Аналитик (СИ) - Семин Никита
— В прокуратуре подрабатываю, — сумел он меня удивить.
Стоять возле входа мы больше не стали и медленно двинулись к аудитории. По пути Кондрашев и рассказал, что сработался с Вышинским во время подготовки законов по туризму, и тот предложил его устроить на полставки в прокуратуру. Андрей отказываться не стал, хотя я почему-то думал, что Иосиф Виссарионович парня по моим стопам отправит. Не угадал, выходит.
— А с вашей работой что? — спросил я, когда Андрея понесло в дебри современной юриспруденции, и он стал рассказывать о том, насколько наш народ не знает законов и из-за этого получает срок чуть ли не на ровном месте.
Хотя «срок» — это я загнул. Чаще просто административку или даже трудодни.
— Приняли, — гордо ответил Кондрашев. — Уже в этом году должен выйти формуляр для служащих в туристической деятельности. В нем все наши поправки и отдельные указы будут перечислены, чтобы потом никто не говорил «а мы не знали», — передразнил парень вымышленного сотрудника сферы туризма.
— В Кремле никто не был против твоего нового места работы? — все же не удержался я от вопроса.
Андрей понял мой намек правильно и опять смог меня удивить.
— Так я из секретарей и не уходил. Просто сейчас в прокуратуре больше дел. Да и корочек члена ЦКК у меня нет, чтобы как ты ходить по предприятиям.
— Выходит, с другого фланга туда тебя отправят? — сделал я вывод.
— Я тоже так подумал, — кивнул Андрей. — Пока же опыт набираю.
Мы дошли до аудитории, где проходила защита, и разговор сам по себе стих. Оба думали о предстоящей сдаче.
Ждать пришлось недолго, но первым вызвали Андрея. Его защиту я слышал через закрытую дверь урывками, но по общему тону голосов комиссии понял, что проблем у парня нет. И я не ошибся. Вышел он довольный уже через двадцать минут.
— Больше про текущую мою работу спрашивали, — поделился он на вопрос «что там было». — По моей теме быстро прошли, а когда сказал, что все уже одобрено, так и вовсе словно забыли про нее. Можно сказать, автоматом получил. А вот как у меня в прокуратуре работа идет, им было интересно.
Дальше разговор мы продолжить не смогли — уже меня вызвали в аудиторию.
За сдачу я не волновался. Материал знаю на зубок, сам же писал. К тому же у меня было развитие проекта, над которым я же и работал. Новые поправки в законы о коллективизации — уточнение прав и обязанностей коллективов. Узаконивание новых форм кооперации, которые я встречал при своих поездках по стране и получал данные о них от «сборщиков». Хоть это и была не их профильная тема на время командировки, но мои люди делились впечатлениями от поездки и иногда рассказывали, как народ на местах трактует закон о коллективизации и на какие ухищрения идет, чтобы получить бонусы и правовую защиту от такого статуса. Ну и как милиция и суды на местах, а главное — партийные работники — пользуются шаткостью некоторых таких коллективов в своих целях.
Короче, рассказывал я уверенно, с примерами, почему эти поправки нужны, но смотрели представители экзаменационной комиссии со скепсисом. И мне это было непонятно. Лишь Александр Александрович иногда молча кивал, поддерживая мои тезисы. Когда я закончил свою речь и стал ожидать вопросов, сперва комиссия молча переглянулась. Это уже напрягло. А затем первый же вопрос заставил меня засомневаться, насколько люди передо мной вообще осознают важность проекта, что я почти четверть часа перед ними расписывал.
— Товарищ Огнев, а не слишком ли вы спешите с этими поправками? — так спросил меня профессор математики, вошедший в комиссию и, судя по переглядываниям, являющийся ее неформальным лидером.
— Нет, Эммануил Григорьевич, — покачал я головой. — Моя работа основана на реальных данных и текущих тенденциях. Первоначальный вариант закона о коллективизации был необходимым базисом, чтобы придать курсу партии в области политики регулирования сельского хозяйства правовую основу. Но включить в себя все аспекты хозяйствования, учитывая, что мы строим абсолютно новый формат общества, было невозможно. Эти правки необходимы так же, как руль кораблю — для оперативного лавирования и поправки курса, чтобы не сбиться с пути. Я больше скажу, через год они уже станут устаревшими, а через два — неактуальными. Если и принимать их, то именно сейчас. И через три года вновь вносить поправки с учетом новых условий, что стремительными темпами меняются в нашей стране.
— Кхм, ну это вы загнули, — не согласился со мной профессор.
— Сергей прав, — вдруг поддержал меня Жижиленко. — Я, как юрист, полностью с ним согласен. Законодательство требует постоянного контроля не только в применении, но и в актуализации. Это не математика, где формулы столетиями, а то и тысячелетиями не меняются.
Эк он его! Но приятно, что человек, разбирающийся в законах, полностью на моей стороне. Лишь иные профессора, особенно не профильные, смотрят неодобрительно. Похоже, или за выскочку меня считают, или вообще им кто-то что-то нехорошее про меня наговорил. А что? С учетом того, как на меня в начале года через статью в газете «наехали», не удивлюсь.
Переглянувшись после спича моего декана, остальные члены комиссии начали задавать уже вопросы по теме. Не «нужно это или не нужно», а почему я считаю, что та или иная поправка будет работать. Как она на мой взгляд будет реализована на практике. Как ее можно обойти и какие противоречивые ситуации может вызвать принятый закон. Вот здесь они смогли все же найти за что зацепиться. Фантазии представить, как новая поправка или положение будут искажены, им хватило, чтобы даже Жижиленко заставить задуматься — насколько доработан мой диплом.
— Ваша работа достаточно объемна для диплома, но еще не завершена, — начал все тот же профессор, — поэтому…
Я похолодел. Неужели меня сейчас вот так просто «завалят»?
— Эммануил Григорьевич, — перебил его Жижиленко. — Если бы мы принимали реальный закон, я бы с вами согласился. Но у нас идет защита диплома. Требования здесь значительно ниже. Или у вас предвзятое отношение к студенту Огневу?
Недовольно покосившись на моего декана и пожевав губами, старичок нехотя ответил.
— Нет, никакой предвзятости у меня к товарищу Огневу нет. Но мы не должны забывать, где работает наш выпускник. И что именно по его инициативе был принят первый закон о коллективизации. Так что мы в некой ответственности и за эту работу. Скажите, Сергей, — вдруг повернулся он ко мне, — вы понесете свой диплом в Кремль для воплощения ваших поправок в жизнь?
— Были такие мысли, — настороженно ответил я, догадываясь, что сейчас услышу.
— Вот видите, Александр Александрович, — победно посмотрел на Жижиленко профессор. — Этот диплом увидят там, — многозначительно поднял он брови вверх. — И если он будет плохо проработан, то что скажут уже про нас с вами, если мы одобрим его? Не возникнут ли вопросы о нашей компетентности?
Услышав это, я аж облегченно выдохнул. Да тут человек просто за место свое боится! Ну да, мог бы и сам догадаться. Облегчение я испытал из-за того, что меня не «валят» по указке какого-то недоброжелателя. Значит, еще не все потеряно.
— Ваши замечания я учту и внесу изменения в работу, — пока меня окончательно не отправили на пересдачу, которую еще неизвестно когда назначат, сказал я. — Но подтвержденный диплом мне нужен уже сейчас. Ведь на то, что человек, уже знакомый с практической стороной работы в законодательстве не смог защитить свой диплом с первого раза посмотрят тоже косо. И вот тогда точно поинтересуются, а почему так произошло…
— Не нужно мне угрожать, молодой человек, — вскинулся профессор.
— Я не…
— Сергей прав, — мягко остановил нас Жижиленко. — Работа проделана для студента на высший балл. А вы, Эммануил Григорьевич, завышаете требования к сдаче. Если мы не примем диплом сейчас, тогда уж точно пойдут проверки и сравнения с работами иных, уже сдавших, студентов.
Он выразительно посмотрел на нахмурившегося профессора.
Пожевав снова губами, тот нехотя кивнул и поставил подпись на лицевой стороне диплома.
