Время перемен - Владимир Владимирович Голубев

[12] Цейлон (уст.) – Шри-Ланка, крупный остров в Индийском океане на юг от Индии.

[13] Канди – государство сингалов на острове Шри-Ланка с XV по XIX век.

[14] Малакка – полуостров в Юго-Восточной Азии.

[15] Зондские острова – архипелаг в Юго-Восточной Азии между полуостровом Малакка и Новой Гвинеей.

[16] Антильские острова – архипелаг в Карибском море и Мексиканском заливе

[17] Луи Рене Эдуард принц де Роган-Гемене (1734–1803) – французский кардинал, учёный, дипломат и авантюрист.

[18] Собрание нотаблей – собрания группы высокопоставленных дворян, духовных лиц и государственных чиновников (нотаблей), созываемые королём Франции в чрезвычайных случаях для консультаций по государственным вопросам.

Глава 5

Агапий сидел в уголке возка и молча пытался осознать всё происходящее. С того момента, как он робко вошёл в приёмную Сретенского монастыря, до этой минуты прошло чуть более часа, а изменилось уже очень многое. Патриарх лично принял его, побеседовал, а потом предложил возглавить учреждаемую Павловскую епархию, которая должна была заняться распространением христианства и окормлением православных в южной части Аляскинского наместничества.

В северных же краях создавалась Новохолмогорская епархия, да и на территории Камчатки теперь должно́ было появиться две новых епископских кафедры. Владыке Иосифу и дальше поручалось окормлять все дальневосточные земли империи в титуле архиепископа. Агапий был единственным из предполагаемых новых старших священнослужителей, который знал местную обстановку, его собирались рукоположить уже в ближайшее время и познакомить с будущими соратниками-архиереями.

Планировалось значительно увеличить количество священников на восточных землях, открыть ещё пять монастырей и серьёзнее заняться просвещением туземных жителей. Патриарх видел необходимость в распространении православных традиций среди коренных обитателей Северной Америки, в том числе и тех, что населяли пока не русские территории. Агапий, принёсший свет веры пяти местным племенам, виделся наилучшим учителем для священнослужителей, готовившихся к отправке в эти земли.

От таких новостей впору было впасть в беспамятство, а если принять во внимание, что всё это произошло за этот самый час, то ошарашенное состояние Агапия было вполне естественным. Разговор у патриарха был прерван секретарём Святейшего, сообщившего, что император уже ждёт его в Даниловом монастыре у схимника[1] Трифона. Слухи о московском старце, к которому частенько захаживал даже сам император, широко расходились по России. Следуя с восточной окраины империи Агапий неоднократно слышал это имя, у него спрашивали, знаком ли он со святым человеком, верно ли говорят, что тот всё обо всём знает. Тогда Платон предложил почти епископу сопроводить его в поездке, где и продолжил излагать свои планы.

Приехав в монастырь, патриарх быстро пошёл на встречу с императором. Агапию требовалось хотя бы немного времени, чтобы переварить все новости, и он просто молчаливой тенью следовал за Святейшим. Государь бросился обнимать Платона, понятно было, что отношения между ними были скорее дружеские, и они давно не виделись, затем Павел увлёк предстоятеля православной церкви за собой.

Казалось, что про игумена все забыли, но он послушно шагал позади оживлённо разговаривающих собеседников. Они спустились в келью, где их уже поджидал старец. Агапий был погружён в себя и мало обращал внимания на происходившее вокруг, из глубокой задумчивости его вывел голос, что-то смутно напомнивший, вызвавший совершенно неестественную дрожь во всём теле.

- О, пожаловали, наконец! Вот, государь-батюшка, повернись-ка к свету! Огляжу тебя. О! смори-ка – седина уже в бороде наметилась! Да ты-то куда лезешь, Святейший! Чай тебя-то постоянно вижу, дай на государя посмотреть!

Агапий медленно, словно во сне, высунулся из-за спин первых лиц государства. Он разглядел тощего, белобородого монаха, в куколе[2] схимника. Тот тоже на мгновение отвлёкся на нового человека, и вдруг остановил свои речи, как-то смешно, по-собачьи, наклонил голову влево и тихо спросил:

- Ты кто такой?

Огромный игумен, забыв обо всех правилах, плечом раздвинул стоя́щих перед ним императора и патриарха и навис над схимонахом. Протянул к нему руки и повернул того к свету:

- Ваня? – голос Агапия стал каким-то детским и неловким.

Отец Трифон обвис на руках бывшего татя, глаза старца словно подёрнулись мутной плёнкой, он затрясся и выдавил хриплым стоном:

- Господи, твоя воля! За что мне на старости лет виде́ния столь страшные шлёшь?

- Ваня, ты? – из единственного глаза Агапия покатились слёзы, одна за одной, он будто умолял Трифона о чём-то.

- Петруша! Братец! – старец выскользнул из ослабевших рук великана, упал на колени и обнял того за ноги.

Император, глядя на двух рыдающих, словно дети, черноризцев, тихо спросил у патриарха:

- Это что такое? А, отче?

Тот также недоумённо ответил:

- Сам не пойму. Пойдём лучше, выйдем, государь. Мешать им в таком деле не стоит – давай-ка разберёмся, чему мы сейчас свидетелями стали.

Выйдя на морозный воздух, оба задумались, почти не разговаривали. Через несколько минут из кельи, словно ошпаренные, выскочили оставшиеся там игумен и старец. Явление последнего вызвало переполох – схимник уже много лет не покидал свою каморку. Патриарх руками затолкал их обратно и принялся корить обоих за неподобающее поведение.

Император же прервал его словоизлияния громким хохотом:

- Ой, не могу! Прям как в дамском романе! Давно потерянные братья нашли друг друга! Ох, Головкины[3], какие же вы живучие да приставучие! Дай присяду, а то упаду от смеха!

Патриарх взглянул, вопросительно подняв бровь.

- Точно, Ваше Святейшество, брат он мой младший, Пётр. – вжав голову в плечи, ответил старец.

- Что, не догадался, Святейший? Михаила Гавриловича Головкина[4] помнишь? То дети его.

- Так они же померли все?

- Живы, как видишь! Ну, про старшего я давно знал, а вот про младшего сейчас догадался.

- Как же ты, государь, про такое о брате Трифоне-то проведал?

- Я и сказал! – бесхитростно признался старец.

- Почто мне не открылся? – нахмурил брови патриарх.

- Так, моё родство разве к спасению души отношение имеет? – развёл руками схимник.

- И государю, стало быть, поведал тайну свою?

- Ну, так оно для доверия важно было…

- Ты, Святейший, пожурил старца Трифона, да и будет. Я и вправду единственный, кто знал о его происхождении. Вот и догадался про брата. Понимаешь ли, отец Трифон, на слово тебе поверить я всё же не мог. Изучили люди мои то, что ты мне поведал. Сомнений в честности твоей не было, тела