Вдовье счастье - Даниэль Брэйн
Я знаю, как меня кличут по имени-отчеству, но этого мало… Ах да, я же видела фамилию мужа на всех квитанциях, расписках и договорах, и все-таки Вера-прежняя во мне пробуждается как-то неправильно, решение элементарных задач становится непосильным.
Если так пойдет дальше, я сяду на берегу реки и заплачу.
— Вдова Апраксина к князю Вышеградскому.
Глава тринадцатая
Я склонила голову, чтобы слезы слуге в глаза не бросались, впрочем, вдовий плач — вдовья доля, никого не удивит. Вот след от пощечины — может быть.
Слуга посторонился, и я, ловко проскочив мимо него, очутилась в просторном и жарко протопленном зале. Князь не экономил на своем комфорте, а меня от духоты замутило, а после приступа тошноты напала паника. Что если старуха-торговка права? Что если Вера — я — снова беременна?
Слуга раздумывал, как поступить, хотя выталкивать меня взашей не решился. Он, без сомнения, знал, что мой муж оскорбил хозяина этого дома, как и знал, что мой статус вдовы — заслуга князя. И так же он знал наверняка, что я княжеская должница, и на холеном лице надменность сменилась мученическим выражением. Ридикюль намекал, что я явилась не с пустыми руками, а прочие обстоятельства вопили против этой заманчивой версии.
Я избавила его от страданий, без позволения прошла в зал и села на стул, скинув ридикюль на пол и чинно сложив руки на сдвинутых тесно коленях. Спина прямая, подбородок задран, глаза прикрыты, и слуга, подумав, закрыл входную дверь.
Он ничего не сказал и ушел. Дома ли князь и вообще в городе ли, может, он скрылся после дуэли, сколько мне ждать, чего ждать, но у меня не было выбора. Не то чтобы я надеялась, что и здесь мне повезет и князь, посыпав голову пеплом, порвет и спалит все векселя и долговые расписки, но хотя бы оценит трезво, что я ему все равно ничего не верну по щелчку пальцев.
Ждать пришлось долго — полчаса, может, час, мне давно надоело сидеть, я встала и, не по-дворянски помахивая ридикюлем, начала прохаживаться по залу, знакомясь с темными ликами княжеских предков, и опять я обнаружила в себе нечто новое. Я никогда не могла похвастаться живым воображением, может, потому и портнихой была посредственной, и книги сама никогда не пробовала писать, зато сейчас, заметив лестницу и несколько мужских портретов, я тотчас вспомнила сцену из знаменитого фильма и реплику «Он тоже Баскервиль!» — хотя точно помнила, что лестница, портрет и фраза относились к разным эпизодам…
О чем вспомнила Вера? Или не стоит искать предзнаменований и совпадений, действительно есть вон в том мужчине что-то от знаменитого актера, с которого и написали портрет для кино, и антураж располагает к ассоциациям, и ничего сверхъестественного нет.
Или все-таки есть?
Вот что самое сложное мне предстоит — научиться жить с двумя личностями, а еще — каждый раз угадывать, стоит ли все эти знаки принимать всерьез или списать их на хронический стресс у меня настоящей и на нездоровую психику меня прежней.
За размышлениями возле лестницы меня застала молоденькая девица в фартучке.
Увидеть меня она не ожидала, растерянно пискнула, открыла было пухленький ротик, но, похоже, узнала, пусть и не сразу, потому что не сказала ни слова, а это, насколько я понимала, со стороны прислуги в таком доме было похлеще, чем выдача мне оплеух на улице, и унеслась. Я воспользовалась моментом, похлопала себя по щекам, приходя в чувство и убеждая себя и Веру, что для нас обеих будет неплохо, если я в этом теле останусь — пока — одна. И не реветь!
В коридоре, ведущем в глубину дома, мелькнула юбка, я обернулась, полагая, что вернулась горничная, но вышла молодая богато одетая дама, остановилась в проеме, кивнула сама себе и неприязненно поджала губы. Затем дама вышла на свет, ухмылка сменилась на светскую высокомерную улыбку.
— Вера Андреевна, — произнесла она тоном, который давал понять — она допускала мое появление в этом доме, но была ему не особенно рада. А кто и в каком доме мне сегодня был рад? — Чем обязаны вашему визиту?
По возрасту дама годилась князю Вышеградскому в жены. Красивая, хотя Вере проигрывает, блондинка с голубыми глазами, по меркам этой эпохи чрезмерно худа, но держится как хозяйка положения. Во все времена лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным, а красота дает эфемерное превосходство, мне ли не знать.
— Я знаю, что князь готовится предъявить векселя, — ответила я чересчур прямо для беседы двух аристократок. — Платить мне нечем. Все, что я хочу, это уладить этот вопрос.
Княгиня села на голубой диван, указала мне на кресло напротив. Нас разделял низкий столик, на который я, недолго думая, пристроила ридикюль, княгиня же взглянула на меня так ошарашенно, будто я взгромоздила на стол ноги.
— Каким же образом вы хотите уладить, Вера Андреевна? — улыбнулась она, нежно смотря на меня холодными, ничего не выражающими глазами. — Вам сделали предложение, которое поправит ваше материальное положение? За ночь, минувшую с поклона, вы успели получить вознаграждение от некоего заинтересованного в вас лица? Я любопытствую, поскольку мне странно и хотелось бы знать, не оказал ли вам князь услугу, оставив вас вдовой?
Я не могла не восхищаться. Девчонке чуть больше двадцати, а она поднаторела в тонких издевках настолько, что мне нечего ей сказать, да и, наверное, ни к чему. Княгиня делала намеки, за которые мужчины сцепились бы на очередной дуэли, а Вера, скорее всего… черт знает, что она, но меня оскорбления нахальной девчонки не трогали абсолютно. Я опустила голову, уставилась в пол и только молилась, чтобы княгиня продолжала оттачивать на мне свое мастерство, делясь со мной самым ценным.
Такой необходимой мне информацией. Но княгиня как назло замолчала, за что получила от меня уже не комплименты, а пару нелестных эпитетов. Вслух же я бросила явную провокацию.
— Я готова и это обсудить с его сиятельством, — скромно заметила я, не поднимая головы, но все же косясь на торжествующую собеседницу, а она рассмеялась.
— О-о, Вера Андреевна! — смех ее звенел как колокольчик, и я подумала — ничего удивительного, что Вера сбежала со двора, роняя туфельки. Это мне легко пропускать мимо ушей весь яд, мне много лет, я прошла огонь, воду и медные трубы и
