Русский маятник - Андрей Владимирович Булычев
– По штуцерам для стрелковой школы у нас что? Все проверили, отладили? – поинтересовался командир полка.
– Так точно, ваше превосходительство. – Подпоручик мотнул головой. – Все девятнадцать исправны. Трём мелкая подгонка и отладка потребовалась, у одного прицельного шитика не было, слетел, видать, до передачи нам. Сейчас всё в порядке. Вопрос позволите?
– Говори.
– Нам ещё ждать партию штуцеров или это всё? Подпоручик Колокольцев говорит, что у него из стрелковой школы сорок четыре человека выпускается скоро.
– Сорок пять, – вздохнув, ответил командир полка. – Ещё один с госпиталем должен будет вернуться. Пятерых потеряли в боях, а было ровно пятьдесят. Да, незадача, более чем половине выпускников штуцера мы не можем дать. В прошлом выпуске три десятка выделили, сейчас девятнадцать. Эдак и вовсе на пятерых один скоро будут только давать.
– Нет свободных, Алексей Петрович, узнавал я в главном войсковом интендантстве, – промолвил сидевший за столом Рогозин. – И эти-то с мясом для нас отрывали. Часть штуцеров на Кавказскую линию по высочайшему повелению только вот недавно отправили, а часть для раздачи по полкам держат. Запросов-то от них много, в полковых командах застрельщиков лишь треть от положенного. Выработка нарезных стволов у нас совсем малая, из-за границы, говорят, почти ничего не удалось закупить в прошлом году, там к большой войне с французом готовятся и придерживают. Только и остаётся нам уповать на новые уральские заводы, но это когда же они в полную силу заработают?
– Да уж, кошкины слёзки – девятнадцать штук, – фыркнул Гусев. – В прошлый раз откомандированные к нам гвардейцы выпускались, вот и дали побольше штуцеров. А сейчас что? Самая обычная армейская пехота пошла. Такая и с петровскими фузеями, по мнению большого начальства, повоюет. Штык же нацепить на ствол можно.
– Тише, – оборвал его генерал. – Ну не при Семёне же. Ладно, подпоручик, делаем тогда так: выдавай все эти девятнадцать штуцеров самым лучшим стрелкам выпуска, Колокольцев тебе список представит. Пусть оставшийся месяц учёбы привыкнут к ним и пристреляют, а уж всем остальным выдавай новые, но самые обычные егерские фузеи. Запас ведь у нас есть?
– Так точно, ваше превосходительство, семь десятков переданы на ответственное хранение, – ответил Вьюгов.
– С этим не затягивайте, подпоручик, потому как для тебя одно особое дело будет, – произнёс командир полка. – Ты ведь у нас из Тулы сам родом, из потомственных оружейников? Отец в инспекторах по приёмке оружия на казённом заводе?
– Так точно, ваше превосходительство, – вскинулся Вьюгов. – Главным инспектором служит.
– Тут такое дело, Семён, – продолжил далее излагать генерал. – Я как-то вскользь делился с тобой планами построить частный оружейный завод для выпуска опытных винтовальных ружей. Государыня проект сей одобрила и пообещала помощь, если мы сможем часть выпускаемого на нём оружия поставлять казне. Хочу тебя на побывку в Тулу отпустить, ненадолго, месяца на полтора. Чтобы ты присмотрелся, посоветовался там с отцом, кого можно было бы из мастеров и из умелых рабочих к себе на этот опытный завод пригласить. Может, и станки, инструмент там для нас найдутся на продажу? Высочайше заверенная бумага, дабы нам не препятствовали в этом, будет. Главное, Семён, для нас сейчас – это знать, к кому можно обратиться, то есть по своей сути эта твоя поездка есть разведка. Справишься?
– Постараюсь, ваше превосходительство, – как видно прокручивая в голове всё сказанное, отозвался Вьюгов. – Только вот на кого мне полковое хозяйство оставить? Скоро выпуск стрелковой школы, а там и новая партия из полков придёт. Да и так текущих дел много. Депо под полковую артиллерию достраивается, пионерскую лабораторию расширяем, обещают шнур с началом навигации на Балтике подвезти, а с Нарвской крепости пять сотен старых гренад.
– Ничего не поделаешь, придётся пока на Афанасьева оставлять. – Егоров развёл руками. – Не переживай, Семён, сержант у тебя – оружейник опытный, люди в команде его уважают, думаю, в твоё отсутствие справится, да и ты ненадолго всё-таки убываешь. В начале мая я и сам через Тулу проеду, вот там мы и встретимся, после того ты уже в Санкт-Петербург вернёшься.
– Слушаюсь, ваше превосходительство, когда выезжать? – Подпоручик вскочил со своего стула и вытянулся перед генералом.
– Давай-ка через три дня, – прикинув, ответил Алексей. – Как раз всё срочное и важное успеешь доделать, ну а что не успеешь, то, значит, передашь Афанасьеву.
– Разрешите идти?! – рявкнул тот.
– Идите, подпоручик. Так, ладно, что у нас ещё для канцелярии? – обратился он к Гусеву и Рогозину.
– Рапорт с обоснованием об увеличении штатов полка на одну обер-офицерскую должность и на десять нижних чинов, – ответил главный квартирмейстер. – А также о расширении полкового госпиталя на две нестроевые должности старших лекарей.
– От меня ещё рапорт с просьбой оставить переданных нам в Нарве для марша лошадей. – Старший интендант пододвинул бумагу. – Свои-то все с эскадронами возвращались. А что, нам лошади лишними не будут, – перехватил он насмешливый взгляд Алексея. – Это есть самая главная тягловая сила любой армии. Пусть эти из Нарвы и не для строя, но своё дело они хорошо делают.
– Ладно-ладно, – макая перо в чернильницу, – проворчал Егоров. – Мне-то подписать недолго, Александр Павлович, лишь бы там согласились. – Он кивнул наверх. – А то, как бы мы с тобой ни прятали избыток, а ведь по нашим запросам на фураж видно, что уже выскочили давно мы за все нормы. Ладно, рискнём. – И размашисто расписался на листе. – Ну что, Сергей Владимирович, как будешь бумаги на регистрацию отдавать, поспрашивай там, у штабных, ничего о наградах не слышно? – попросил он Гусева, подавая стопку заверенных документов. – Так-то государыня на смотре сама зачитала указ о памятных крестах и медалях за Прагу. Говорят, всё по коробкам давно разложено.
– Понял, спрошу. Может, и получу сразу всё. Заодно и о поданном вами представлении на чины и ордена полковым офицерам посекретничаем. Люди там весьма сведущие, первыми обо всём всегда узнают.
– Посекретничай, – усмехнувшись, проговорил командир полка. – Ну а я на Аптекарский остров отъеду, пока туда короткая, зимняя дорога есть. А то постоит ещё тепло немного, лёд на Неве подтает, и не больно до него доберёшься.
Дорога была недолгой. Верхом, в сопровождении трёх конных егерей, Алексей проехал правее дворцового комплекса и спустился на лёд Невы. До наведения плашкоутных мостов было ещё не менее пары месяцев, и сообщение с петербургской и выборгской сторонами столицы осуществлялось по замёрзшим рекам. Слева остался шпиль Петропавловской крепости, и, заехав на Петербургский остров, егеря пересекли неширокую Карповку, оказавшись на Аптекарском острове. Проехав чуть правее, вдоль набережной, Алексей спешился перед оградой Императорского медицинского огорода.
– Постойте пока тут, братцы, подышите воздухом, я недолго. – Егоров кивнул сопровождающим и пошёл по дорожке в сторону большого деревянного дома. Двое встречных мужиков поставили носилки и, сняв шапки, низко поклонились.
– Андрей Тимофеевич здесь ли? – спросил у них Алексей. – Болотов, невысокий такой, сухонький из учёных господ?
– Не знаем, барин, не ведаем, – испуганно затянули оба. – У нас ведь Антип Федотович в старших, вот он-то всех здешних господ знает. А мы тут сами совсем недавно, с Казанской нас на откупные работы приставили. Перегной велено в зимние сады носить. Вы бы Антипа Федотовича лучше спросили, барин.
– Ладно, несите, мужики. – Егоров махнул рукой. – Сам найду. – И пошёл дальше.
С левой и правой стороны от центральной дорожки стояли сколоченные из широких деревянных рам высокие длинные оранжереи и более низкие теплицы. За стеклом у них виднелась зелень, а над многими вился дымок. Зимний сад круглосуточно отапливался печами и имел систему теплопроводных труб. Не шутки, на этот момент в нём было более тысячи вечнозелёных экзотических растений. Зайдя в большой дом, Алексей проследовал знакомым уже ему коридором в самый дальний конец и толкнул дверь. В нос ударил кислый запах, и пахнуло прелостью. Возле длинного, заставленного всевозможными горшками, кастрюлями и посудинами стола стоял знакомый Егорову худенький пожилой мужчина в стареньком грязном кафтане, который, бубня что-то под нос, толок ступой в исходящем паром железном баке.
– Андрей Тимофеевич, вы всё в трудах! – проговорил насмешливо Егоров. – Вот как к вам ни зайдёшь, всё чего-то варите, толчёте, аж дышать невозможно!
– Батюшки святы, Алексей Петрович! – воскликнул тот,
