Маньчжурия. 1945 - Калинин Даниил Сергеевич
– Говорил. Но не только мы изменились за шесть последних лет, японцы тоже сложа руки не сидели и повоевали крепко. Пусть сейчас они не верят в империю, раскинувшуюся на всю Юго-Восточную Азию, но верят, что упорным сопротивлением сумеют остановить врага, измотать в упорной обороне, заставив англичан, американцев и Советский Союз искать компромисс. Ну как в Русско-японскую войну, когда разбить Куропаткина в поле они так и не смогли, понеся колоссальные потери в каждом из крупных сражений от Ляояна до Мукдена, но сумели заключить мир на выгодных для себя условиях!
Я только покачал головой:
– Ну, вообще-то, там и Цусима была, и Порт-Артур сдали…
Старлей только рукой махнул:
– Как только появились дредноуты, все флоты мира начали спешное перевооружение, так что потери эскадры Рожественского критичными не стали. А чтобы потопить наши корабли в Порт-Артуре, японцы со своей стороны закопали в землю полнокровную армию! В конечном итоге война ведь шла на суше Маньчжурии, а не на море или островах, и наши корабли были опасны лишь морским коммуникациям врага… Но после Мукдена у желтолицых так и так не осталось резервов! В то время как Куропаткин, сумев сохранить армию в ряде тяжелых боев, наконец-то добился стратегического преимущества. Он ведь мог начать контрнаступление, если бы не…
Тут Сергей оборвал свою речь, сердито посмотрев мне в глаза – мол, что, командир, будешь отчитывать за политическую недалекость? Но я обошелся без нравоучений, лишь негромко попросив:
– Ты некоторые свои мысли держи при себе. А то знаешь, друзья друзьями, но контрразведка свой отпечаток на характер откладывает.
После чего, оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, коротко хохотнул:
– Догадался тоже – обвинять первую пролетарскую революцию в победе японцев!
Сергей смущенно покачал головой, но затем тихо добавил:
– Оно ведь и под Цусимой наши снаряды не детонировали…
– Так, товарищ старший лейтенант, хватит. Лучше про японцев говори!
Верный, надежный друг согласно кивнул, после чего продолжил по существу:
– Им есть, на что надеяться и за что сражаться. Так что биться будут до последнего и контратаковать склад яростно, остервенело. Не сомневайся. Вон Паша говорит, что сейчас всех японцев натаскивают на самурайскую философию одного воина. И если немцы были сильны в подразделении, этих сейчас обучают так, что и один японец должен быть эффективной боевой единицей. Плюс они создали отряды камикадзе на земле.
– Ну танков-то у нас не будет, особо не взорвешь, – улыбнулся я.
– Рано радуешься, командир, – покачал головой старлей. – Противопехотная мина в руках и мешочек с болтами. И при определенном везении камикадзе наш взвод уполовинится. Хорошо, что снайперов «светками» вооружили – глядишь, камикадзе до нас уже не добегут!
…Наблюдая за тем, как Володя гоняет снайперскую группу, на бегу выщелкивающую хаотично выставленные мишени, я погрузился в раздумья, вспоминая последний разговор со старлеем. Но тут слева за спиной раздался негромкий голос Чэнь Гэншэна, говорящего на русском лишь с небольшим акцентом:
– Товарищ капитан!
– Слушаю, товарищ сержант.
Н-да… Помимо сводных групп флотских и ОСНАЗа, к нашему отряду буквально позавчера прикрепили бойца Китайской народно-революционной армии, совсем недавно прибывшего из зоны оккупации. Бойцы зовут его попросту Чаном. К слову, последний провел детство в Харбине, бывшем столицей русской эмиграции на Дальнем Востоке, – отсюда и знание языка.
Впрочем, японский Чан знал еще лучше, чем русский, так что сержант весьма полезен нам в качестве переводчика. При этом Гэншэн является идейным коммунистом, преданным сторонником идей Маркса и люто ненавидит японцев…
Есть за что.
Семья Чана переехала в печально известный Нанкин в тридцать шестом. А уже спустя год столица Китая попала под удар японцев… Китайцы упорно, долго оборонялись, но в предшествующих сражениях, в частности за Шанхай, была потеряна большая часть боеспособных подразделений. Нанкин в основной своей массе защищали новобранцы, в число которых попал и отец нашего переводчика.
Результат сражения был предопределен, но настоящий кошмар начался уже после падения Нанкина! Японцы сорвались с цепи, пренебрегая любыми нормами морали, этики, права. Говорить про изнасилования и рядовые убийства бессмысленно, но они даже младенцев кололи штыками… Точное число жертв никто не знает, тысячи (а то и десятки тысяч) тел были сожжены, выброшены в реку Янцзы или закопаны в братских могилах. Треть города сгорела просто потому, что самураи развлекались поджогами, попутно грабя всех – и богатых и бедных… Да что говорить, если японские газеты писали о состязании двух офицеров в том, кто больше убьет пленных именно мечом, освещая это как спортивное состязание! Одно животное (людьми я их даже в мыслях не называю) убило больше сотни, второе подбиралось к этой цифре.
И я очень надеюсь, что если эти выродки еще живы, нам удастся встретиться с ними в бою…
Как в свое время удалось встретиться с хорватскими усташами, так же на спор зарезавшими «серборезами» несколько сотен узников, не делая разницы между мужчинами, женщинами и детьми. Тогда, осенью 1944-го, колонну прорывающихся на запад военных преступников мы встретили у безымянного моста через горную реку. Их было несколько десятков, а под моей рукой неполное отделение бойцов и два сербских партизана. Но когда те рассказали нам про усташей и их зверства, мы приняли бой, подбив из трофейного панцершрека головной броневик, а после расстреляв застрявшую на мосту и противоположном берегу реки колонну грузовиков… Били до перегрева стволов, покойный Андрюха израсходовал все ленты к МГ-42, а я весь запас кумулятивных гранат к панцершреку.
Как же знатно тогда горела колонна усташей…
Достанется за свершенные злодеяния и японцам, обязательно достанется! На что очень рассчитывает и сам Чан… Отряд его отца был оставлен в прикрытии, выиграть время отступающим частям Гоминьдана. Конечно, силы были неравны, и сопротивление деморализованных ополченцев и новобранцев вскоре было сломлено. Часть их японцы загнали в Янцзы и расстреляли из пулеметов. Но отца нашего переводчика и часть его соратников взяли в плен… Надтреснутым голосом Чан рассказал бойцам, что сотни пленных, включая и его отца, отвели к городским воротам и взорвали минами. Погибли не все, но для выживших ничего не кончилось. Их облили горючим и сожгли под смех японцев… Тяжелораненых добили штыками.
– Фашисты! Настоящие фашисты!
– Зверье поганое…
– Нелюди! Правильно товарищ Сталин нас развернул на японцев! Теперь сама земля будет гореть под ногами самураев!
Бойцы очень близко приняли рассказ Чана – зверства нацистов на родной земле были схожи с тем, что творили японцы в Китае. Разве что японцы, как кажется, сумели развернуться даже с большим масштабом…
В хаосе творившегося в Нанкине беззакония, грабежей, убийств, пожаров и логистического коллапса отступления беженцев Чан буквально чудом сумел выйти из города вместе с матерью. Разочаровавшись в Гоминьдане, Чан ушел к революционерам Мао Цзэдуна, сочтя, что коммунисты воюют успешнее и смелее. Последние навязали японцам неудобную партизанскую войну, довольно успешно действуя в тылу врага (не без помощи наших специалистов). Хотя справедливости ради стоит отметить, что основные удары японской военной машины принимала на себя армия Чан Кайши – лучше вооруженная и воспринимаемая японцами как основной и более опасный противник.
Большая ошибка! Все общественные институты Гоминьдана, включая армию, находятся на крайней стадии разложения. Повсеместно процветает неслыханная коррупция, произвол, насилие; экономика и финансовая система страны фактически атрофированы. И в немалой степени благодаря накачке «союзничков»! Мао же держит сторонников коммунистической идеи в стальных рукавицах порядка… Сейчас все китайцы выступают единым патриотическим фронтом против японцев, но, когда все закончится, новый виток гражданской войны в Китае неизбежен.