Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
Спать отправились ещё минут через тридцать, когда по телевизору закончилась эстрадная программа «Мелодии и ритмы». Мне даже постелили свежее бельё. Жалея, что Риты нет под боком, немного поворочался и уснул.
Утро для меня началось в половине десятого. Я оделся и только после этого отправился в туалет совершать гигиенические процедуры. Ольга Леонидовна уже была на ногах, мыла на кухне посуду, а Сергей Михайлович сидел в кресле, листая журнал «Советская милиция». Увидев меня, подмигнул:
— Выспался?
— Более-менее. А Рита спит?
— Дрыхнет. Давай умывайся, чаёвничать будем.
Оказывается, Ольга Леонидовна ещё и выпечку вчера напекла, специально на утро. Чаёвничать сели впятером – к тому времени не только Рита проснулась, но и Андрей вернулся, где-то с полчаса назад. Подарком оказался доволен и пообещал отдариться при первом удобном случае, например, в мой день рождения. То есть 10 марта.
В разгар чаепития Ольга Леонидовна вдруг поморщилась и приложила руку к правой груди. А там я успел заметить небольшое расплывшееся пятнышко на халате в районе соска, которого ещё минуту назад не было. Покраснев, с извиняющей улыбкой произнесла:
— Отлучусь ненадолго.
Пока её не было, мы все делали вид, будто ничего не произошло. Хотя я был уверен, что со здоровьем у мамы Риты не всё в порядке. И я догадывался, что именно, хоть и был кардиологом, а не маммологом. Когда она вернулась за стол уже в плотной кофточке, я без обиняков выдал:
— Ольга Леонидовна, можно с вами посекретничать? Скажем, на кухне?
— Посекретничать? — недоумённо приподняла она тонкие брови. — А насчёт чего?
— Так это же секрет, — улыбнулся я.
— Ну-у…
Она растерянно поглядела на Сергея Михайловича, тот тоже выглядел слегка не в своей тарелке, но всё же кивнул:
— Ступайте, посекретничайте. Может там и правда что-то важное.
Рита с Андреем тоже глядели на меня недоумённо, но я им обоим одновременно ободряюще улыбнулся, мол, не переживайте, не украду я вашу маму.
Когда же мы уединись, я вполголоса спросил:
— Ольга Леонидовна, как врач могу я поинтересоваться… У вас фиброзно-кистозная мастопатия?
У неё округлились глаза, а лицо теперь и вовсе стало пунцовым.
— Ой, — она прижала ладошку к губам. — Арсений, а как вы…
— Я же врач, — ободряюще улыбнулся я собеседнице. — Пусть и не маммолог, но кое-какие познания в этой области имеются. Так что, я угадал с диагнозом?
Она опустила глаза, глядя в пол, чуть слышно произнесла:
— Угадали. Месяц назад начались выделения из правой груди, пошла на обследование, вот и выявили. Маммолог сказала, что это серьёзно, со временем может перейти в рак молочной железы.
— И я с ней солидарен, — заявил я с видом бывалого профессора, который освоил ещё в прошлой жизни. — Знаете что, голубушка… Предлагаю не терять время, а прямо сейчас заняться вашим лечением.
— Как прямо сейчас? — опешила Ольга Леонидовна.
— А вот так – прямо сейчас. Не здесь, конечно, — огляделся я, — а в какой-нибудь из комнат, чтобы нам никто не мешал.
— Ой, я даже не знаю… Надо у Серёжи спросить.
— Конечно, конечно, — согласился я. — Сергея Михайловича необходимо обязательно поставить в известность.
Лебедев тут же был вызван женой на кухню и, когда я ему всё объяснил, без разговоров разрешил воспользоваться его кабинетом. Когда мы вышли втроём с кухни, я, глядя на хранящие вопросительное выражение лиц Риты и Андрея, вкратце пояснил, что сейчас займусь здоровьем их мамы, полечу её от одной неприятной болячки.
Оказавшись в кабинете, я предложил Ольге Леонидовне застелить обтянутый кожей диван покрывалом, затем снять кофточку и бюстгальтер, ежели таковой на ней присутствует, и лечь на диван.
— И бюстгальтер? — беспомощно захлопала накрашенными уже с утра ресницами мама Риты.
— Ольга Леонидовна, в данный момент я ваш врач, а не какой-то посторонний мужчина. Так что прекращайте стесняться.
Она разделась. Увидев залепленный пластыре сосок, я поморщился:
— Потом будете отдирать его… Это же больно!
— А куда деваться? — вздохнула Ольга Леонидовна. — Меня эти выделения уже достали.
— М-да, – теперь уже и я вздохнул. — Ладно, сначала я проведу диагностику. У вас, может, помимо мастопатии ещё какие-то болячки имеются?
— Ну как... Хронический цистит, но это вроде бы не так уж и серьёзно, верно?
— Тоже ничего хорошего, — буркнул я. — Им тоже займёмся.
Диагностика подтвердила и фиброзно-кистозную мастопатию, и хронический цистит, а до кучи ещё и обнаружился остеохондроз шейного отдела – не такая уж и редкая возрастная штука. Про остеохондроз Ольга Леонидовна знала, но считала это совсем уж пустяковой болячкой. На что я возразил:
— Пустяковых болячек не бывает. Остеохондрозом я тоже займусь.
Я не гнал коней, торопиться было некуда. «Паутинки» медленно, но верно и неумолимо уничтожали больные клетки, заменяя их здоровыми. Пациентка вела себя тихо, и спустя сорок три минуты я объявил, что мастопатия, цистит и остеохондроз в ближайшие месяцы как минимум беспокоить её не будут.
Честно говоря, невзирая на то, что выделения из соска прекратились, Ольга Леонидовна немного с сомнением отнеслась к моему вердикту, в отличие от остальных членов её семьи, за исключением Андрея, который в своей комнате, где я провёл ночь, уже дрых без задних ног. Но вида не показала, поблагодарила и, прежде чем проводить, меня снова напоили чаем, теперь ещё и со смородиновым вареньем, сваренным из собранной на подмосковной даче Лебедевых чёрной смородины.
— Летом обязательно приезжайте к нам в гости на дачу в Купавну, — сказал Ольга Леонидовна. — Вы не представляете, Арсений, какой там чудесный воздух, какой сосновый бор, какая чистая вода в Бисеровском озере. Серёжа пожарит шашлыки… Ах, какие шашлыки он делает, вы должны их обязательно попробовать! Серёжа, что ты молчишь? Или ты не хочешь, чтобы Арсений к нам на дачу приехал?
— Отчего же, — пожал плечами генерал. — Буду рад видеть тебя, Арсений, у нас на даче. Оля не преувеличивает, там действительно красота неописуемая.
— С удовольствием приму приглашение, — улыбнулся я.
На вечер 1 января у меня уже был куплен билет на поезд, правда, удалось взять только в обычном купейном вагоне, 3-го утром я должен быть снова в Москве. С вокзала успею забросить вещи – и в институт, там в 10 утра начало сессии.
До Пензы добрался я без приключений. С вокзала на такси рванул в Арбеково и, надо же такому случиться, что у мамы и Юрия Васильевича гостил Марат. Уж как он был рад радиоконструктору – словами не описать.
— Дядь Арсений, а ты в Москву меня возьмёшь?
— Возьму, но попозже, — вдохнул я, потрепав его вихрастую голову. — Сейчас у меня очень напряжённые времена, хотя бы окончания сессии дождаться, будет чуть полегче.
— Знаешь, — задумчиво сказала мне мама, когда мы остались с ней наедине, — рядом с Маратом во мне снова просыпаются забытые материнские чувства. Не подумай, что в отношении тебя у меня нет таких чувств, ты был моим сыном и им навсегда останешься. Но Марат… Он такой маленький, такой беззащитный… Я когда Юре в этом призналась, он мне сказал, что испытывает тоже подобные чувства.
— Усыновить хотите? — прямо спросил я.
Мама вздохнула:
— Ой, Сеня, даже и не знаю… Я ведь тоже про это думала, но как-то осторожно, с опаской. Мальчишка, понятно, только рад будет, а вдруг мы с Юрой не справимся? Всё-таки нам уже не по двадцать лет, возраст...
— Мам, ну какой возраст?! Ты у меня точно женщина в самом соку, выглядишь от силы лет на тридцать пять. Да и Юрий Васильевич – мужчина хоть куда… Нет, ты не пойми, будто я уговариваю вас усыновить Маратку, это сугубо ваше личное дело. Но если вы чувствуете в себе такое желание – почему бы и не попробовать?
Мама обещала на пару с Юрием Васильевичем подумать над моим предложением.
Только вернулся в столицу, как меня пригласили на очную ставку с Геворгом Давидовичем Симоняном. Тот уже сидел в СИЗО, и вид у доцента был, скажем прямо, не слишком презентабельный. Однако, нужно отдать ему должное, упирался вовсю, не желая признавать того факта, что подкатывал ко мне с предложением поспособствовать сдаче племянником зимней сессии, а магнитофонную запись называл мерзкой подделкой. В общем, я дал свидетельские показания, и меня отпустили восвояси.
