Вдовье счастье - Даниэль Брэйн
— Спасибо, Всевидящая, что взяла деньгами, — пробормотала я. Слез не было, хотя плаксивость рвалась, как и обиженная на весь мир истерика, я и Вера-прежняя вступали в ставший привычным уже конфликт, я побеждала. Возможно, временно, и так будет далеко не всегда. — Только знаешь, пощадила бы ты меня, у меня все-таки дети…
Как местная богиня смотрит на воровство? Полагаю, как все нормальные боги — отрицательно. То, что меня обокрал Ефим, это карма, а еще не приходится сомневаться, что и кара, ведь Всевидящая существует, я сама видела, на что способны ее верные слуги.
На пороге своей комнаты я замерла, гадая, какую цену платят пастыри за свой удивительный дар. Если обитель тут не просто уютная келья, а постриг — не часовой занудный ритуал, то понятно, отчего так испугалась Лукея, почему Вера всеми силами избегала этот путь.
А у меня, может быть, выбора не останется.
— Переоденусь и поеду в город, — объявила я, входя в комнату. Старшие дети играли с яблоками, а Гриша беззастенчиво терзал бедную Палашку, и вид у нее был такой несчастный и вместе с тем многоопытный, что до меня запоздало дошло — да Лукея не стесняется при первой возможности скинуть на нее заботу о малыше, вот она и ходит растрепой. — Платье мне найди.
Я со вчерашнего дня ходила в тяжелом темно-вишневом платье, спала в нем не раздеваясь на скамье в детской, и с утра, перед тем как покинуть дом, лишь приказала Палашке переплести мне косу и уложить ее. Платье казалось мне вызывающим и слишком роскошным для делового визита… нет, не так, в брендовых шмотках ходят брать миллионный кредит, а не униженно просят об отсрочке платежа. У меня были более скромные наряды из тех, что я оставила, но Палашка почему-то смотрела на меня глазами-плошками, хотя Гриша тянул ее за волосы, и это было, несомненно, болезненно.
— Ай, пустите, барин, — пискнула Палашка и неопределенно пожала плечами. — Так что искать, барыня, когда вы все приказали собрать да продать?
— Я продала ненужные мне бальные платья, — сообщила я, хмурясь и начиная догадываться, что где-то поторопилась. — Отыщи что-нибудь.
— Так траур, барыня? — перебив меня, всхлипнула Палашка. — Какой бал. А сочное платье вы сами на пол бросили. А больше и нет…
Я действительно кинула в общую кучу платье похожего винного цвета, и кто бы меня предупредил, что эта обертка предназначалась для скорбящей дамы? Но винить прислугу было не в чем, настоящая Вера могла принять такое решение только взвешенно. Как бы издевательски ни звучало выражение «взвешенное решение» по отношению к ней.
Придется мне весь траур ходить в одном и том же, и знать бы еще, сколько он продлится. Что-то новое и незнакомое внутри меня огорченно захныкало, я покачала головой, потому что впервые в жизни оказалась на месте женщины, у которой трагедия — сломанный ноготок.
У тебя, дура, жизнь сломана, и вообще, снявши голову, не рыдают по волосам.
Палашка не спрашивала, что произошло и почему я позвала ее, а Лукею удалила, и чем ей заниматься теперь. Приказала барыня готовить, будет готовить, приказала ходить за детьми, будет ходить. А барыне необходимо решить, что делать с Лукеей… Продать ее — самый простой вариант, но крепостная старуха стоит до слез мало, а новую няньку надо кормить и платить ей жалование. Денег мизер, а после моей оплошности еще меньше чем было, но больше, чем было вчера, значит, живем.
Я быстро собралась, забрала деньги, драгоценности, все, что у меня оставались, взяла долговые расписки, кинула все в милый бархатный ридикюль, вытряхнув оттуда какое-то бессмысленное шитье, поцеловала малышей и вышла, наказав Палашке следить за детьми и уложить их спать, когда придет время. Никаких вопросов она не задавала, для нее нянчиться было не в новинку, мне показалось, что наоборот, ей это занятие по душе больше, чем стряпня и уборка.
На улице я впервые оказалась одна и растерялась. Мне нужно было взять извозчика, куда-то ехать, и я стояла у открытых ворот, разглядывая проезжающие экипажи и торопящихся людей.
Никому не было дела до одинокой красивой женщины. Не водятся в реальной жизни принцы, спасающие деву в беде. Твоя беда — твоя печаль, ты и расхлебывай.
— Ехать куда собрались, ваша милость? — раздался за спиной голос Фомы, дворника, и я с облегчением обернулась и закивала. — Так сей же час вам организуем.
Он моментально остановил коляску, и мне бы в голову не пришло, что это извозчик, по моим представлениям они выглядели все же иначе, не настолько шикарно, а может, это был тариф «комфорт-класс» для бар. Фома помог мне усесться, пока извозчик поднимал капюшон экипажа, а я облизывала губы, раздумывая о цене.
Я очень давно не задумывалась о ценах. Хотела — покупала. Было нужно — тратила. Не то чтобы я готова была переплачивать, вовсе нет, но и не приценивалась к товарам, которые мне нужны были здесь и сейчас, и не вздыхала обреченно, когда спрос на такси превышал возможности городских парков и ценник взлетал до небес.
— Куда изволите, вашмилсть? — осведомился извозчик. Он даже не был классическим мужиком в тулупе и галантностью своей напоминал приказчиков, как их описывали классики.
— Купец Парамонов… купец Ферапонтов, — назвала я первые фамилии, которые смогла вспомнить. Не хватало еще при извозчике лезть в бумаги, чтобы он догадался, что я бедна как церковная крыса, и еще, чего доброго, высадил меня. — Знаете, где их дома?
Что-то я сказала не так, потому что у извозчика брови спрятались под молодецким картузом.
— Как не знать, вашмилсть, — выдохнул он и зачем-то оглянулся в ту сторону, где махал метлой Фома. — Доставим.
И тут же мне представился шанс понять, чем я шокировала бедолагу, и сделать выводы.
— Давай на Моховую улицу, любезный! — услышала я молодой нетерпеливый голос, и извозчик принялся угодливо юлить:
— Никак нельзя, вашбродь, барыню вот везу, и капюшон поднят! Никак, никак невозможно!
Клиенториентированность на высочайшем уровне, может быть, этого господинчика
