Глашатай бога войны - Тансар Любимов
Униженный Золин с трудом встал на ноги и уплёлся прочь, держась за затылок. Священного напитка ему никто не предложил, и головная боль будет мучить его ещё долго.
Обсидиановому Змею не было его жаль. Но он был ему благодарен.
Теперь у него было два меча, один из которых мог оставлять на теле врага страшные рваные раны, и щит на случай, если один из мечей сломается.
Но он мог использовать его и по-другому. И сделал это, когда сразу четверо воинов с двух сторон бросились к нему, потрясая оружием.
Двое из них были вооружены мечами, у двоих были копья, и у всех — щиты. Ицкоатль бросил мечи на землю, подхватил щит и швырнул его в мечников. Вращаясь, деревянный круг просвистел между ними, нанеся страшные раны: одному вырвал глаз, другому разорвал щёку и сломал челюсть. Оба воина с криком повалились на землю.
А Ицкоатль уже развернулся к набегающим копейщикам. Высоко подпрыгнув в воздух, он пропустил копья под собой, и их наконечники встретились там, где мгновение назад был его живот. Приземлившись чуть позади них, он схватился за древки и потянул копья на себя. Воины начали тянуть своё оружие к себе, чтобы освободить его, и Обсидиановый Змей резким толчком вперёд заставил их разделить участь их товарищей.
Пока они барахтались, пытаясь встать, он перехватил копья поудобнее и одновременно пригвоздил обоих к земле ударами наконечников в ноги. Если выживут, будут очень долго хромать.
Толпа молчала. Мгновенная и беспощадная расправа с лучшими воинами тлашкальтеков потрясла их, но гораздо большим потрясением было то, что Ицкоатль не убивал своих врагов. Убить легко. Труднее вывести из строя, ранив или оглушив, но сохранив жизнь, в то время как противник стремится оборвать твоё существование.
Но именно этому его учил старый учитель, и он услышал, как тот одобрительно ворчит в толпе:
— Моя школа…
В бой с новой четвёркой Ицкоатль вступил, оставив всё оружие на земле и надев два щита на руки. Эти вышли с мечами и дротиками, и пока двое мечников обходили его с двух сторон, метатели начали забрасывать Обсидианового Змея дротиками. От первых двух снарядов он легко уклонился, и они едва не влетели в толпу. Люди шарахнулись в стороны, но это только прибавило им азарта. Опасность щекочет нервы и разгоняет кровь. Ему ли было этого не знать…
Ицкоатль подставил щит под следующий дротик, и тот, отклонившись, сразил мечника, прыгнувшего к нему. Он развернулся, прикрывшись щитом от второго дротика, отбил вторым щитом удар меча и с размаху рубанул ребром по плечу воина. Сломанная рука повисла плетью, Ицкоатль оставил в покое пострадавших мечников и принялся гонять метателя по всей площадке.
Тот уворачивался и убегал, пока не запутался ногой в верёвке и не упал. Оглушив его ударом щита по голове, Ицкоатль дал слугам жреца унести раненых и приготовился к новому поединку. До сих пор на нём не было ни царапины, но голова снова начинала болеть, и он решил перестать быть благосклонным.
Третья четвёрка, наученная горьким опытом своих предшественников, вся вышла с мечами и попыталась окружить его. Обсидиановый Змей подхватил копья, замахнулся ими, и воины мгновенно прикрыли щитами живот и грудь, оставив обнажёнными ноги. Этого он и добивался. Два копья одно за другим просвистели в воздухе, пронзив им бёдра близко к паху, и против него осталось только два бойца.
Если бы они действовали слаженно, может быть, им бы и удалось справиться с Ицкоатлем. Но дух воинов был подавлен судьбой их соплеменников, и они больше думали о том, как уцелеть, чем о том, как победить. Ицкоатль поднял два меча, один из которых был ритуальным, с перьями вместо обсидиановых лезвий, и пошёл на них, не заботясь о защите. Его задачей было умереть достойно, а не остаться единственным победителем.
Но именно это и произошло.
На замах одного из воинов его тело, прошедшее жестокую выучку, отреагировало само, против его воли отклонив удар меча вниз боевым мечом, в то время как ритуальный опустился на голову воина с таким звуком, словно это была перезрелая тыква. Его враг, как подкошенный, рухнул на землю.
Второй воин с воплем отчаяния бросился на Ицкоатля, тот развернулся на одной ноге, пропуская его мимо себя, и ритуальный меч догнал тлашкальтека, ударив его по затылку.
Стало очень тихо.
Жрец помедлил и поднял руки к небу.
— Ты воистину непобедим, Ицкоатль! — прогремел его голос. — Нет смысла продолжать, мы все убедились в твоём непревзойдённом мастерстве. Такая доблесть, такое искусство боя, такой дух воина заслуживают долгой жизни во славу бога войны. Мы готовы отпустить тебя, вознаградив любыми сокровищами, каких пожелает твоя душа.
После того, как Обсидиановый Змей побывал в плену?! После того, как его без всякой чести огрели дубиной по голове и словно дикую свинью притащили в город связанным? Как он сможет смотреть в глаза своим воинам, своей семье?
Своему учителю?
— Нет, — его голос был громким и твёрдым. — Пусть меня принесут в жертву. Я служил Мештли всю мою жизнь и умру в его честь. Когда покажешь моё сердце Солнцу, положи его на алтарь бога войны, как бы вы его ни называли.
— Да будет так, — прозвучало в ответ.
Глава 2
Эту ночь Ицкоатль провёл без сна. Не потому, что боялся смерти — он знал, что его ждёт. он вспоминал уроки жрецов. Когда жить тебе остаётся только до рассвета, лучшее, что можно сделать — это освежить в памяти их наставления. Мало быть уверенным, что попадёшь в Тонатиу’ичан после достойной смерти — надо понимать, для чего умираешь, и испытывать почтение и трепет перед свершающимся таинством.
Утром его кровь прольётся для восходящего солнца, станет священной пищей для него. Когда-то давно боги отдали всю свою кровь, чтобы заставить два солнца сдвинуться с места и перестать сжигать людей своим нестерпимым сиянием. Одно из солнц сделалось луной, и с тех пор два светила мирно путешествуют по небу, но меня учили всегда помнить, какой ценой была куплена жизнь людей.
Люди были в неоплатном долгу перед богами. Кровь людей, стекающая с жертвенников, была самой драгоценной платой, какую
