Барин-Шабарин 5 (СИ) - Старый Денис

И мне становиться губернатором сейчас не с руки. Может, на месте хозяина губернии я и могу принести наибольшую пользу, но мои планы нацелены на другое применение своих способностей. А менять планы… Это может стать катастрофой. Не только для меня, аи для немалого числа людей, связанных со мной.

— Андрей Яковлевич, — панибратски обратился я к губернатору. — Мы с вами, почитай, почти родственники. А ещё вы сделали для меня очень много добра, но что ещё важнее — вы не делали мне зла. По сему и я не намерен чинить вам никаких препон, упаси боже. Так что не думайте дурного. Поделитесь. Что вы сами мыслите, зачем вас вызывают в Петербург?

Фабр задумался. Думал и я. Можно было бы предположить, что Фабра вызывают в Петербург лишь для того, чтобы он отчитался о готовности Екатеринославской губернии к будущим событиям, на которые уже решился государь. Но это было не слишком похоже на правду — ведь кое-какой отчёт по состоянию дел в ставшем для меня родным регионе, пусть и в устной форме, я уже предоставил императору. Подробный же отчёт я положил на стол светлейшему князю Михаилу Семёновичу Воронцову. Так что, если бы нужно было узнать, насколько Екатеринославская губерния готова к войне, императору бы доложили. Ни для кого не является секретом, что я — креатура светлейшего князя Воронцова. И князь не преминул бы воспользоваться ситуацией, чтобы показать себя полезным императору.

Нет, это совершенно точно так. Тогда что же стоит за этим посланием?

— По приезду из Петербурга вы говорили, что были обласканы государем. Не случилось ли такого, что вас решили назначить губернатором? — решил всё же озвучить, наверное, самое главное свое опасение Андрей Яковлевич.

Есть такая категория людей, которым крайне сложно менять место работы, уже потому, что они опасаются смены обстановки или отвыкли от сложностей, которые непременно случатся на новой должности. Андрей Яковлевич очень похож был на такого человека. Фабр тихий, не любит никаких скандалов. Как он только пережил четыре года назад период моего становления в этом времени? Шуму-то я наделал — ого-го. Безусловно, Андрей Яковлевич Фабр — далеко не князь Воронцов, который, несмотря на то, что является одним из богатейших людей России, готов был ехать хоть на край света, чтобы только служить отечеству.

— Если бы император решил назначить меня губернатором, то произвёл бы не в действительные статские советники, а своей волей дал бы чин тайного советника. Не по рангу мне управлять губернией, — сказал я и улыбнулся, чтобы немного сгладить напряжённую атмосферу в кабинете губернатора.

— Если бы речь шла только о награждении, то в письме было бы о том написано, — отмел ещё одну догадку губернатор.

— Если бы меня назначили губернатором, то Его Величество повелел бы вам сдать мне все дела, — привёл я ещё один аргумент в пользу того, что я вряд ли получил новое назначение.

Мы более часа гадали, чем вызвано требование срочно прибыть Фабру в Петербург. В итоге так и не пришли к более или менее правдоподобной версии.

Так что следующую неделю я старался занять себя каждую минуту времени, чтобы только не думать о том, что же ожидает Андрея Яковлевича, отправившегося в Петербург. К слову, моя маман тоже туда отчалила вслед за своим супругом. Декабристской маму не назовёшь, да и не в Сибирь она отправилась за мужем. И уехала, набрав невообразимое количество платьев и аксессуаров, купленных, в основном, у мадам Тяпкиной, всё так же занимающейся продажей изделий от фабрики «две Лизы». Явно моя родительница решила покорять столицу. И то дело. Пусть теперь взвоет Петербург, а Екатеринослав выдохнет свободно.

— Ваше превосходительство, — в помещение, где я рассматривал новый образец штуцера, по сути, усовершенствованного английского штуцера «Энфилд», ворвался мой помощник.

Я уже имел трёх помощников, так как справляться со своими делами в одиночку мне сложно. Мало того, наиболее смышленые и расторопные исчезают из-под руки так быстро, будто проходят у меня стажировку. Текучка кадров большая, но те, кто удерживается, становятся вполне сносными чиновниками и управленцами. Я стараюсь не только передать все, что сам знаю, но и привить, на мой взгляд, правильный подход к управлению и делопроизводству. И сегодня находиться при мне была очередь Павла Петровича Сапотеева, выпускника прошлого года Харьковского университета, отличника и в целом неплохого парня, если он только научится сдерживать свои эмоции.

— Ваше превосходительство, там, — Сапотеев показал рукой в сторону города. — Фельдъегерь прибыли, с письмом от самого государя императора.

Мой помощник говорил с придыханием, будто не мне написал государь, а лично Сапотееву. Впрочем, пусть гордится тем, под началом кого он служит. А я дожился, уже получаю письма от его величества.

— Служащий фельдъегерской службы — не государь, я могу и буду оставаться на месте. А ты сопроводи его сюда, — сказал я, а потом обратился к Козьме Ивановичу, ведущему моему инженеру на всех мастерских.

Это именно Козьма Проташин только сегодня утром привёз на испытание новую русскую винтовку. И пусть она английская и даже защищена английскими патентами, но когда начнётся война, а я всё-таки думаю, что она начнётся, соблюдать английское патентное право будет просто-напросто идиотизмом. Тем более, что винтовка была переделана под унитарный патрон. Что ж, это всё ещё подтверждалось — английская культура производства во-многом превосходит русскую. Но мы стараемся, мы умеем, это точно. Моя мастерская, часть производственных мощностей Луганского завода — тому доказательство. Ещё догоним и перегоним.

Я рассчитывал организовать мастерскую по переделке английских трофейных винтовок под унитарный патрон прямо на месте боёв. Если выйдет так, что русская армия будет плохо оснащена оружием, а оно к тому идёт, то будем это оружие, хотя бы частично, добывать в бою.

Через час я, переодевшись в свой новенький, только один раз использованный по назначению мундир, я читал волю его величества Николая Павловича. Читал и улыбался. Сколько мы с Андреем Яковлевичем передумали разных вариантов, зачем да для чего его вызвали в Петербург!..

Сейчас, наконец, всё остановилось на круги своя.

— Я должен что-то написать в ответ? — спросил я у поручика, который доставил мне письмо.

— Только лишь расписаться о том, что вы получили пакет, — с невозмутимым видом сказал офицер.

Я расписался, да еще и печать свою приложил.

— Могу ли я передать с вами подарок для государя? — спросил я у поручика.

— Никак нет, не можно. Не положено, — отвечал донельзя серьёзный молодой служивый.

Я усмехнулся, проследовал к шифоньеру, открыл одну из створок, достал коробочку с подарочным револьвером.

— Тогда это вам, — сказал я и дал распоряжение помощнику, чтобы тот принёс коробку с патронами.

Подарок офицер принял, видимо, на подарки его благородство и рвение к службе не распространялись. Фельдъегерь уехал в гостиницу «Морица», где его должны были ублажить, как заблагорассудится, кроме одного: проституцию я из города почти вывел. Оставил только для маргиналов, чтобы те энергию свою в кабаках с девками сбавляли.

Когда поручик уехал, я подумал о том, что пора бы уже начинать, даже несмотря на будущую войну, продавать револьверы и в Петербурге. Нужно будет с Емельяном Даниловичем в срочном порядке отправить хотя бы десять тысяч патронов и сотню револьверов. Торговля оружием в России разрешена, так нужно торговать.

А то, что нужно моего главного управляющего посылать в Петербург, очевидно. Я покинул столицу Российской империи, но мои дела там не закончены. Нужно всё хорошенько разузнать, выявить, начался ли рост спроса на европейские товары. А также нужно доставить немалый обоз с алкогольной продукцией. Я почти уверен, что в Петербурге склады с Екатеринославским алкоголем опустошены.

— Ну? — немногословно потребовала Лиза, едва я отпустил поручика и вошёл в комнаты.

— Что — ну? — спросил я, обнимая за тонкую талию жену.