Стальной кулак (СИ) - Тыналин Алим
Я задумчиво покрутил рюмку:
— А что если предложить другой вариант? Который устроит всех?
— Например? — Рожков с интересом взглянул на меня.
— Пока не знаю. Но, может быть, вы могли бы организовать случайную встречу со Святополковым?
Рожков покачал головой:
— Рискуете, Леонид Иванович. Очень рискуете…
— Тем не менее, — я достал портсигар, — если подумать, у Феофилакта Аркадьевича наверняка есть и другие интересы, кроме устройства племянника.
Рожков задумчиво разглядывал игру света в хрустальной рюмке:
— Дача в Серебряном Бору — это серьезно. Стройматериалы нынче дефицит… — он сделал паузу. — А транспорт для их доставки уж тем более.
— У меня как раз появился интересный экспериментальный грузовик, — словно между прочим заметил я. — «Полет-Д», на дизельном двигателе. Расход топлива вдвое меньше обычного. Ну как, экспериментальный? Уже запущен в производство.
Рожков поднял бровь:
— Тот самый, про который в наркомате легенды ходят?
— Он самый. Первая партия, всего пять машин. Говорят, даже Орджоникидзе заинтересовался…
Мой собеседник помолчал, раскуривая новую папиросу:
— Феофилакт Аркадьевич обычно обедает в «Метрополе». Каждый четверг, с часу до двух. Всегда один, в дальнем зале у окна.
— Вот как? — я сделал вид, что эта информация для меня внове. — Интересное совпадение.
— Только учтите, — Рожков подался вперед, — если что-то пойдет не так, я об этом разговоре ничего не знаю.
— Естественно, — я кивнул. — А что насчет его… особенностей? Как лучше подойти к разговору?
Рожков вздохнул, понимая, что выбора у него нет:
— Любит, когда к нему обращаются по имени-отчеству, уважает намеки на свое дворянское происхождение. Ценит классическую музыку, особенно Чайковского. И очень гордится своей будущей дачей, проект заказал какому-то известному архитектору…
— А племянник? Что за человек?
— Велигорский? — Рожков поморщился. — Типичный выскочка. В Промакадемии еле тянул, зато апломба… Всем рассказывает о своих великих планах по перестройке промышленности.
— То есть амбиций больше, чем знаний? — уточнил я.
— Именно. Но дядю боготворит, во всем его слушается. Кстати, — Рожков понизил голос, — говорят, он давно мечтает о руководящей должности. Считает, что пост простого инженера в Гипромезе ниже его достоинства.
Я сделал мысленную пометку. Похоже, в этом мог быть ключ к решению проблемы.
— А сам Святополков… насколько он предан племяннику?
— Скорее, предан идее возрождения фамильной славы, — усмехнулся Рожков. — Велигорский для него — инструмент. Если появится вариант получше…
Он не договорил, но я понял намек.
— Что ж, — я взглянул на часы, — думаю, в четверг мне стоит пообедать в «Метрополе».
Рожков поднялся:
— Только помните — я вам ничего не говорил. И еще… — он помедлил у выхода. — Будьте осторожны с намеками на его прошлое. Он одновременно и гордится им, и боится, что это всплывет не вовремя.
Я кивнул, провожая его взглядом. План начинал обретать четкие очертания. Оставалось правильно разыграть эту партию.
В среду вечером я собрал в кабинете ближний круг. За окнами уже стемнело, но старинные часы на стене показывали только начало восьмого.
Мышкин, как всегда сутулый и неприметный в сером костюме, разложил на столе тонкую папку:
— Феофилакт Аркадьевич Святополков, — начал он тихим голосом. — Происходит из старинного дворянского рода. До революции его отец владел имением под Тверью. Сам он закончил Императорский технический университет, но инженером никогда не работал, больше по административной части.
— А что с дачей? — спросил я, просматривая документы.
— Проект заказал архитектору Жолтовскому, — Мышкин достал фотографии. — Участок в Серебряном Бору, три гектара. Классический стиль, колонны, бельведер… Но есть проблема с доставкой материалов. Возчики запрашивают бешеные деньги, да и не справляются с объемами.
Сорокин пошевелился в кресле, скрипнув потертой кожаной курткой:
— Я подготовил все документы на «Полет-Д», — он положил на стол папку с бумагами. — Выбрал лучший экземпляр с конвейера, номер сто двадцать семь. Полностью укомплектован, включая брезентовый тент и дополнительный бак. Расход действительно вдвое меньше обычного.
— А что с местом для Сурина? — я повернулся к Полуэктову, который задумчиво протирал серебряный портсигар.
— Подготовил проект нового конструкторского отдела, — комбриг отложил портсигар. — Металлоконструкции для промышленного строительства. Сурину будет интересно, это как раз его специализация. И главное, полная творческая свобода.
— А племянник? — спросил я, разглядывая фотографию молодого человека с самоуверенным выражением лица.
Мышкин перелистнул страницу в записях:
— Велигорский мечтает о руководящей должности. В Гипромезе ему тесно, считает себя недооцененным. Кстати, — он понизил голос, — есть интересная деталь: очень увлекается новыми американскими методами управления производством. Выписывает журналы из-за границы, даже пытается переводить книги по менеджменту.
Я задумался. Это могло быть хорошей зацепкой.
— Что еще о Святополкове? — спросил я.
— Каждый четверг обедает в «Метрополе», — продолжил Мышкин. — Столик у окна, заказывает всегда одно и то же: борщ, котлеты по-киевски, на десерт — яблочный штрудель. Любит разговоры об искусстве, особенно о музыке. В последнее время часто посещает концерты в консерватории.
— Я договорился насчет столика, — вставил Головачев. — Забронировал через метрдотеля соседний с его обычным местом. И еще… — он замялся. — Там будет обедать профессор Рихтер из консерватории. Он как раз готовит новую программу Чайковского.
— Отлично, — кивнул я. — Что с документами для Сурина?
— Все готово, — Полуэктов достал еще одну папку. — Приказ о создании нового отдела, штатное расписание, должностная инструкция. Зарплата на тридцать процентов выше нынешней.
Я еще раз просмотрел все бумаги:
— Хорошо. Теперь главное это правильно провести встречу. Мышкин, проследите, чтобы грузовик был готов к показу. Георгий Всеволодович, держите наготове все документы. И да… — я помедлил. — Пусть кто-нибудь проверит, все ли в порядке с поставками материалов для дачи Святополкова. Возможно, там найдутся еще какие-то проблемы, которые мы могли бы… решить.
Когда все разошлись, я еще долго сидел над документами, продумывая каждую деталь предстоящего разговора. Многое могло пойти не так, но риск стоил того. В конце концов, речь шла не только о судьбе талантливого инженера, но и о будущем всего проекта.
Часы пробили десять. Завтра предстоял важный день, и к нему нужно быть полностью готовым.
Без четверти час дня на следующий день я вошел в просторный зал ресторана «Метрополь». Лепной потолок с позолотой, витражные окна, бронзовые светильники — все дышало дореволюционной роскошью. Метрдотель, предупрежденный заранее, почтительно проводил меня к столику у окна.
Ровно в час появился Святополков. Высокий, статный, несмотря на возраст, с безукоризненно прямой спиной и седыми висками. Его темный костюм-тройка явно был сшит у хорошего портного. На тонкой золотой цепочке поблескивало пенсне.
Он сел за соседний столик, привычным жестом развернул накрахмаленную салфетку. В этот момент за соседним столиком профессор Рихтер, как и было условлено, начал негромко рассуждать о новой интерпретации Шестой симфонии Чайковского.
Я заметил, как Святополков чуть повернул голову, прислушиваясь. Момент был подходящий.
— Простите, — обратился я к нему. — Не могу не согласиться с профессором. Действительно, в финале «Патетической» есть что-то пророческое…
Святополков окинул меня внимательным взглядом:
— Вы знакомы с творчеством Петра Ильича?
— Более того, недавно был на премьере «Евгения Онегина» в Большом. Дирижировал Голованов, это было потрясающе.
В глазах Святополкова мелькнул интерес:
