Вперед в прошлое 10 (СИ) - Ратманов Денис
Василий вроде бы готов к диалогу, а брат — не факт. Даже если получится урегулировать конфликт сейчас, он будет тлеть, пока снова не вспыхнет. Попытаюсь наблюдать и сглаживать острые углы.
Однако уже в подъезде, поднимаясь по лестнице, я почувствовал неладное. Ощущение было, как в жаркий майский полдень перед грозой: стихают звуки, животные прячутся, насекомые замирают в предвкушении первых раскатов грома.
Василий тоже это почувствовал, нахмурился, открывая дверь в нашу квартиру.
Оттуда будто бы дохнуло концентрированным наэлектризованным недовольством. В ванной заскулил запертый Лаки, его когти заскребли о дверь.
Разувшись и начистив до блеска туфли, Василий шагнул к двери в ванную, распахнул ее, и на него напрыгнул Лаки, который за несколько месяцев из беспомощного слепыша превратился в шерстяной шпицешар, а из него вытянулся в крупного, уже мне по колени, крепкого щенка — в меру активного, в меру любознательного.
Отчим сел на четвереньки. Лаки уперся передними лапами ему в плечи и попытался облизать лицо. Василий, хохоча и нахваливая щенка, выставил руку шлагбаумом. И тут из зала вылетела мама — встрепанная, краснолицая, злющая и дрожащим голосом крикнула:
— Убирайте эту тварь куда хотите! Чтобы духу его тут не было!
Лаки прижал уши и шмыгнул за отчима, в котором почуял поддержку.
— Шо с тобой? — Поднявшись, Василий шагнул маме навстречу, но она попятилась. — Кто в тебя вселился?
— Эта тварь погрызла мои сапоги! Почти новые! Весной купленные! Три месяца на них копила!
— Лаки маленький, — встал на защиту щенка Василий, потрепал его за ухом. — У-у-у, шкода! За ним нужен глаз да глаз, как за ребенком.
Задохнувшись от гнева, мама воскликнула:
— Ну ты и сравнил! Ребенка — с псиной. Забирайте его и девайте куда хотите, я за ним смотреть не вызывалась! Вы его мне навязали! Принесли игрушку и не смотрите за ним. На мою голову опять!
Я попытался утешить маму:
— Ма, поехали завтра купим тебе новые сапоги?
— А толку? — всплеснула руками она. — И новые сгрызет. Я целый день за ним хожу и все прячу, прячу…
— Ты все равно весь день дома… — буркнул Василий, приведя те самые «мужские» аргументы, от которых женщины бьются в истерике.
Мама раскрыла рот, стала хватать воздух, а потом как крикнет:
— Я отказываюсь за ним ухаживать! Слышали? Отказываюсь! Забирайте его и девайте куда хотите, или из дома его вышвырну.
— Оля, успокойся. Как же так можно… куда же мы его? — забормотал отчим. — Ночь же ведь. Давай хоть утром.
— Или я, или он! — мама указала пальцем на щенка.
— Боря дома? — спросил я.
— Нету его! С утра ушел — и с концами! — крикнула она.
Я погладил Лаки по голове — он лизнул мою руку.
— Пойдем, малыш.
Я достал ошейник с поводком.
— Ты куда? — спросил отчим и обратился к маме, постучав костяшками по лбу. — Оля, ты чего?
— На дачу, — ответил я. — К Лидии. Она присматривала за ним на новый год. Думаю, не откажет, и дети будут рады, они чуть не плакали, когда я его забирал.
Отчим посмотрел на маму с осуждением, покачал головой и обратился ко мне:
— Давай отвезу.
Мама растерялась, побелела и прошептала:
— Ночь же ведь…
Василий обулся, молча взял щенка под мышку, и мы покинули квартиру. Первым из подъезда вышел я, заметил двух незнакомых гопников, сидящих на обочине. В темноте лиц было не разглядеть, но это точно не парни из нашего дома. Наверное, ждут кого-то.
— Нельзя так, — проговорил отчим чуть не плача и отдал мне щенка.
Лаки дергался, вырывался — хотел на землю. С ним на руках я уселся на заднее сиденье, прижал его к себе. Отчим продолжил:
— Нельзя так! Он к нам привык, полюбил нас. И я его полюбил. А теперь мы его выгоняем. Выбрасываем, как надоевшую игрушку.
— Мы будем его навещать и дрессировать, — убеждал я скорее себя. — Ну правда, мы обещали маме переселить его сразу после урагана.
Как бы мне ни хотелось растить и воспитывать щенка, но на это совершенно нет времени, Боре он не особо нужен, Наташке — тем более. Буду делать это по мере возможностей, ведь мы в ответе за тех, кого приручили.
Пригревшись на руках, щенок задремал, а мысль полетела дальше. А за спасенных я в ответе? За Каналью, Наташку, сирот, Алису и приготовленных на продажу девочек… Андрюша, интересно, закодировался или нет? Бабушка не знала, что с ним происходило в эти дни.
Завтра планировался день контактов: встреча с Толиком, возможно — с машинистом, и уже отсюда будем с Алексеевичем плясать. Он договорится с ментом-напарником, чтобы взять машину, если она понадобится, и я подумаю, кому что и от кого надо составлю схему взаимодействий.
Благодаря памяти взрослого я знал, что в будущем создадут базу данных, ввел запрос — получил информацию о любом предпринимателе, любом предприятии. Трудно представить, но это так. Сейчас же никаких баз нет, и Виталя рассказывал, что много некрупных бартерных сделок держалось на договоренностях, а большинство проводилось по поддельным документам, либо фирмами-однодневками. Ни у ОБЭП (или как правильно называется отбел по борьбе с экономическими преступлениями?), ни у налоговой алгоритм работы не был налажен. Кто не хотел рисковать, оформлялся официально и превращался в корову, которую надзорные органы не только пытались выдоить досуха, но еще и чинили препоны в работе. К желающим поживиться прибавлялись пожарные, менты, санэпидемстанция, и у всех были требования, мало совместимые с реальностью. Владельцы крупного бизнеса предпочитали сразу платить начальникам этих ведомств, чтобы их подчинённые не мотали нервы и не выписывали штрафы.
У меня-взрослого в начале нулевых была подруга-предприниматель, которая решила свернуть деятельность, потому что поборами замучили. Полтора месяца она бегала по инстанциям, чтобы сняться с учета как предприниматель! Похудела за это время, побледнела, лишившись литра крови, и у неё начал дёргаться глаз.
В конце девяностых работа налоговой, ОБЭП и прочих наладилась, и их стало не миновать. А пока поймать спекулянта или бартерщика можно только на горячем, с липовой печатью в руке, подписывающим бумаги после договоренности.
С мысли я сбился, когда машина съехала на грунтовку и затанцевала на ухабах. Мы ехали в черноту, машина то поднималась на кочках, то клевала носом, и свет фар, брызнув во мрак и выхватив холм с дачами-лачугами, потом рассеивался по выбоинам.
Зимой в этом дачном кооперативе постоянно жили только сторож — дед с алабаями — и Лидия, несколько человек часто оставались ночевать, например, ее соседи. Летом этого деда должны убить наркоманы. Интересно, угроза еще есть, или нити судьбы многих людей переплелись по-другому?
Вот и кооператив. Свет фар мазнул по маминому участку на пригорке, потом машина повернула, и лучи света протянулись к концу улицы, к фонарику напротив моей дачи.
— Какая узкая дорога, — проворчал отчим, поглядывая на перекошенные заборы, оплетенные ежевикой и ломоносом.
Щенок проснулся, когда машина остановилась. Я посмотрел на него, он — на меня и зевнул. Стало стыдно за то, что предаю его, и я отвернулся, уверяя себя, что здесь ему будет лучше. Никто не станет запирать его в ванной, целый огород в его распоряжении. Дети будут его любить. Света плакала, когда мы забирали щенка с передержки после нового года. Это временная разлука, когда он подрастет, мы переедем. Но все равно на душе скребли кошки.
Вместе с ним я вылез из «Волги», чтобы открыть щеколду калитки, собрался просунуть руку в щель между досок забора, но ее заколотили. Пришлось стучать, а потом — сигналить. Я посмотрел в прореху забора — открылась дверь дома, на пороге появилась встревоженная Лидия. Ну а как не волноваться, мало ли кто это на ночь глядя?
Пришлось обозначать себя:
— Откройте, это я!
— Павлик! — Она расправила плечи и, прихрамывая, зашагала к нам, а мне сделалось неловко, что я еще и щенка собираюсь на нее повесить.
Щелкнул замок, отворилась калитка, и во двор ворвался Лаки, сделал круг по огороду и вернулся к нам. Я кивнул на него.
