Обсерватор - Антон Витальевич Демченко
— Передашь ей. Больше не задерживаю, — бросил он и моментально потерял всякий интерес к моей персоне.
Ну, невежливо, да. И неприятно, конечно. Но по большому счёту, мне на этого бездника наплевать так же, как и ему на меня. Так что, я молча взял поданный мне свёрток и вышел. Кеша меня поджидал здесь же, так что мне не пришлось рыскать по всей субмарине, пытаясь отыскать в лабиринте её переходов своего проводника или выход… Заметив выражение моего лица, Ваккер хмыкнул и, не говоря ни слова, потопал в обратный путь. А я шёл за ним и думал всякие мысли, насчёт прямо бразильскосериальной ситуации с Дельфиной.
Но недолго, потому что на полпути к выходу из субмарины я подпрыгнул, пытаясь обойти выкатившегося прямо мне под ноги мелкого робота, помянув его шустрость по матушке-отвёртке и батюшке-паяльнику, чтобы уже через секунду подскочить на месте, шарахнуться в сторону и тут же ущипнуть себя за всё, что щипается! Нет, сами роботы, мелкие и не очень, не были удивительны. Они и по Обсерватору то и дело катаются по своим роботячьим делам, и вроде бы местные бездниковские роботы, как мне казалось, не очень-то и отличаются от обсерваторских. Потому я к ним и особо и не приглядывался… а стоило бы! Был бы внимательнее, глядишь, не перепугался бы, когда мелкий, сантиметров тридцать от пола робот, случайно выкатившийся из технической ниши прямо мне под ноги, вдруг посмотрел на меня грустными вытаращенными глазками! ЖИВЫМИ глазками! Моргающими! Совершенно сюрреалистичное зрелище, от которого я чуть было не свихнулся — ну, раз уж такие глюки меня посещают, то сойти с ума как бы закономерно.
— Ты чего, аэр? — уставился на меня Кеша.
— У него… — потыкал я в робота пальцем. — Глаза⁈
— Естественно, глаза, тупой аэр, — фыркнул Кеша, но тупым обозвал по-русски, видимо надеясь, что я не пойму. Охрененная вежливость. — Это сервисный киборг! Как он без глаз что-то увидит, троттель⁈
На эти риторические вопросы я промолчал, начав понимать, что «киборг», очевидно, не человека. А какого-то животного, которое используется в качестве управляющего элемента сервисного робота. И глаза не печально-удивлённые, скорее рыбьи или что-то такое.
А Кеша, паразит перекачанный, жёг! Мы встретили четырёх бездников, и каждому, КАЖДОМУ, он с хиханьками и хаханьками рассказывал про «тупого аэра». На смеси славянского и хохдойча, этаком суржике, который я прекрасно понимал. Так врал ещё, зараза! Я с его слов чуть ли не башкой об потолок от ужаса долбанулся, а потом на жопу на пол плюхнулся!
Но несмотря на тупого Кешу и задержки, добрались мы до предлестничной проходной. Где меня в очередной раз поразило зрелище, которое я просто не увидел, когда мы шли на базу. Не оглядывался, потому и не рассмотрел. А полюбоваться-то было на что! Над дверью, в окружении каких-то механизмов, находился здоровенный и живой глаз в затейливо украшенной латунной рамке-обрамлении, судя по радужке-зрачку-склере — человеческий. Только сантиметров десять, а то и пятнадцать диаметром!
— Система наблюдения, троттель, — с ухмылкой сообщил наглый Кеша, заметив мою лёгкую заминку.
И не успели мы выйти, как этот придурок, с самой что ни на есть придурочной улыбкой, чуть не брызгая слюнями, стал рассказывать двум охранникам, какой я «неуклюжий троттель».
— Герр Лидрих, позволите дать дружеский совет? — обратился я к старшему троицы на русском, с элементами хохдойча, насколько я уловил местный суржик. И с удовольствием заметил, как вздрогнул и помрачнел Кеша, услышав мой голос.
— Хм… дружеский? Ну-ну, — бездник стёр с лица лёгкую усмешку и, покосившись на своего подчинённого, кивнул мне. Мол, жги.
— Проверьте герра Ваккера у врача: галлюцинации — верный признак психических отклонений, — сообщил я, развернулся и потопал прочь от обтекающего Кеши и искренне потешающихся над ним коллег.
Шмыгнув в лифтовую шахту, я задумался: а не побродить ли мне немного по Ветреному? Ну а что? Торопиться мне некуда, дела на Обсерваторе могут и подождать, тем более, что они всё равно никогда не заканчиваются. Такова уж особенность жизни на корабле, пусть он и летающий. В общем, спешить незачем, а просто наблюдение за местными жителями может дать мне немало пищи для размышлений.
Ну и не найдя причин, почему бы этого не сделать, я принялся бродить по ярусам, разглядывая окружение и прислушиваясь к разговорам. Заодно на внешней лестнице бегло ознакомился с посланием. Просто глупый бездник завернул коробочку в лист письма, запечатал печатью… Не завернув её по бокам. Так что, да, РАЗВЕРНУТЬ обёртку, не повредив её саму и скрепляющую печать, практически невозможно, но ВЫТАЩИТЬ шкатулку, не потревожив обернувшее её письмо-обёртку, не представляет особых проблем. И я вполне логично воспринял это как разрешение ознакомиться с содержимым. В саму коробочку я лезть не стал, но вот в свёрток после извлечения коробочки заглянул и начертанное на его внутренней стороне послание прочёл. И да, они точно близкие родичи: обращение к «племяннице» и какие-то сетования на тему «возвращение в отчий дом» прямо на это указывали. Хотя Дельфина — явно не бездник. Видимо, полукровка по отцу, судя по всему.
Некрасиво? Может быть. Но… лучше знать и избежать, чем не знать и упасть. Дельфина, как и, фактически, весь личный состав Обсерватора сейчас имеют прямо-таки подавляющее влияние на мою жизнь и её условия. И во избежание всяческих неприятных сюрпризов, я просто обязан знать об экипаже корабля, ставшего мне временным домом, всё и немного больше. Хотя бы, чтобы иметь возможность избежать серьёзных проблем, если вдруг придусь не по душе кому-то из подчинённых нашего капитана. Здесь слово, там жест, тут пойманный вовремя взгляд… в моём нынешнем положении всё важно и всё ценно. А такие вот моменты, как сейчас с письмом, и вовсе можно считать фартом. Хотя, конечно, в иных условиях… эх, да что там!
Побродив по ярусу и вдоволь порефлексировав, я остановился у небольшой кафешки, куда и зарулил. Просто подустал, не физически — эмоционально. Денёк вышел тот ещё, так что
