1914 (СИ) - Щепетнев Василий Павлович
Нет, не все обсуждали. Papa с комендантом, Владимиром Николаевичем, уединились в Особом Купе. О чем там они говорили, не знаю, не присутствовал, но, полагаю, разговор был очень и очень серьёзный. Воейков вышел из купе красный, но решительный. Будет рыть землю и дуть на воду.
Что случилось, мы поняли не сразу. Неисправность в автомобиле? Там, в двадцать первом веке, автомобили горят беспрерывно: то во время стоянки, а, бывает, и прямо на ходу, в движении. Почему — не знаю. То ли поджигают, то ли совсем уж плохо сработаны. Но здесь, сейчас о подобных случаях не пишут. Может, и потому, что автомобиль пока диковинка, редкость, нет привычки жечь автомобили, не выработалась привычка у завистников?
Но уже вечером Маклаков доложил, что определенно это был поджог, специалисты определили, что горела специальная смесь, магний и что-то ещё, давая пламя, прожигающее железо. Мсье Кегресс умер практически мгновенно. Это, по мнению Маклакова, должно нас утешить.
Но я-то знаю, что «практически мгновенно» для стороннего наблюдателя и для самого умирающего — совсем не одно и то же.
Ладно. Умер. Я ведь знаю, что можно умереть — и воскреснуть, и надеюсь, что мсье Кегресс воплотится в Алене Просте, или ком-нибудь ещё.
Или не воплотится. Темна вода во облацех.
Половину ночи я не спал. Или четверть — трудно определить. Не спал, потому что думал. Первое: злоумышленник вряд ли метил в мсье Кегресса. Если бы не желание Mama проехаться на линейке, за рулем был бы Papa. И умер бы практически мгновенно, да. А вместе с ним, вероятно, «практически мгновенно» умерла бы и Mama.
И что тогда?
Следующим был бы я. Во всех смыслах. Меня бы провозгласили Императором, как Петра Второго, короновали бы, но кого бы назначили регентом? Ольгу — нет, конечно. Она несовершеннолетняя. Дядю Майкла, Великого Князя Михаила Александровича? Его персона вызывала сомнение — морганатический брак, изгнание из России. С другой стороны, где он сейчас, дядя Майкл? В Лондоне дядя Майкл! В Лондоне!
И вот он становится регентом, а Россия, что Россия? Россия, конечно, будет вместе с дядей Майклом во всём поддерживать своего великого союзника, Великобританию. В правительстве антантофилов немало, в Думе ещё больше, народу расскажут о братьях-сербах, стенающих под пятой католической веры, и начнётся война России с Германией, хотя где Сербия, а где Германия? Зато нам будут помогать союзники. Советами. И поставлять винтовки, пулеметы и боеприпасы за золото по военным конским ценам. Капельно, пипеточно. Купи, небоже, что нам негоже. И помоги, брось в наступление три-четыре корпуса, отвлеки неприятеля, а то уж больно он воюет крепко.
А потом я, как и Петр Второй Алексеевич, умираю. В ножички играть стану, и горло себе перережу, или просто споткнусь о порожек, да и упаду неловко, много ли гемофилику надо?
Мдя…
Хотя есть и другие претенденты на роль регента. Uncle Nic, хотя бы. А то и вовсе Верховный тайный совет возродят, по примеру правления Петра Второго. Совет Тайных Отцов — звучит?
Не очень.
Я вчера подробно рассказал, что видел: как приехал Uncle Nic, вышел из «Мерседеса» и прошёл в дворец, а водитель завел «Мерседес» в гараж, спустя несколько минут отправился в столовую для работников. Перекусить. Так что у него, у водителя, возможность подложить зажигательную бомбу в «Delaunay-Belleville» имелась.
— Мы проверили этого Густава Мюллера. Он исчез! — продолжил Маклаков.
Papa не стал восклицать «как исчез!», а просто смотрел на министра.
— Его не оказалось ни дома, ни на службе. Была поставлена засада в обеих этих местах, но он не появился. В его жилище — он снимал квартиру на Малой Садовой — был проведен негласный обыск. Ничего изобличающего найдено не было, видно, Мюллер — человек опытный. Однако на стене висел портрет кайзера, Вильгельма Второго! — и Маклаков сделал паузу, давая понять, что за фрукт этот Мюллер.
— Только кайзера? — подал голос я. Обычно я не встреваю в серьезные разговоры, но у меня была причина нарушить правило. — Кайзера, и больше никого?
— Нет, Ваше Императорское Высочество. Там ещё были портреты нашего Государя, императора Австрии Франца Иосифа и короля Англии, Георга Пятого, — пришлось признать Маклакову.
— Получается, портрет Вильгельма ни о чём не говорит. Похоже, Мюллер уважал монархию, как таковую. Или хотел жить среди коронованных особ. Ненаказуемо, Николай Алексеевич.
— Да, Ваше Императорское величество, — и Маклаков посмотрел на Papa, не одёрнет ли он наследника.
Не одёрнул.
— Второе, — солидно, как умненький мальчик, продолжил я. — Осматривали ли «Мерседес» дяди Ника при въезде?
— Нет, Ваше Императорское высочество. Транспорт Великих Князей, как и сами Великие Князья, досмотру не подлежат.
— Напрасно. Теперь, надеюсь, исключений не будет.
— Но, Ваше Императорское высочество, это невозможно! Великий Князь Николай Николаевич…
— Великий Князь Николай Николаевич всего лишь человек. Не помазанник Божий. Его, как и любого другого, могут использовать в своих целях разрушительные силы. Случившееся тому свидетельство.
— Алексей прав. Отныне все экипажи подлежат досмотру, — сказал Papa. — О личном досмотре Великих Князей, как и всех членов Императорской Фамилии, речь, разумеется, не ведётся. Но только членов Императорской Фамилии. Все же остальные… Впрочем, это мы обсудим с графом Фредериксом и Воейковым, это их компетенция.
— Позвольте, Papa, закончить — воспользовался паузой я.
Papa позволил.
— Вы показывали Великому Князю фотографию Мюллера, Николай Алексеевич?
— Нет, Ваше Императорское высочество. Зачем? Мюллер же привёз и отвёз Великого Князя.
— Мюллер ли? А если это был не Мюллер?
— Как не Мюллер? А где же тогда Мюллер?
— Где, где… В Неве. Или уже вынесло в Залив. Вот, я изобразил шофёра дяди Ника — и я протянул министру рисунок. — Поспрашивайте и в гараже Фриде, и по месту проживания, тот ли человек. И, если в гараже есть фотография Мюллера, непременно покажите её Великому Князю. Или мне.
— Вы думаете, Ваше Императорское Высочество, что…
— Я не исключаю возможность, что Мюллера подменил злодей, а сам Мюллер был устранен. Убит.
— Но почему?
— Чтобы подозревали немцев. А это, может быть, вовсе и не немцы. Вы, Николай Алексеевич, размножьте мой рисунок, да раздайте кому нужно. Не значится ли данная личность в розыске, в картотеках, где-нибудь ещё? Не видели ли шофёра рядом с посольствами? Британским, французским, ну и германским тоже? А вдруг и самого сумеете задержать? Ну, вдруг? Есть же в полиции толковые люди, нет? И ещё — проверьте, чем внезапно заболел постоянный шофёр дяди Ника, не подсыпали ли ему отравы какой, или пурген, каскару саграду? Доктор-то его смотрел? Не выяснили?
И я удалился. Чин чином, испросив позволения у Papa.
Удалился работать. Покушение покушением, а читатели ждут историю о подводном крейсере «Пионер».
Вечером зашёл Papa.
— Только что телефонировал Маклаков. Да, в гараже сказали, что Мюллер — это другой человек. Не тот, которого ты изобразил.
— Печально, любезный Papa. Получается, что погиб не только мсье Кегресс, но и господин Мюллер. А самое печальное, что охота идет на вас, и она продолжится… — и я выложил ему итоги ночных размышлений: о регентстве, и о вступлении в Войну.
— Ты считаешь, что причина в этом? В войне?
— Да. Революционеры не упустили бы возможность убить заодно и дядю Ника, и господина Янушкевича — на обратном пути из Петергофа в Петербург. Но не убили. Почему? Потому что и дядя, и Янушкевич очень не прочь повоевать, и очень бы пригодились на случай войны с Германией. Отсюда — покушение организовали не революционеры, и не Германия.
— Возможно… Весьма вероятно, — сказал Papa. — Мы приняли меры.
Ну да, меры. Теперь в приёмной Papa двое дежурных вместо одного. И парк патрулируют дополнительные наряды охраны, и на царскосельском вокзале агенты вглядываются в каждого — не злодей ли. Это мне Михайло Васильич рассказал.
