру, но это всё привело к ещё одной небольшой проблеме — к нам приклеилось клеймо раздолбаев.

Поспать на кровати во время наряда и на занятиях, потеряться в кустах на зарядке и во время каких-то работ, а также отсутствие порядка в нашем расположение — это лишь малая доля наших грехов. Ротный грозился несколько раз отправить за забор самых дерзких нарушителей. Однако, «потери» всё равно были.

Уже в первую неделю начался отсев курсантов. Один натёр ноги из-за неумения наматывать портянки и его забрали родители. Другой уехал в самоволку, потому что девушка бросила его и написала об этом в письме. И ведь вроде медалист-отличник, но свой выбор сделал. Поставил девушку выше приказов и Устава. Через пару дней вернулся, для того чтобы услышать вердикт об отчислении из училища.

Самое приятное, что случилось на КМБ это начало парашютно-десантной подготовки. Так сказать, первые шаги к покорению неба.

В классе изучали теорию. Преподаватель, подполковник запаса Ульянов уже встречался мне в училище в первый день. Память у него оказалась хорошей, и он вспомнил нашего «друга» Баля.

— Где этот собаковод? — спрашивал Ульянов, рассматривая аудиторию.

— Не поступил, — сказал Коцаба.

— Это ему повезло. Человек должен всегда оставаться человеком, ребятки. По отношению ко всем.

— К врагу тоже? — спросил Артëм.

— Особенно к нему. Продолжим рассматривать ПД-47 с которым вы будете прыгать... сейчас скажу когда... в сентябре!

Так рано?! Это ж круто, что как только начинается учëба, сразу приступаем к прыжкам.

— Не удивляйтесь вы так. Меньше чем через год вы и в небо подниметесь на Л-29. А потом будете бить себя в грудь, что вы лëтчик. Но человеком оставайтесь.

На футбольном поле мы учились складывать парашют. Все очень тщательно подходили к этому процессу. Ульянов раза три-четыре уводил народ, но все просили ещё потренироваться.

— Вот как я его сложу?— психовал Макс. — Не прыгну и к полëтам не допустят. А что на это скажет Елена Петровна?

— Макс, да успокойся. Пошли уже. Нам всё равно укладывать парашют будут ПДСники.

— Серьëзно? — удивились несколько человек, что не осталось незамеченным Ульяновым.

— А вы думали, я вам балбесам, ваши жизни доверю? — усмехнулся он. — Молодец, Родин, соображаешь. А теперь, живо на городок!

На парашютном городке тренировались на разных тренажёрах. Нужно уметь правильно отделяться от самолёта. Если я на своëм веку напрыгал пару-тройку сотен прыжков, то многим это предстояло впервые.

— Управлять парашютом тоже очень важно. А самое главное? — спросил Ульянов. — Самое главное это правильно приземлиться.

— А что может случиться? — спросил один из ребят.

— Неловкое движение и колену кранты. Развëл ноги и можно повредить сразу две ноги. А вот если не заметить какой-нибудь пень или валун, повредишь и мягкое место, и... более важное «место».

— Значит... ну... учимся приземляться? — спросил Виталя, стоя на краю платформы, и приготовившись спрыгнуть вниз.

— Верно, Казанов. Не переживай, боец. Раскрытие гарантирую!

По прошествии двух недель, наш взводный решил познакомиться с каждым из нас. Собрал в ленинской комнате всю группу и начал, как сказали бы в школе, классный час.

Капитан Витов Виктор Викторович — бывший техник. К авиации имел самое прямое отношение, поэтому пытался это показывать всем видом.

На протяжении часа мы так и не назвали ему своих имен. Зато послушали сценарий к советскому «Пункту назначения». Витов рассказал несколько историй, как из-за мелкой и незначительной детали погибает лëтчик или техник.

Птица пробивает фонарь и ослепляет лëтчика, что приводит к катастрофе. Техник кидает баллон с кислородом, думая, что он не заправлен. Взрыв и ему что-то да и отрывает. Самолëт выкатывается с полосы как раз в тот момент, когда выкопали траншею. Воздушное судно переворачивается, а лëтчик не может покинуть его.

Ну и самое «вероятное» событие. Корова с единственным рогом на голове оказывается на траектории пробега или разбега самолёта. И именно этот рог пробивает остекление фонаря, нанося смертельное ранение курсанту.

— Вот такой закон подлости, хотим мы этого или не хотим! — заканчивал он каждую историю подобным фаталити, подчëркивая трагизм произошедшего. В его словах есть истина. Надо понимать, что к полëтам надо быть готовыми. Ошибок небо никому не прощает, как и земля.

Мне кажется, именно после таких собраний, наш взвод покинули ещё три человека. Такой вот мотиватор, капитан Витов.