Глашатай бога войны - Тансар Любимов

Перепёлка оглянулся на его голос, услышав своё имя.

— Ицкоатль, отданный в наши руки Камаштли, выбрал жертвоприношение поединком! — провозгласил жрец. — И первым с ним сразится его победитель, Золин!

Даже Ицкоатлю было видно, как посерело лицо воина под узорами на коже. Но ему некуда было деваться — особенно теперь, после его похвальбы перед своими соплеменниками.

Хитростью он взять смог. А сможет ли в честном бою?

Священный напиток если и не избавил Ицкоатля от головной боли полностью, то по крайней мере оставил от неё лишь смутный отголосок. Это пришлось как нельзя кстати, когда утром он поднялся на ноги с циновки, и мир не закружился у него перед глазами.

Оповещённые гонцами тлашкальтеки стекались к пирамиде, у основания которой должны были состояться ритуальные поединки, и он шёл по живому коридору, гордо подняв голову. Среди чужих лиц несколько раз мелькнули знакомые: кто-то потрудился сообщить в Теночтитлан, что их непобедимый воин захвачен в плен и будет принесён в жертву. Но они тут же терялись в толпе, и всё-таки у него стало теплее на сердце.

Среди тех, кто пришёл попрощаться с ним, был его старый учитель.

Будет кому рассказать его семье, как умер Обсидиановый Змей.

А Перепёлка споёт перед смертью о том, как Ицкоатль попал в плен.

Из его жертвоприношения устроили грандиозный праздник, и он внутренне усмехнулся тому, какие почести воздают ему враги.

Никто не охранял его, и сопровождали только двое тлашкальтеков, показывая дорогу к храму. Хотя Ицкоатль бы не заблудился и без них. Сложно не найти пути к огромной пирамиде, возвышающейся над городом. Хотя в Теночтитлане храмы были больше, но он решил не быть слишком придирчивым. В конце концов, мешико оставили тлашкальтекам не так много возможностей торговать, где им было взять средства на более величественное сооружение?

У жертвенного камня его уже ждали жрец и с ним два десятка воинов, которые захотели помочь Ицкоатлю отправиться в Тонатиу’ичан. Он решил, что будет благосклонен к ним и не будет их убивать. В конце концов, исход боя был предрешён, его задача была умереть доблестно, а не забрать с собой как можно больше врагов, лишив воинов Теночтитлана возможности вступить с ними в бой и принести их сердца в дар Солнцу.

Он будет благосклонен ко всем. Кроме одного.

Прежде, чем его привязали к камню, Ицкоатль поднял руку, и жрец кивнул, разрешая ему говорить.

— Пусть кто-нибудь из воинов очертит круг, — сказал Ицкоатль, — и если моя нога ступит за эту черту, пусть я буду считаться побеждённым.

Это было против правил, но он хотел знать, окажутся ли тлашкальтеки такими же благосклонными к нему. Они знали, что он не побежит и не поднимет оружие на безоружных. Но обычай требовал, чтобы приносимый в жертву пленник мог свободно двигаться, однако не мог убежать.

— Слово Обсидианового Змея крепче любой привязи, — ответил жрец. — Но обычаи одинаковы для всех.

Ему не оставили свободу, но дали ещё одно оружие. Которого у его врагов не будет.

Согласно обычаю, настоящего меча Ицкоатлю не дали. Он получил макуауитль — деревянный меч, однако вместо пластинок обсидиана в него были вставлены птичьи перья. Но он очень хорошо знал, что веса деревянной основы более чем достаточно, чтобы расколоть череп или сломать кости рук и ног. Надо только знать, как ударить.

Ицкоатль знал. Его старый учитель хорошо научил его.

Первым против него вышел Золин. Ицкоатль видел, что он трусит, но его обнадёживало, что Обсидиановый Змей всё ещё болен, а священный напиток туманит его сознание. Перепёлка не знал, что он был способен выпить куда больше октли и не опьянеть. Был, конечно, предел и у его способности сохранять трезвость ума и силу тела, но одна чашка октли и близко этого предела не достигала.

С громким криком, подбадривая самого себя, он кинулся на Ицкоатля, размахивая мечом и прикрываясь маленьким круглым щитом. Ицкоатль дал ему подбежать поближе, присел на корточки, пропуская над собой меч, обхватил Золина за колени и рывком опрокинул на спину. Тот рухнул, как поваленное дерево, и сильно ударился затылком. Не так сильно, как он ударил Ицкоатля, но достаточно, чтобы его сознание помутилось.

Спустя мгновение Обсидиановый Змей уже сидел на нём, обхватывая верёвкой, которую привязали к его ноге, шею проигравшего.

— Расскажи всем, как ты меня победил! — потребовал Ицкоатль, когда взгляд Золина стал осмысленным. — И говори правду, не то я тебя задушу!

Перепёлка снова стал серым.

Не было ничего зазорного в том, чтобы одолеть врага хитростью, нанести удар из засады. Но и героического не было ничего. Ицкоатль не сомневался, что Золин поведал своим соплеменникам историю, достойную битвы богов, чтобы стать героем в их глазах, и теперь рассказать, как всё было на самом деле, означало покрыть себя несмываемым позором.

Но ему некуда было деваться. Золин медлил, и Обсидиановый Змей натянул верёвку. Перепёлка начал хрипеть и задыхаться, попытался ударить его щитом, который всё ещё был надет на его руку, но Ицкоатль легко уклонился от удара и сильнее сжал его горло.

— Я скажу! — прохрипел Золин. — Скажу!

Толпа подалась к ним, боясь упустить хоть слово. Все хотели узнать, как всё было на самом деле.

— Говори, — Ицкоатль ослабил нажим, чтобы дать ему вдохнуть воздуха.

— Я лежал на ветке дерева над рекой, — начал Перепёлка. — Хотел поймать рыбу. И тут пришли мешикатль и встали лагерем на берегу. Я затаился и увидел, как Ицкоатль подходит, чтобы умыться в реке. Я подождал, пока он подойдёт ближе, ударил его дубинкой по голове и вместе с ним уплыл по воде подальше. А потом принёс его тело в Тлашкалу и сказал, что победил его в честном бою.

У толпы вырвался слитный вздох. Слушатели передавали рассказ Золина дальше, тем, кто стоял далеко и не мог расслышать его слова. Начали раздаваться негодующие возгласы:

— А как же с твоими словами, что ты дрался как пума целый день и одолел Обсидианового Змея?!

— Ты лжец!

— Недостойный сын достойного отца и позор достойной матери!

— Теперь убей меня, — попросил Золин, — и избавь от позора.

Ицкоатль убрал верёвку, снял с его руки щит, забрал его меч и выпрямился.

— Иди и живи со своим позором. Оставляю тебе возможность умереть в бою, как подобает воину.

Толпа одобрительно загудела. Он был для них врагом. Но — достойным врагом.

— Слишком просто — сражаться с вами по одному, — сказал Ицкоатль. — Пусть воины нападают на меня сразу по четверо.

Жрецу это не