Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
— А что, неплохая идея, — поддержал его я. — Я бы на вашем месте так и поступил. Вы подумайте, что вам выгоднее – постоянный стресс при деликатесах, или бумажная работа и душевный комфорт. До пенсии долго ещё вам?
— Четыре года.
— Вот спокойно их и проведите. А там – на заслуженный отдых, возитесь с внуками, летом хоть каждый день на речку, рыбу удить, или просто в лес по грибы и ягоды. Зимой с встанете на лыжи, да ещё и внуков с собой прихватите.
— Эх, — вздохнул Юрий Константинович, — кто ж меня отпустит…
— А кто не отпустит? Никто согласно КЗОТу не имеет права вас насильно удерживать в директорском кресле.
Соколов грустно усмехнулся:
— Увы, КЗОТ не всегда действует, когда в деле замешаны большие люди. Если я им выгоден на посту директора гастронома, то...
Он сделал многозначительную паузу. Я же, глядя ему в глаза, медленно, выделял каждое слово, произнёс:
— Юрий Константинович, вы, и только вы – хозяин собственной судьбы. Никто не может за вас решать, хоть сам Генеральный секретарь ЦК КПСС. Увольняйтесь к чёрту из этой структуры, чем дальше от торговли – тем лучше. Вы поняли меня?
Я смотрел на него, как удав на кролика. Соколов сделал глотательное движение и быстро пару раз мелко кивнул.
— Хорошо, Арсений Ильич, я попробую. И правда, чего бояться-то… Войну прошёл – так не боялся, как идти против… Ну, обойдёмся без имён.
Можно и без имён, хмыкнул я про себя, всё рано мне-то они известны. Тот же Гришин, первый секретарь Московского горкома партии. Или Галя Брежнева… Могла бы помочь, но к тому времени её отец уже ушёл в лучший мир, и она сама практически угодила в опалу. Как и её супруг, которому вообще пришлось отсидеть. Так что, дорогой Юрий Константинович, никто тебе не поможет, и единственный шанс уцелеть – вовремя соскочить с этой продовольственной иглы. Может быть, если хватит здоровья, развернёшься в 90-е. Правда, не уверен, что они наступят в том виде, в каком их пришлось пережить и мне, и всей стране, в одночасье развалившейся на отдельные республики.
— А чтобы у вас появился стимул… Давайте так, сейчас я продемонстрирую свои возможности, после чего вы проходите обследование, которое должно подтвердить у вас наличие аневризмы. Пока небольшой, но аппаратура должна увидеть. Вам могут предложить операцию, полостную операцию, и такой метод чреват разными осложнениями, тем более в вашем возрасте. Если вы прислушаетесь к моим рекомендациям и не только измените образ жизни, отказавшись от вредных привычек, но и смените место работы на более спокойное, то, скажем, через месяц я берусь избавить вас от аневризмы без всяких операций. В противном случае вверяйте своё здоровье традиционной доказательной медицине со всеми вытекающими последствиями. Согласны?
На этот раз он задумался. Если предыдущее предложение всё-таки оставляло ему пути для отступления, то сейчас требовался однозначный ответ – да или нет. Я, не отрываясь, смотрел его в глаза. Он сначала отводил взгляд, но, придя к какому-то решению, вздохнул:
— Хорошо. Если всё обстоит так серьёзно, то я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы в течение месяца отказаться от вредных привычек и сменить место работы на более спокойное.
Я растянул лицо в улыбке:
— Ну вот, совсем другой разговор. А теперь займёмся вашим наследием войны.
От иглорефлексотерапии я предпочёл на данный момент отказаться. Вся эта показуха ни к чему, только мешать будет. Будем работать с помощью ДАРа.
Сначала у меня была мысль вывести осколок на безопасное расстояние от артерии, а там, если что, хирург его извлечёт без особых проблем. Но затем я своё решение изменил. Захотелось наглядно показать, чего стоит мой метод. Хотя, конечно, энергии было потрачено изрядно, чтобы осколок прошёл сквозь мышцы и вышел через кожу наружу, оставив после себя небольшую ранку. При этом ещё пришлось и местную анестезию проводить опять же с помощью исполнительных «паутинок», которые временно блокировали нервные окончания по пути следования осколка.
Эффект, конечно, был такой, на который я и рассчитывал. Пациент пребывал просто в шоке. Держал на ладони малюсенький осколок металла, переводя взгляд расширенных глаз с него на меня и обратно, и так несколько раз.
— Давайте-ка я вам ранку продезинфицирую. Она хоть и небольшая, но кто знает… Не хватало ещё какую-нибудь гадость занести.
— Что? А, да, конечно, — рассеянно пробормотал Соколов, продолжая разглядывать «эхо войны».
Мы договорились, что ровно через месяц Юрий Константинович появится у меня, естественно, предварительно созвонившись. Перед уходом он вручил мне визитную карточку, выполненную даже скромнее моей.
— Это мой рабочий телефон. Если понадобится что-то, чего нет на прилавках других магазинов – звоните, не стесняйтесь. Я теперь ваш должник.
Ага, только вот мы не знаем, товарищ Соколов, ваш телефон уже стоит на прослушке или ещё нет. Скорее всего прослушку поставят через год-два, но всё же лучше не рисковать. Вслух же я сказал, что с радостью воспользуюсь предложением, как только возникнет такая необходимость.
Тем временем сессию Рита сдала на «отлично». В общем-то, в Лебедевой я был уверен, девочка не без способностей. Даже подыгрывать ей не пришлось. А Симонян вообще был не допущен к экзаменам.
И тут в конце января случился звонок от Мясникова.
— Арсений, — сказал он в трубку каким-то тяжёлым, давящим голосом. — Вы не могли бы приехать в Пензу?
— Срочно? — обречённо поинтересовался я.
— Чем скорее – тем лучше.
Мясников замолчал, я не стал вытягивать из него подробности. Только вздохнул про себя и сказал, что смогу подъехать в следующие выходные. В пятницу вечером сяду на поезд, в субботу утром буду в Пензе. Машину я снова решил не гонять, тем более на трассе обещали гололёд. Шины «ёлочка» не настолько хороши для таких поверхностей, чтобы рисковать жизнью.
Пришлось звонить Рите, оправдываться, что срочно приходится ехать в Пензу, и наше субботнее свидание откладывается до лучших времён.
— Сеня, хоть бы раз меня в свою Пензу свозил, — неожиданно заявила девушка. — Ты столько интересного о ней рассказывал, что хочется и самой посмотреть на эти достопримечательности.
Я хотел было пообещать, что когда-нибудь, возможно… Но в последний момент подумал – а почему бы и нет?
— Слушай, ну если есть желание – поехали вместе. Я возьму два билета, может быть, даже получится в спальный вагон, в купе на двоих. Заодно и с моей мамой познакомишься, я ей про тебя рассказывал. Родители-то отпустят?
— С тобой? Да хоть на край света, — негромко рассмеялась Рита.
— Ну тогда беру билеты на вечерний поезд, готовься в пятницу вечером отправляться в Пензу.
Достать билеты в СВ получилось только через Лесневского, имевшего связи, наверное, даже в Кремле. Причём за свою услугу он снова ничего не взял, хотя за сами билеты, конечно, я заплатил согласно номиналу.
В дорогу мама снабдила дочку домашней выпечкой, на которую была мастерица, ну и ещё кое-какой закуской. Я прихватил жареную курицу, свежие овощи и фрукты, купленные у грузин на Центральном рынке.
Поужинали за разговорами, начали готовиться ко сну. Под мерный, убаюкивающий стук колёс так и тянуло провалиться в сон. Но я ждал. Лежал с закрытыми глазами ровно на спине, прикрывшись полушерстяным, запрятанным в пахнувший стиральным порошком пододеяльник, и ждал. Минуло, наверное, минут пятнадцать, и я услышал:
— Сеня, ты спишь?
Открыл глаза, повернул голову в сторону лежащей напротив Риты, чей также накрытый одеялом силуэт смутно угадывался в темноте, изредка разрываемой отблеском фонарей, мимо которых проносился наш поезд.
— Ещё нет. А тебе чего не спится?
— Да вот всё думаю…
— О чём?
— О том, как сложится моя жизнь.
— И какой ты её видишь?
— Счастливой. Я буду работать врачом. У меня будут муж, дети… Ну а что, это ли не счастье?
— Пожалуй, что и счастье, — согласился я. — Только вот у каждого оно своё. Тебе важны работа по нраву, семья, а другому, может, жизнь не в радость без возможности путешествовать по миру, или без того, чтобы ставить рекорды в спорте. Писателю важно книги писать, художнику – полотна, и каждый из них рад, когда задуманное удаётся и находит признание у поклонников.
