Запах денег (СИ) - Ромов Дмитрий

— Что за ахинею ты несёшь?

— Ахинею? Ты так думаешь? Вот, что я тебе скажу, ты ведь женщина умная, поймёшь. Любовниками мы точно не станем. Может, станем друзьями, а можем и не стать.

— Что ты знаешь? — спрашивает она, прищурив глаза.

— Что я знаю? По большому счёту то же, что и ты. Как тебе понравилась ноябрьская статья в «Литературке» про махинации Сочинского мэра?

— Воронков — это отдельная история, он же дурак.

— Серьёзно? Дурак? У него друзей наверху не меньше чем у тебя было. Это звоночек, Белла. По-английски звонок — это «белл».

Она замолкает и смотрит на меня будто даже со страхом.

— Это статья означает, что всё началось. Умный понимает знаки. Ты железная и у тебя есть защитники. Но у них, у защитников есть могущественные враги. И их враги победят.

— Почему это?

— Потому что твои боссы уже давно сидят у власти, они расслабились и деградировали, а те кто рвутся… ну, сама додумывай.

— И чего ты от меня хочешь?

— Ничего. Ты мне симпатична. Поэтому, я хочу, чтобы ты была готова.

— К чему готова? — повышает она голос.

— Одни товарищи готовят отходные пути, а другие закатывают купюры в трёхлитровые банки.

— Кто это закатывает⁈ — щурится она и упирает руки в бока.

Да ты и закатываешь, милая, уж это я точно знаю.

— Причём такие пути, — игнорирую я её вопрос, чтобы можно было воспользоваться моментально. Получил сигнал, вышел и исчез.

Именно так поступил Погодин, первый секретарь Геленджикского горкома. Сидел с женой за столом, ужинал. Зазвонил телефон, он поговорил и сказал жене, что на двадцать минут уйдёт в горком. Ушёл и не вернулся. И никто не нашёл и следа. Но Белле я об этом сейчас рассказывать не буду.

— Золото слишком тяжёлое, даже Остапу Бендеру не удалось вынести, — усмехаюсь я. — А уж он-то кручёный был.

— Ты что бриллиантами торгуешь или валютой?

— Что? — смеюсь я. — Нет. Я оказываю услуги. Вот в данный момент — тебе. Чисто по доброте душевной и совершенно бесплатно. Думаю не надо объяснять, что выскальзывать нужно в одиночку. Всей командой не уйти. Поэтому, ты сама переваривай, что я тебе сказал. Думай. Но с боссами не обсуждай. Не дай сделать из себя жертву. Ладно, всё. Что хотел, сказал.

— Тебе это Галина сообщила? Или кто?

— Никто не сообщал, Белла, — говорю я и стучу пальцем себе по голове. — Нужно просто соображать. Галина здесь вообще не при делах, ты же видишь. Не бойся, Ильич ещё крепок, года полтора у тебя есть. А предупреждён — значит вооружён. В общем, я пошёл, а ты размышляй. Машину можно взять твою или всё, прошла любовь, завяли помидоры?

Она присаживается на кровать и качает головой.

— Нельзя то есть? — уточняю я.

— Возьми, — машет она рукой и тихонько добавляет, — джинсы-то не померил.

Я возвращаюсь в бар и никого не нахожу. Собственно, это сразу становится ясно, как только мы подъезжаем. Нашего автопарка нет. На всякий случай заглядываю, точно, разбежались. Блин, меня не было-то максимум минут сорок. Ладно, я ведь знаю, где их искать.

Еду в следующую и, собственно, конечную точку. О… машины есть, но не все… ментов нет, непонятно. Я выхожу, прошу, на всякий случай водителя подождать и спускаюсь в катран, воровской вертеп. Захожу и… сразу о-па, а что это здесь такое…

Явно, какая-то хрень происходит.

В центре зала стоит Фридман Марк Михайлович. Он сильно взволнован и перепуган. Напротив него стоит бритый крендель с золотыми зубами и черными совершенно мутными глазами. Выглядит, будто обдолбанный и как говорится, с пальцами веером. Весь, как на шарнирах. Нос у него кривой, ломаный-переломаный, на скуле старый шрам от рассечения.

Рядом с Фридманом стоит Игорь, за ним, как за щитом — Наташка. Чуть поодаль, опёршись спиной о стойку и со стаканом в руке стоит Борис Буряце. Он делает маленькие глоточки и посматривает отстранённо и без особого интереса. Завершают картину три блатаря позади златозубого.

Злые, знающие, что награда близка, волки загнавшие стадо овец. Пастух их пытается отогнать, да только они на него и внимания-то не обращают. Будет рыпаться и его сожрут.

— Это не его вещь, — говорит Игорь. — Попутали вы ребята. С ним решайте.

— Ребята, — смеётся бритый, будто коротко и отрывисто кашляет, и оборачивается к своим другалькам. — Ребята, вы чего-то попутали.

Те в ответ ржут, недобро и зловеще. Подтягиваются зрители, заинтересованные тем, что здесь происходит.

— Не его вещь? — глумливо переспрашивает он. — А чья? Чья она вещь? По-моему, моя. Мне её вот этот фраерок проиграл. Всё по закону, братишка. Чё тут тереть-то?

Говоря это, он показывает на Фридмана и пожимает плечами. Твою дивизию, влипли во что-то.

— Вечерочек, — говорю я, — господа хорошие.

Наташка, обернувшись на голос, бросается ко мне и хватает меня под руку. Ого! Это они о ней что ли разговор ведут?

— Чё тут, Игорёк? — спрашиваю я, отстраняя её и отодвигая за себя.

— Да вот, урки ох*ели, — не слишком политкорректно, но чётко поясняет он.

— Чё ты мигнул, чмырь? — выдвигается один из дружков бритого.

Он, не давая опомниться, мгновенно бросается на Игоря. Но тот не теряется, отступает на шаг назад и пинает железной ногой нападающего по голени, прямо по кости. Скрип-скрип, нога липовая. Не липовая, а железная. Удар получается сокрушительным. Урка чуть подлетает, отрываясь от пола. Задыхаясь от боли, он хватает ртом воздух, замедляется и начинает складываться пополам, но даже завыть не успевает, потому что тут же получает быстрый, резкий и максимально точный удар в кадык.

В кадык и кирдык. Что ещё сказать, писец котёнку, как говорится. Выключенное из диалога тело, с грохотом рушится на пол. Игорёк шутить не любит, а тут его разозлили. Я его таким вообще никогда не видел.

— Суки! — выдыхает златозубый. — Суки! Наших бьют! По беспределу!

Сразу раздаются три стальных щелчка. Ох, уж эти социально близкие. Глаза бритого вспыхивают смертельным огнём, жёлтым пламенем, как у гиены. Он выбрасывает руку с ножом в сторону Игоря, но тот уклоняется. Я ясно и чётко вижу что сейчас будет. Игорь поставит блок, заманит своего соперника, заставит его шагнуть и попытаться нанести колющий удар, а сам шагнёт в сторону с линии атаки.

Он отклонит траекторию руки с ножом основанием ладони, захватит её обеими руками сбоку и крутанёт бритого так, что тот опрокинется и упадёт на пол, а сам нанесёт удар железной ногой ему в позвоночник. Или по почкам. Как настроение будет. Думаю, в позвоночник.

Сам я уже двигаюсь навстречу дружку этого придурка. Он тоже наклоняется, чтобы сделать шаг в мою сторону. Но ничего этого не происходит.

— Харэ, харэ! — раздаётся вдруг громкий поставленный голос.

— Это кто здесь вякнул? — хрипит бритый.

— Я за него заплачу, — заявляет Борис. — Я заплачу.

— Да ты чё, — щерится бандит. — Заплатишь? Твоё очко в оплату я не приму.

Народ ржёт.

— Три тысячи он тебе должен? Я выкупаю долг.

— Не братва, вы слыхали? Он долг выкупает. Но цена-то изменилась. Косача отрихтовали, меня разволновали. А это всё бабки, женишок. Я правильно говорю, братишечки?

— Правильно, — кивают его торпеды.

— Ну, и сколько ты хочешь?

— Так бы сказал пятак, но только теперь чёт я закусил, в натуре, приз свой выбираю. Молодячку беру, чудачку вашу. Базар окончен, чуханы. Сюда цыпу давай и ехай на*уй.

— Даю десятку, — говорит Борис и снимает с пальца перстень.

Не послушал совета моего. Ну, и молодец.

— Ты чё там, гайку хочешь впарить, фуфлогон? — недоверчиво смотрит на него урка.

— Эта гайка десятку весит, — твёрдо отвечает Боря. — Даже больше.

Он кладёт печатку в руку бритому и тот заворожённо на неё смотрит. Потом надевает на палец и опять смотрит. Папуас и бутылочное стёклышко, честное слово.

— Полюбовавшись и пару раз взглянув на Наташку, он решает взять кольцо. Ну, ещё бы. Бриллианты горят огнём, лишают рассудка и подавляют волю.