Москва - Дмитрий Николаевич Дашко
Я задумался. Конечно, Винокуров говорил правду, но, кажется, не всю. Я нутром чуял, что он недоговаривает. Осталось только понять, какую линию поведения надо выбрать в его отношении, чтобы расколоть.
Кажется, придётся слегка прессануть «клиента» и сбить некоторую спесь. Налоговики… они и в Африке налоговики, да и в советской России тоже.
– Слушай, Винокуров, ты, наверное, малость не догоняешь, – с угрозой произнёс я.
Он выпучил на меня глаза.
– Чего?! – На секунду собеседник потерял дар речи.
– Говорю, не понимаешь ты меня… Бумаги – штука важная, не поспоришь, но ни ты, ни я не верим всерьёз, что именно Крюкова стоит за этим массовым производством ящиков.
– Но позвольте!.. – попробовал приподняться из-за стола фининспектор, но я усадил его обратно, положив руку на плечо.
– Позволю… Конечно, позволю, но потом. Ну я же по глазам вижу, что ты не вполне искренен со мной. Давай, колись. В конце концов, это в интересах обоих наших ведомств.
– Ладно, – решился он. – Вижу, что наш уголовный розыск на мякине не проведёшь. Да, хотя по бумагам всё действительно оформлено на Крюкову, раньше патент и всё дело принадлежали гражданину Науму Израилевичу Гельману. А потом он передал весь этот бизнес, как вы выразились, Серафиме Крюковой.
– А произошло это до первых штрафов или после?
– Во время, – вздохнул Винокуров.
– Ну вот, – обрадованно произнёс я. – Всё окончательно становится на свои места. Понятия не имею, каким образом гражданин Гельман повесил налоговое тягло на плечи балерины, но, похоже, размер штрафов стал для неё крайне неприятным сюрпризом. Как думаете, я прав, товарищ Винокуров?
– Правы, – кивнул он. – Я во время нашего разговора с ней тоже понял, что здесь что-то не так. Крюкова не знала банальных вещей: кто у неё работает, чем занимается… ну и прочие мелочи, которые настоящий хозяин обязан знать наизусть. Но вы должны понимать, что официально, по всем документам, она значилась владелицей и потому обязана нести всю полноту ответственности.
– Да это я понимаю, – легко согласился я с его резонами. – Бумаги – это ого! И даже ого-го! Так что претензий к тебе, Винокуров, нет и быть не может. Ты мне лучше вот что скажи – если сумма штрафа стала для девушки шоком, могла ли она помчаться с разборками к нехорошему гражданину Гельману, который так её подставил?
– Могла, – сказал фининспектор.
– Я тоже так полагаю. Давай-ка черкани мне адресок этого Наума Израилевича. Похоже, у меня появились к нему некоторые вопросы.
Он покладисто кивнул и протянул мне листок с адресом.
– Вот, товарищ Быстров. Быть может, вам удастся найти управу на этого нечистого на руку предпринимателя.
– Обещать не стану, но попробовать – попробую, – сказал я.
Глава 16
Я подошёл к проржавевшим дверям забора, за которым раздавался противный визг пилы, что в общем-то неудивительно: «офис» Гельмана располагался на лесопилке.
Настроение у меня испортилось. Пришлось переться через полгорода, и всё больше пешком. К тому же, пока добрался, успел нагулять зверский аппетит. Купленные по дороге два жареных пирожка с картошкой лишь слегка утолили голод.
Я толкнул створку двери, она со скрипом поддалась, открывая передо мной проход на территорию лесопилки.
Свободного пространства не было, пришлось лавировать между штабелями леса и готовой продукции. Умопомрачительно пахло свежей древесиной, под ногами приятно похрустывал ковёр из опилок.
Четверо работяг вкалывали возле огромной циркулярной пилы. Двое подавали бревно с одной стороны, и двое принимали его уже распиленным с другой.
Ещё один сидел с задумчивым видом на скамейке и потягивал самокрутку, стряхивая пепел в жестяную банку.
Чтобы не отрывать мужиков от работы, я подошёл к нему.
– День добрый! Как мне найти Наума Гельмана?
– На обеде он.
– Дома?
– Почему дома? Тут недалеко, в ресторации сидит.
– И как долго гражданин Гельман обычно кушать изволит?
– Ну, с часок обождите, а то и полтора. Раньше он не управится: обед – дело святое.
Я прикинул: лишнего часа на ожидание у меня точно нет. К тому же планы нэпмана могли измениться – а мне потом снова бегать искать его и мотаться по всей Москве? Нет уж, Магомет в моём лице к этой «горе» сам сходит.
– Недалеко, говорите… Подскажете, что за ресторация, и где её искать?
Рабочий махнул рукой, указывая направление:
– Туда идите, к базарной площади. Там один ресторан – не ошибётесь.
Я сухо кивнул и отправился на поиски ресторана.
Вышел к шумной базарной площади, не удержался – купил ещё один пирожок, на сей раз с капустой и яйцом. Брать с мясом опасался – сейчас это почти такая же лотерея, как с шаурмой в незабвенные девяностые: неизвестно, что за мясо и мясо ли тебе в неё завернут.
Из открытого окна ресторана доносилась негромкая музыка – внутри завели граммофон и поставили пластинку с заунывным романсом. Не знаю почему, но мне никогда не нравились подобные вещи, и я откровенно скучал во время исполнения романсов, вне зависимости от стараний исполнителя, пусть тот хоть наизнанку вывернется. Всё-таки эта музыка очень сильно на любителя, и я таковым точно не являюсь.
За спиной мелодично прозвенели колокольчики, когда я вошёл в ресторан.
Сразу стало ясно, что заведение не лакшери-класса, и рестораном называется скорее по привычке. Окна давно не мыты, на стенах пожелтевшие от времени обои, мебель обшарпанная, а на занавесках то тут, то там виднеются заплатки.
Полусонный официант, вернее, половой, склонившийся над трубой граммофона, заметил меня и нехотя подошёл. Как любой профи, он сразу просчитал, что клиент из меня никудышный, так что хорошего заказа и щедрых чаевых не будет, а потому можно не надрываться.
– Здравствуйте. Вам нужен столик?
Я окинул взглядом помещение: оно откровенно пустовало, не считая двух-трёх обедающих граждан. Похоже, час пик для посетителей ещё не настал.
– Мне нужен ваш постоянный посетитель Наум Гельман, – я специально не стал светить «корочками», чтобы не вызвать переполох.
– Наум Израилевич изволят кушать-с в отдельном кабинете.
– Проводите меня к нему, пожалуйста.
Официант кивнул.
Мы прошли через весь зал и оказались у входа, задрапированного занавесом из толстого габардина бордового цвета.
– Сюда-с, – сказал официант.
– Спасибо, – сказал я и отдёрнул край занавеса.
В глаза бросился большой бильярдный стол, покрытый зелёным сукном, над которым склонился полный брюнет в мешковатом костюме. В руках мужчина держал кий и сейчас напряжённо примеривался для удара.
Лицо у брюнета было смуглым, кожа лоснилась от выступившего пота.
Я сделал решительный шаг внутрь.
– Наум Израилевич?
Стоило мне только это произнести,
