Долгожданная кража (СИ) - Зингер Владимир
— А дальше все просто, — сообщил Евтюшкин. — Доложили начальнику отдела, майору Курилову, а тот дал команду вертолет поднимать. Сам в вертолет уселся, пастуха туда, да и мне приказал садиться. Не самому же начальнику ящик с водкой таскать, верно?
— В смысле, ящик? — переспросил я, не поняв, в чем связь поисков важенки и ящика водки?
— А в смысле, что мы с начальником к шаману полетели, — сообщил Александр Васильевич. — А шаману обязательно нужно подношение сделать, иначе он и камлать не станет. Знаешь, что такое камлать?
Что такое камлать я знал. Это когда шаман духов вызывает. Кажется, ему еще полагается мухоморов поесть. Или музыки и пения достаточно, чтобы духов разглядеть? Так что на вопрос рассказчика я утвердительно кивнул и даже напел песню, которую в последнее время частенько ставили на своём купленном в складчину «кассетнике» мои соседи по общежитию:
— Шаман живёт в глухом краю,
Но я туда билет достану.
Шаману денег посулю,
И он ударит в бубен старый[1].
— Слышал я эту песню. Хрень полная, — хохотнул Евтюшкин. — Да шаман русским ни за какие деньги в бубен бить не станет. Разве что, в другой бубен может двинуть. Чукчи — парни крутые, пусть про них анекдоты и ходят. Шаман только своим камлать станет. А русским скажет только: зачем вам духи, если вы в них не верите? У вас свой бог есть, к нему и ступайте, у него и спрашивайте.И девкам, хоть русским, хоть своим, ни за что камлать не станет. Для девок шаманки есть, он к ним и пошлет.
Прокашлявшись, отставной капитан милиции продекламировал:
— Шаман живет в глухом краю
и вертит духов на бую.
О дерзкий путник, мне ответь:
на чём же их еще вертеть?
Ведь сей предмет шаману дан,
чтоб их на нём вертел шаман.
Шаман, известно, тем сильней,
чем мощный буй его длинней[2].
— Подожди, Александр Васильевич, так ведь и ты на чукчу не слишком похож, — резонно заметил я. — И начальник твой, Курилов, судя по всему, тоже не чукча.
— Не чукча, — не стал спорить Евтюшкин. — Курилов, начальник мой бывший, из юкагиров. Это народ такой, их поменьше осталось, нежели чукчей, а имена и фамилии у них русские. Курилов — очень распространенная фамилия. А юкагиры для чукчей почти свои. В общем, слушай дальше. У шамана свой колхоз, его олени дальше аргышат, чем другие. Прилетели мы в стойбище к шаману, тот у себя в яранге сидит, но шум винтов услышал, сразу вышел. Наш чукча, который пастух, сразу к шаману рванул, едва ли не в ноги кланяется и что-то по-своему лопочет. А шаман ухмыльнулся и на чистом русском языке сказал: «Жду вас уже второй день, духи устали. Отпущу я их, важенка сразу вернется». Потом постоял шаман, воздух рукой помял, глаза прикрыл и опять заговорил. Дескать — возвращайтесь, все хорошо будет.
А нам что — вернулась, так и хорошо. И искать не надо, и пастуху радость. Вот и все. Важенка и на самом деле в стадо вернулась, я потом узнавал.
Я посмотрел на Евтюшкина непонимающим взглядом. Потом спросил:
— Так и в чем смысл?
— Как это, в чем смысл? — удивился Евтюшкин. — Шаман ведь за важенкой духов отправил, чтобы те ее сберегли, а потом в стадо привели. И о нас он заранее знал. Кстати, когда я ящик водки вытащил, шаман руками замахал — дескать, целого ящика много. Оставил себе два пузыря, мол, ему этого хватит, а духи все равно пить не станут.
В то, что шаман с помощью духов пригнал важенку, я не поверил. Скорее всего, эту историю Евтюшкин попросту выдумал. Вон, дамочка, просившая в качестве гонорара за раскрытие убийства «беленькую», его на мысли навела. И шаману повезли такую же валюту. Но с другой стороны, с этим-то все в порядке, потому что в нашей стране, самая ходовая валюта — это жидкая. Пожалуй, самое правдивое в рассказе Александра Васильевича это то, что духи не пьют. Впрочем, кто их знает? А вслух сказал:
— Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
— Вот-вот, — закивал Александр Васильевич. — Если бы Шекспир пару лет на Чукотке прожил, он бы такого понаписал!
Вполне возможно, что Евтюшкин сейчас бы принялся рассуждать, что мог написать Шекспир, окажись он в яранге, или на нартах в оленьей упряжке, но не судьба. Противно зазвонил телефон, а голос дежурного озабоченно сказал в трубку:
— Леша, спускайся вниз, тебе на выезд.
[1] Песня Аллы Пугачевой
[2] В первоначальном варианте вместо слова «буй» было другое слово. Но по цензурным соображениям его пропускаем. А все претензии к А. В. Евтюшкину.
Глава 14
Вахтер особого назначения
Дядя Коля не смотрел мне в глаза и пытался несмешно шутить. Мы находились в его кабинете, и мне было его жалко. Человеку предстояло уведомить меня о том, что я в розыске больше не работаю, а такие вести сообщать коллеге, с которым сложились вполне доброжелательные отношения, ох, как нелегко, пусть даже тот всего лишь твой подчинённый. Наконец, он решился и оставил свои глупые присказки в стороне.
— Алексей, ты всё сам должен понимать. При таком раскладе тебя никак нельзя оставлять на службе в розыске. Сам понимаешь, ещё хуже может быть. Если мы демонстративных мер к нарушителю не примем, прокуратура возьмёт, да и возбудит в отношении тебя уголовное дело, а тогда уж, сам понимаешь…
Волнуется мужик. Сколько раз уже повторил он это своё «понимаешь». Я понимал, но слаще от этого не становилось.
— А может ты сам напишешь рапорт на перевод, скажем, в спецкомендатуру? Дежурным, например? — с надеждой спросил Николай Иванович.
Ну уж дудки! Оставить такой след в своём личном деле? Кому в дальнейшем будет интересен сотрудник, сбежавший из уголовки? Ясно, что местечко для меня в комендатуре уже подготовлено, но как известно (об этом ещё, по мнению Титана, «великий Кал Маркс говорил»), человек — кузнец своего счастья. Так что я своими руками обрекать себя на позорную ссылку не буду. Да простят меня собратья из всех спецкомендатур Союза, там тоже служба порой не сахар, но это наименьшее, к чему я хотел бы стремиться.
Начальник розыска срисовал мою мимическую реакцию и без паузы продолжил:
— Ладно, настаивать не буду — не пиши. Но дела это не меняет. Пойми, Алексей, решение уже принято, и это не моё решение. Ты хороший сыщик, но обстоятельства… Одно могу обещать: я всегда готов принять тебя обратно.
С БАМом всё прошло значительно будничней. Для него я был источником неприятностей, избавиться от которого — великая удача. Он сообщил мне, что в связи со служебной необходимостью я переведён на должность дежурного инспектора второй спецкомендатуры. Ладно хоть не по служебному несоответствию, и то хорошо! От меня требовалось зайти к замполиту, расписаться в приказе и приступить к сдаче дел, а завтра с утра прибыть в распоряжение начальника спецкомендатуры. Так что зря ты, дядя Коля, старался — не надо никаких рапортов на перевод. Дело уже сделано и без нас с тобой.
Большаков напоследок посмотрел на меня взглядом мудрого начальника и изрёк с почти отеческой интонацией, сквозь которую, однако, просвечивало некоторое облегчение (не мне с тобой теперь возиться):
— Надеюсь, что это послужит тебе хорошим уроком на будущее, Воронцов. Работник ты вроде бы и успешный, но всё время вокруг тебя какое-то напряжение ощущается. Всё тебе по-своему надо сделать. Неудобный ты какой-то. Пятно на коллектив, опять же, из-за твоих фокусов. Будь как все, и самому легче станет.
Будь попроще, и люди к тебе потянутся — перевёл я для себя последнее изречение начальника, которого он в такой редакции пока ещё не знал. Вот интересное дело: до настоящего времени моя вторая жизнь отличалась от первой какими-то несущественными мелочами, а сейчас возникла серьёзная заявка на новизну. Вот стану я великим спецкомендатурным деятелем и на грядущем строительстве пятой домны, знаменитой «Северянки», где будут работать мои химики — условники, вотрусь в доверие к нашему Борису Николаевичу, которому придётся частенько наезжать на стройку для придания ускорения темпам работы. Понравлюсь ему и между делом угощу «палёнкой» с «трассы»[1]. Он, конечно, после этого никаким президентом стать не сможет — уж очень продукт ядрёный, от него слепнут частенько или ещё что случиться может. Зато сделает меня каким-нибудь там своим референтом, а то и зятем. И буду я его по вечерам «палёнкой» угощать да сказки о будущем на ночь рассказывать, совсем как Шахерезада. А в стране у нас покатится с-а-а-в-с-е-м другая жизнь, панимаишшь.
