1928 год: ликвидировать ликвидаторов (СИ) - Ангелов Августин
Старшая сестра Анна Ульянова-Елизарова, овдовевшая в 1919 году, сидела за столом вместе с младшим братом Ленина Дмитрием, мужчиной пятидесяти трех лет, похожим на покойного вождя не только чертами лица, но и характерной лысиной. Его жена, сорокапятилетняя Александра Федоровна, держала на коленях маленькую двухлетнюю дочурку и кормила ее угощениями, выставленными на большом столе в красивом фарфоровом сервизе поверх белой скатерти. Вдова Ленина Надежда Константиновна Крупская тоже присутствовала на семейном торжестве, сидя отдельно в кресле. А одна из горничных, трое детей которой тоже участвовали в празднике и водили хоровод вместе с ленинской сестрой, создавая атмосферу веселья вместе с другими детьми прислуги, которых пригласили ради создания праздничной атмосферы, играла на пианино.
— А чего это они празднуют именно сегодня, ведь православное Рождество будет только в субботу? — тихо поинтересовался Менжинский у Бокия.
Тот ответил шепотом:
— Просто им именно в этот день оказалось удобно собраться вместе. Все же работают.
Действительно, Дмитрий Ильич работал врачом в Санитарном управлении Кремля, Мария Ильинична — в редакционной коллегии газеты «Правда», Анна Ильинична совмещала трудовую деятельность в Институте Ленина с работой в журнале «Пролетарская революция», а Надежда Константиновна и вовсе состояла при власти. С 1924 года она работала в Центральной контрольной комиссии, а с 1927 года состояла даже в Центральном Комитете партии. Крупскую взяли в ЦК после того, как она публично отреклась от партийной оппозиции. А ведь на XIV съезде партии большевиков в декабре 1925 года Надежда Константиновна выступила в защиту соратников Ленина Григория Зиновьева и Льва Каменева, которые пытались бороться против чрезмерного укрепления влияния Сталина. Тогда Сталин назвал выступление Крупской на съезде «чушью», после чего на нее обрушили критику со всех сторон. И вышел серьезный скандал, потому что Крупская в ответ публично заявила, что, раз ее так раскритиковали, то готова уехать в Великобританию. Чтобы замять скандал, Сталин тогда смягчил свою позицию по отношению к Крупской, даже порекомендовав вдову Ленина в ЦК после того, как она публично признала свои заблуждения на следующем съезде.
Когда Менжинский вошел и поздоровался, все, конечно, насторожились. Музыка стихла. Петь перестали. Хоровод остановился. Замерли даже дети. А Крупская спросила первой:
— С чем пожаловали, Вячеслав Рудольфович?
— Праздник нам решили чекисты подпортить, как я понимаю? — поддержал ее Дмитрий Ульянов.
Вместо ответа Менжинский тоже спросил:
— А вам Глеб Иванович разве не сказал, по какому мы делу?
— Вы что же, хотите и на нас уплотнение жилищных фондов распространить? — спросила Анна Ильинична.
Менжинский кивнул:
— Именно так. Вы же знаете, что этот процесс идет по всей стране. И принято решение, что и государственные дачи настала пора уплотнять. Сюда будет подселена семья одного известного человека.
Глаза Дмитрия округлились от удивления, и он пробормотал:
— Куда сюда? Прямо в этот дом?
— Нет, не переживайте, в Северный флигель. С соседями вам будет даже повеселее, да и охрану значительно усилим, — попытался успокоить ленинское семейство Менжинский.
— А сколько их? И кто это? — поинтересовалась Крупская.
Менжинский ответил:
— Я прямо сейчас имена назвать не могу. Это пока государственная тайна. Но, не беспокойтесь. Люди известные. Уже скоро они будут здесь. Их совсем немного. Небольшая еврейская семья.
Глава 21
Крупская и Дмитрий Ульянов некоторое время после известия об уплотнении возмущались. Причем, Надежда Константиновна грозилась все выяснить завтра же у самого Сталина. Впрочем, никакой особенной агрессии семейство не проявляло. Все они были достаточно хорошо воспитанными людьми. Высказав чекистам свои претензии, они даже позвали их присоединиться к празднованию Нового года, но Менжинский и Бокий поблагодарили и отказались от предложения.
Вдвоем они вышли из усадьбы и направились к Северному флигелю, который как раз убирала целая бригада дворников, выметая пыль и моя полы. Несмотря на некоторое запустение, в комнатах флигеля сохранилась вся необходимая мебель, пусть и не такая роскошная, как в самой усадьбе. Так что для проживания помещения вполне были пригодны. Менжинский даже обратил внимание на большую волчью шкуру, распростертую на полу в одной из комнат в качестве коврика. Дворники, состоящие законспирированными сотрудниками ОГПУ, которым Глеб Бокий поручил уборку и которые с этого дня должны были постоянно патрулировать территорию и вести наблюдение под видом круглосуточной заботы о чистоте, уже прогрели внутреннее пространство здания, заранее затопив печи перед генеральной уборкой. Дворницкое дело все они тоже знали совсем неплохо, хотя каждый прошел войну, а то и две, отлично умея обращаться и с оружием. Каждый из них имел и табельный «Наган», спрятанный под зимней одеждой.
Вообще-то усадьба была оборудована достаточно хорошо. Имелась в ней и прямая телефонная связь с Москвой, и внутренний коммутатор, и своя котельная, и собственный водопровод с насосами и с утепленной водопроводной башней, и даже своя локальная канализация. А вся сантехника была импортной. В отличие от Южного флигеля, где постоянно проживала прислуга, Северный флигель считался гостевым. Но, поскольку это здание давно стояло закрытым, его зимой не отапливали до последнего момента, а водопровод, идущий к флигелю, был на зиму перекрыт. И теперь трудолюбивые дворники, которые не были обыкновенными дворниками, растопив обычные печи, возились еще и с трубами в подвале, надеясь поскорее подать во флигель воду.
Чтобы не дышать пылью, быстро все осмотрев внутри здания, подготавливаемого к переезду Троцкого, Менжинский, вышел на мороз вместе с Бокием. Они подошли к балюстраде смотровой площадки, откуда с холма, на котором стояла усадьба, было хорошо видно в прозрачном воздухе, как закат золотит далекие окраины Москвы. И Вячеслав сказал:
— А тут все не так уж и плохо, как я погляжу. Так что, Глебушка, предлагаю приступить к решающей фазе операции «Селезень» прямо завтра с утра. Не стоит ждать, пока слухи начнут расползаться.
Бокий тут же согласился, не преминув зачем-то упомянуть, что на территории Горок, прямо в лесопарке, окружающем усадьбу, находятся древние могильные холмы знатных воинов вятичей, которые, по его мнению, охраняют это место от всякой нечисти вместе со старыми дубами, которым много сотен лет. Впрочем, что еще можно услышать от человека, увлекающегося эзотерикой? Правда, курганы эти секретом и не были. Еще те, кто делал планировку при строительстве усадьбы, обратили на них внимание, проложив главную аллею мимо холмиков. И потому здесь дорожка в парк начиналась не от главного здания, а как раз со стороны Северного флигеля.
Бокий рассказал, что в этой местности существовало предание, будто бы первым владельцем имения был некий итальянский монах Сальватор, обладающий даром целительства. И он поселился в Горках еще при царе Иване III, потому что почувствовал какую-то особенную энергетику, которая помогала лечить людей. И исцелил он, якобы, даже самого царя. Поэтому и дали, мол, этому монаху прозвище «Спаситель», а потом царь утвердил для него фамилию Спасителев, наделив самого монаха и его потомков дворянством.
Слушать сказки Глеба Вячеславу всегда было интересно, но солнце уже почти зашло за горизонт. И скоро должна была опуститься на мир темнота. А дорога предстояла неблизкая. Потому, вынеся решение, Менжинский не стал задерживаться, а, дав Бокию последние необходимые распоряжения, пошел к машине, попросив водителя ехать обратно в Москву другим путем, по Каширскому шоссе. Вячеслав надеялся, что, может быть, дорожное покрытие там будет получше, и больная спина пострадает меньше.
Пока мы стояли рядом с балюстрадой, я, наслаждаясь закатным видом, открывающимся с холма, и слушая россказни Бокия о местах силы, пытался что-нибудь почувствовать, уловить какую-нибудь энергию, какой-то невидимый поток не то праны, не то маны, не то просто какой-нибудь магии. Я даже не знал, как это энергетическое явление называется, тем более не представлял, как оно ощущается. Но, что-то же должно было быть, раз Бокий утверждал, что место необыкновенное? Я же теперь целитель, значит, экстрасенс в какой-то мере? Или нет? Но, наверное, хреновый экстрасенс, раз ничего так и не почувствовал, кроме того, что дышится здесь получше, чем в городе. Но, такое и любой другой почувствует, целителем для этого быть точно не надо.
