Наследник из прошлого (СИ) - Чайка Дмитрий
Впрочем, здесь этого никто не замечал. Богатеи распивали глинтвейны, которые к сегодняшней погоде подходили как нельзя лучше, и кутались в теплые кафтаны, подбитые мехом. Зябко здесь было только мне, простонародью, которое набилось на галерку трибун, и слугам, которые разносили своим господам выпивку и закуски. Как я и думал, это мероприятие считалось светским развлечением, после которого кого-то ждало общественное осуждение. Хитрые императоры именно так и боролись с дуэлями, которые одно время чуть было не превратились в смертельно опасную эпидемию. Они обставили ее таким количеством условностей, что знать шла на подобный шаг лишь в самом крайнем случае. Одной из сдержек являлось то, что по языческой традиции проигравший признавался виновным со всеми вытекающими последствиями, вплоть до материальных. Это ведь суд божий, здесь с таким не шутили.
На арену выставили целый арсенал с оружием, ведь по традиции бойцы могли выбрать любое. Впрочем, такое случалось исключительно редко. Знать билась длинными клинками с корзинчатым эфесом. Просто, удобно и эффективно. Что тут? Я с интересом разглядывал целый набор сабель с различной кривизной лезвия, палаши, мечи и даже топоры всех размеров. Полэкс! Настоящий полэкс! Вот это да! Я же читал когда-то бесконечно давно про Жака де Лалена, «Доброго Рыцаря без страха и сомнения». Он был непобедимым бойцом, виртуозно обращаясь с этим гибридом топора, молотка и четырехгранного копья. Страшное оружие, почти бесполезное во всех случаях, кроме битвы с пешим противником в доспехах. И ведь его я когда-то тоже приказал изготовить и немало помахал этой штуковиной. До Жака де Лалена мне, конечно, далеко, но кое-что умел. Эх, сколько лет прошло… Двести пятьдесят…
— Выбираешь топор для колки дров, мальчик? — услышал я насмешливый голос своего противника, который встал рядом. — Мне говорили, ты был хорош в этом. Теперь понятно, почему ты не смотришь в сторону благородного оружия.
— Ваша царственность! — я обратился к императору, склонив голову. — Мне было дважды нанесено оскорбление, и я настаиваю на том, чтобы биться насмерть. Мы будем драться на длинных топорах. Вира от боярина Любимова меня не интересует. Он ответит за свои слова головой.
Столичный цирк потрясенно замолчал. Убийств на арене не было уже лет десять, да и то это было чистой случайностью, когда шпага попала в прорезь забрала. Люди на трибунах закрутили головами и зашушукались, а в императорской ложе воцарилась полнейшая растерянность. Растерян был и боярин, который совершенно точно не хотел на глазах у дедушки убить только что обретенного внука. Именно поэтому я прокричал.
— В случае моей смерти я настаиваю, что боярин Любимов не должен преследоваться, ибо такова воля господа нашего.
Император повернул голову к разодетому в шелка глашатаю, который вещал за него, и тот произнес:
— Его царственность скорбит о столь опрометчивом поступке своего внука, но признает, что он, как член царственного дома, имеет право на такое решение.
И это погрузило почтенную публику в глубокую задумчивость. Настолько глубокую, что нобили даже пить перестали, пытаясь разгадать этот ребус. Может быть, императору наскучил скорбный на голову родственник, и он рассчитывает вывести его из игры таким незатейливым способом? А вот простонародье засвистело и заулюлюкало, предвкушая неслыханное зрелище. Два небожителя им на потеху будут кромсать друг друга острыми железками, пока один из них не отдаст богу душу. День, определенно, удался!
Я принял причастие, исповедовался и пошел надевать доспех. У моего покойного отца их было несколько, и один из них подошел идеально. Защита здесь очень и очень неплохая, потому как есть кому за это платить. Не изделия из Милана и Аугсбурга, безусловно, но уже и не юшманы с бригантинами. Есть латная защита ног и рук, есть кирасы с юбкой и отличные шлемы, подобие бацинета с опорой на плечи. Только не умеют пока все это в единый комплекс собирать, и сочленения прикрыты кольчужными участками. Конец четырнадцатого, начало пятнадцатого века, в общем. Быстро добрались, однако. Вот что несколько подсказок и водяной молот делают. Мой доспех был хорош неописуемо, видимо, отец приказал изготовить его в похожем возрасте. Он вызолочен, покрыт чеканкой и какими-то вензелями, соответствующими статусу сына императора. Дерьмо, от которого нет никакого толку в бою. Впрочем, боярин Любимов вышел на арену не менее нарядный. Он проявил благоразумие и надел то, в чем и положено драться на топорах. Надо понимать, что шпагой в таком облачении не помашешь. Умереть можно только от усталости, оно же непроницаемо совершенно. Даже в шлем поразить не выйдет. Забрало у боярина с множеством перфораций, что делало его похожим на дуршлаг.
— Ты готов умереть, ублюдок? — пробубнил из-за шлема боярин. — Я убью тебя быстро. Не хочу расстраивать твоего деда. Он и так едва дышит.
— Твой череп оправят в золото, — спокойно ответил я, и мои слова услышали все. — Я буду пить из него на пирах. А если струсишь, я сделаю из него ночной горшок. Так что постарайся, Любимов, сдохнуть достойно.
По рядам прокатился смешок, а галерка засвистела от восторга. Им жутко понравился мой незатейливый солдатский юмор. В голове крутится дурацкая мысль. Может, организовать мануфактуру по изготовлению кубков из черепов? Проведем рекламную кампанию в газете. «Набор „Неделька“. Убей всех своих врагов, собери семь кубков и получи ужин с несравненной Асфеей Антиповной». Что за бред лезет в голову? Это все нервы.
— Х-хр-р-р! — мимо моего лица пролетел топор, а пика острия едва не задела шлем. Да, нельзя отвлекаться на идиотские мысли. Товарищ напротив уже держал этот топор в руках, оказывается, и неплохо с ним обращается. Удивил.
Древко полэкса чуть меньше, чем рост человека, и тем он отличается от алебарды. Острие его похоже на штык, или на огромный кованый гвоздь, и при прямом попадании ничего хорошего ждать не приходится. Обух топорика представляет из себя молот, который превращается в четыре острых зуба. Фактически это консервный нож, которым вскрывают кирасу. Удар им по шлему для бойца фатален. Тяжелое сотрясение как минимум, обеспечено, и даже войлок, подложенный изнутри, не поможет. Нижняя часть древка тоже имела острие, которым этот топор можно было воткнуть в землю или разить, словно копьем. Жуткая в своей эффективности штука, да еще и вызолоченная, и украшенная гравировками.
Прямой и незатейливый удар сверху я принимаю на древко, которое держу двумя руками. Отход… Удар молотом снизу наискосок… Ушел. В бою на длинных топорах важна работа ног, почти как в боксе. Я постоянно меняю стойку, ухожу вбок, назад, иногда контратакую, проверяя реакцию. Он хорош! Не такой опыт работы с алебардой, как у меня, но инстинкты фехтовальщика никуда не делись. Он существенно сильнее и тяжелее меня, а его огрехи пока что искупает великолепный доспех. Я уже пару раз достал его острием, но оно лишь бессильно скользнуло по железу. Сейчас он проведет удар в переднюю ногу…
— Х-хр-р-р! — я просто убрал ногу назад, сменив стойку.
Так учат первогодок на тхэквондо. Топор просвистел мимо, и боярина немного повело. Удар в стопу! Есть! Он поморщился, но острие подтока скользнуло и ушло в землю. Секундная задержка, и он невероятным движением махнул топором в обратную сторону, попав мне в плечо. Плохо! Рука начала неметь, и это стоило мне пропущенного удара. Шип попал прямо в сочленение и прорвал кольчугу между кирасой и защитой руки. А вот это совсем плохо!
Трибуны ревели, и Любимов начал дышать хрипло, выплескивая на меня остатки своей ярости. Он безумно устал, ведь я куда моложе, и бегаю от него не просто так. Я жду, когда он снизит темп. Только вот с раненой рукой меня хватит ровно на одну попытку.
Сейчас!
Боярин пропустил удар в шлем и попробовал отскочить назад. Видимо, в его голове помутилось, потому что он застыл на мгновение и оперся на топор, как на костыль. Я ударил его молотом еще раз, и он мешком свалился на землю.
Трибуны ревели, а к моему противнику уже бежали служители, чтобы поставить на ноги. Любимов был бледен, но в сознании. Он поднял на меня глаза, в которых плескался страх и ненависть. Глашатай прокричал что-то в мегафон, и в цирке установилась гробовая тишина.
