Барин-Шабарин (СИ) - Старый Денис
— Мишка! — Тяпкина заорала, как оглашенная.
В зале магазина быстро материализовался державший в руках топор парень, или, скорее, молодой мужчина. Рыжий, с множеством прыщей и веснушек, он хмурил брови и всем своим видом показывал, что готов к действиям.
— Сударь, откуда у вас эта вещичка? — строгим тоном, будто заправский следователь, спросила купчиха.
Я не спешил отвечать. Понятно, что здесь что-то неладно. И это неладное заключается в колечке.
— А вы считаете себя вправе задавать мне вопросы и в чем-то сомневаться? — тянул я время, прикидывая модель поведения.
— Это же кольцо госпожи Кулагиной, жены первого товарища губернатора, — чеканя каждое слово говорила Тяпкина. — Сударь, нужно звать пристава. Мишка, зови!
— Эт я мигом, Олимпия Степановна, — сказал рыжеволосый охранник и выбежал из лавки так быстро, что я не успел его остановить.
Глава 10
— Пристава изволите звать? А он точно передаст кольцо госпоже… Кулагиной? — спросил я, состроив наивное выражение лица.
Я моментально сориентировался и решил отыгрывал теперь роль честного простачка.
— Пристав-то? А зачем ему передавать кольцо? — удивленная моей реакцией, спрашивала Олимпия Степановна. — И, сударь, сохраняйте самообладание, прошу вас. Мы законные купцы, дел с краденым не имеем. Поймите правильно. Вы нашли кольцо, я верю вам, но полиция должна разобраться.
Верит? Ну нет. Купчиха боится того, что осталась наедине со мной, ведь рыжего защитника она отправила искать пристава, это пока своего рода и участковый, и следователь, и опер в одном лице.
Я внутренне улыбнулся. Поймала она вора, ага! Кто сказал, что я украл? Как знать, может, охламон это на самом деле и сделал до моего появления,. Но вряд ли. Все, что я узнал о Лешке Шабарине — это парень такой малахольным, он не решился бы на поступок. Украсть кольцо у некой мадам, которую уважает, если не сказать — не боится купчиха Тяпкина, кольцо самой замгубернаторши — это поступок, пусть дрянной, подсудный, но поступок. И тут нужно решиться. Так что, нет, я почти уверен, что тут не замешан.
— Как хорошо, — сказал я.
— Что хорошего, сударь? — недоуменно спросила Тяпкина.
— Ну, как же, найдя это кольцо в трактире, я тут же предположил, что оно должно принадлежать некой знатной и уважаемой особе. Но где же искать эту хозяйку или хозяина ценной вещицы… — я приблизился к купчихе и поцеловал все еще боязливой и сбитой с толка женщине ручку.
— А вы его разве нашли? — не хотела принимать мою версию появления кольца купчиха, но ее рука оставалась в моей ладони, и женщина не спешила ручку убирать.
— Ну, а то как же! — делано возмутился я. — Вы же не думаете, что?.. О нет! Я дворянин! Как можно? Нет, мадам Тяпкина, это меня оскорбляет. Но вы женщина, красивым женщинам дозволено многое. Лишь требую более бесчестного, худого обо мне не думать. Я нашел это кольцо в трактире! На сём добавить нечего.
Тяпкина еще больше растерялась. Несмотря на то, что она так и не произнесла слово «вор», купчиха ясно дала мне понять ход своих мыслей. Надеюсь, что чувство вины у Олимпии Степановны поможет заработать мне лишний рубль, который в моем положении лишним отнюдь не будет.
На самом деле и у меня случилась некоторая растерянность. И она до конца меня так и не оставила. Я нашелся, не показал своего смущения, но это не значит, что я не сомневаюсь.
Как могло кольцо появиться в футляре вместе с веером? У меня ответ один, если учитывать, что я ничего не находил ранее — колечко было украдено. Вопрос, кем? Маман? Вещи-то ведь её? Да, и, судя по тому, что моя далеко не благодетельная родительница сбежала с любовником в столицу, уже не удивлюсь, если на матушкиной не столь безоблачной, а скорее, пасмурной, репутации ляжет пятном ещё и какое-нибудь преступление. Пусть так. Но стянуть колечко? Не удивился бы какому-то нечаянному проступку Марии Марковны, типа непредумышленного причинения смерти любовнику ввиду избыточной сексуальной активности преступницы. Но воровать? Вряд ли.
— Все, сделал, Олимпия Степановна. Пристав придет уже скоро, — влетев, как ураган в магазин, отчитался Мишка.
А еще он топор с собой притаранил, Аника-воин, мля. Прописать бы лося этому запыхавшемуся салаге! Вот только он, наверное, сам может щелбанов мне надавать. Неделю уже занимаюсь, а результата серьезного не видать, все еще рыхлый. Нет, я понимаю, что работать над собой нужно много, и результат в этом деле нескорый, но хочется ведь не только ощущать себя мужиком, но и физически иметь возможность это доказать.
— И что ж ты нашептал приставу? — спросил я у Мишки.
Тот только смотрел на купчиху и ждал, видимо, от нее разрешения на ответ. Но растерянная женщина молчала.
Маньячина Мишка зло зыркнул на меня, проведя большим пальцем правой руки по лезвию топора, мол, вот щас так, дапо моему горлу. Стоит такой вразвалочку, с чувством превосходства, словно победил одним махом семерых богатырей. Комичный персонаж, прыщавенький, а еще и рябой, весь в веснушках. Видно, что хорохорится, отрабатывает зарплату, такой весь лучший из охранников, защитник. Или у него влажные мечты о Тяпкиной? Она пышка, но миловидная, может вызвать у молодого парня трепет и вожделение. Но это их дело, ну и ещё разве что мужа Олимпии.
— И всё же, сударь, меня терзают сомнения, — не унималась купчиха. — Ни в коем разе не обвиняю вас, но сомнения…
Меня терзают смутные сомнения: у Шпака магнитофон, у кого-то медальон — прямо-таки получалось, будто я какой-то авантюрист. Вряд ли дотягиваю до великого комбинатора, незабвенного Остапа Бендера, но, возможно, за вора-домушника Милославского, представленного в комедии Гайдая, сойду. Вот-вот! Разница лишь во времени. Там к Грозному прыгнули, я же прыгнул, скорее, в лужу с навозом и грязью. Еще и кольцо это…
Первым в магазин вошел сапог, потом появился его носитель. Словно чеканя шаг, как на плацу, лихо, браво, разглаживая свои зализанные усы вошел полицейский.
— Любезная Олимпия Степановна, к вашим услугам, — сказал пристав и залихватски щелкнул каблуками. — Сударь!
Я также удостоился внимания этого персонажа. Грудь колесом, фуражка чуточку, еле заметно, но свернута набекрень. Орел! Не иначе.
— Демьян Тарасович, вот у нас с господином Шабариным вышла неприятность, али приятность, — сказала Тяпкина и зарделась.
В воздухе так и повис вопрос, причем и у пристава, и у прыщавого, явно отягощенного издержками пубертатного периода Миши: «Какие это у вас приятности с Шабариным?»
— Господин пристав, — я поспешил перехватить инициативу. — Я нашел кольцо, хотел бы отдать его хозяину, ну или хозяйке. Вот, любезнейшая Олимпия Степановна и подсказала, что нету более уважаемого, знающего свое дело, верного слову служащего полиции, чем вы. Вот это кольцо, посмотрите.
Если бы вся это лживая лесть про самого-пресамого пристава, самого приставного из всех имеющихся, прозвучала не в присутствии купчихи, то вышло не так бы органично, а, скорее, неуместно. Но тут… Олимпия — явно звезда квартала, ну или приставу очень приятно нравиться каким бы то ни было женщинам. А вот мужу купчихи задуматься следует.
— Прекраснейшая Олимпия Степановна, — вновь крутанув ус, пристав обратился к хозяйке магазина. — Вы подтверждаете слова господина… э…
— Шабарина Алексея Петровича, — подсказал я приставу.
— Да, именно так. Прошу простить меня, сударь, — пристав резко кивнул головой.
Тяпкина посмотрела на меня, нахмурив брови, но быстро выдала:
— Прибыль пятьдесят на пятьдесят.
«Вот же курва!» — мысленно восхитился я.
— Мои шестьдесят два, — решительно, с металлом в голосе, показывая тоном, что готов вовсе прекратить любое общение, сказал я. — И всё, торг закончен. Он был закончен и ранее, это лишь из уважения к вам.
— Все-все, господин Шабарин, шестьдесят два принимается, — с явным удовольствием согласилась купчиха.
А что ей больше удовольствия приносит? Вот это поголовное мужское почитание — или же чуть большая прибыль? Ответ может быть неоднозначным.
