Солдат и пес 2 (СИ) - Советский Всеволод

Так думал я, пока Наталья изливала свои чувства в слезах и поцелуях, прижавшись ко мне, я ощущал ее мягкое живое тепло. Пока сквозь одежду. И очень хотелось ощутить его без всяких преград, чтобы меня обнимала обнаженная женская плоть, шелковистая кожа…

— Пойдем в душ? — шепнула мне Наташа на ухо.

— Конечно… — ответил я.

Вот и сбылась мечта. Мы стояли в тесной душевой кабинке, обнявшись, слившись в поцелуе, и горячие струи воды хлестали по нашим телам… и придется признаться, что совокупление началось еще здесь, и вот пошло и пошло… и вот уже невозможно остановиться, и будь что будет… и я кончил так, что почудилось, будто на несколько секунд в мире отключили все звуки.

Да и вообще словно эти секунды вылетели из памяти. Мне показалось: вот только первый миг эякуляции — а вот уже мы стоим обессиленные, я опираюсь на стену, Наташа на меня, положила голову мне на плечо, и целует и гладит меня ладошкой так нежно, как это может делать лишь бесконечно влюбленная женщина. И горячий ливень все так же хлещет и хлещет по нашим еще сомкнутым телам…

Ну и потом, уже в кровати, мы, конечно, повторяли и повторяли сделанное, и мне оставалось только удивляться тому, сколько в моем организме запасов энергии и мужской эмульсии. Конечно, лишь такая роскошная женщина способна выкачать из мужчины столько жизненных сил! Мне показалось, что Наташа гордится таким талантом — что, впрочем, вполне справедливо. Она, правда, не решилась почему-то сказать об этом, только обняла крепко-крепко, целовала и шептала на ухо такие ласковые словечки, которые грешно было бы выносить на всеуслышание…

Наконец, мы уснули, крепко обнявшись, и сладко проспали в уютном тепле под одеялом до рассвета. Проснулись… и вновь познали друг друга, после чего вновь хозяйка вновь дрыхла без задних ног, а я занялся Громом. Нужно было и ему уделить внимание.

Не знаю, заметил ли меня кто-нибудь. Мы с псом совершили небольшую прогулку, даже пробежку, никого не встретили, но кто знает, может, кто-то успел увидеть в окно, как рослый солдат и здоровенная овчарка носятся по городку, а потом исчезают в коттедже замполита. И задаются вопросом: ну и что бы это значило?..

Оно, конечно, всех шильев в мешке не утаишь. А у нас ситуация такая, что чем дальше, тем оно будет интересней и интересней.

Я поразмыслил над этим. Наташа безмятежно спала, я уселся в кресло, машинально проверил автомат — на месте… И стал думать.

Что-то меня зацепило в вечерних словах Романова. Может, он и сам не придал им значения, а я вот привязался. Что-то там было, какое-то противоречие-не противоречие…

Но я не успел в это вникнуть. Наташа потянулась, зевнула… проснулась. Уставилась на меня, и лицо у нее у нее было такое сонное, смешное и милое — смотрела и вроде бы не догоняла: а кто это такой, чего тут делает?.. Но вот сообразила, улыбнулась:

— Доброе утро!

— Доброе, — сказал я. — Слушай, Грому моему надо что-то поесть дать. Что у тебя может быть в этом плане?

Она задумалась, похлопала ресницами.

— Тушенка годится?..

— Ну, пойдет, ладно. Давай.

— Сейчас!.. Ты отвернись, пожалуйста.

— Зачем?

— Зачем! Стесняюсь я голышом.

— Ночью же не стеснялась?

— Ночью! То другое дело было.

И не поспоришь. Вправду ведь другое дело.

— Ладно, — я улыбнулся, отвернулся. И…

И понял, что же такого было в словах полковника.

Глава 12

Теперь уж я эту мысль не отпущу! Я закрепил ее намертво, на логический якорь. Но пока на якоре и оставил, поскольку время закрутилось вихрем

Мы покормили Грома. Конечно, банка тушенки — не совсем то для него, но мы и в полевых условиях, можно сказать. Так что нормально. Ну, а затем мы сами умылись, позавтракали… Замечательно, что мы вели себя совершенно по-дружески, не ощущая ни малейших психологических преград, но при этом не говорили ни слова о ночных бурях страстей. Будто бы не было этого. По некоему молчаливому уговору.

Я посматривал на часы, памятуя о том, что моя «командировка» до четырнадцати ноль-ноль, но дело разрешилось значительно раньше.

Где-то в половине двенадцатого близко за окном послышался шум мотора… Наташа глянула в окошко:

— Командир!

Я к этому времени был в полной форме, поэтому приветствовал командира части по всем правилам, на что он махнул рукой:

— Вольно!

Он был в весьма деловом, озабоченном настроении. Наскоро поинтересовался как дела, и услыхав, что нормально, тут же перешел к сути:

— Вот что, Наталья Владимировна. Посовещались мы с товарищами и решили: надо вам эвакуироваться. Сегодня же! Собирайтесь, езжайте к сыну. Там за вами присмотрят.

Он не стал вдаваться в подробности — кто именно присмотрит. Но говорил твердо, безапелляционно, и лицо его было хмуро, жестко. Я понял, что решение принято. И даже не им самим. Повыше.

Наташа немного растерялась. Беспомощно глянула на меня. Ну а мне что сказать? Порядок, дисциплина — первым делом, остальное потом.

— А как же мне… — пробормотала она, на что полковник отсек:

— Соберите основное. Зима на носу, так что теплые вещи… Ну, подумайте. Деньги, документы. Все сберкнижки, какие есть. Сын ведь у родителей мужа?

— Да.

— Ну, это недалеко. Сегодня вечерним паровозом уедете, пересадка в Москве. С Ярославского вокзала на Казанский — это вам площадь перейти, и все. По подземному переходу. А там чуть ли не на электричке… Завтра после обеда на месте будете. Проездные документы оформят, я Богомилову дал указание. Собирайтесь!

Военнослужащим Советской Армии и каким-то категориям «члены семей военнослужащих» полагался бесплатный проезд в междугороднем транспорте — ну в зависимости от служебного положения, конечно. Выдавались проездные документы от такой-то станции до такой-то — «литеры», по которым в кассе можно было без уплаты получить билет определенного типа. Солдатам и сержантам — в общий вагон, но при желании ехать в плацкарте или купе, доплачивай разницу за свой счет и, пожалуйста, езжай. Офицерам до майора включительно и прапорщикам — купейный вагон, офицерам, начиная с подполковника и выше полностью оплачивался мягкий. «Литеры» представляли собой красивые номерные бланки на разноцветной бумаге с водяными знаками, и ведал этим хозяйством у нас в части лейтенант Богомилов.

Но это, конечно, к слову.

«Собирайтесь!» Романов произнес так бесповоротно, что Наташа плаксиво замигала глазками, однако молча. Она лишь произнесла:

— А…

Но суровый полковник все знал:

— Если какие-то вещи большие — мебель, ковры, одежда… не беспокойтесь, ничего не пропадет. Опись тщательно сделайте, мне вручите. Я прослежу за отправкой. На вокзал к поезду отвезем. Сергеев!

— Я!

— Поможешь Наталье Владимировне собраться. Время есть еще. А в четырнадцать ноль-ноль — в части. Приказ я издал. Все законно. Вопросы?

— Нет.

— Выполнять.

— Есть!

И он удалился, оставив нас наедине.

Наташа горестно вздохнула.

— Не хочется уезжать? — спросил я.

— Да как тебе сказать… С одной стороны я же понимаю, что это надо. Да и жилплощадь-то нен моя, казенная. Замполиту надо ведь въезжать и про Сашку все время думаю, скучаю без него. А с другой… А с другой стороны думаю: ну как же это так судьба сыграла⁈ Послала мне на склоне лет тебя. На неделю! И разлука навсегда. Я же знаю, что вряд ли мы с тобой еще увидимся…

— Ну какой же у тебя склон? — рассудительно сказал я, благоразумно обходя тему «увидимся-не увидимся». — Такая шикарная особа… Это не комплимент. Я по факту говорю…

— А! — махнула она рукой. — Факт, не факт… Да что я буду себя обманывать? Шикарная, говоришь? Это, может, и верно. Даже наверняка. Не вижу разве, как мужики на меня зыркают?.. Да ведь это уже так, бабье лето. Сколько мне женской жизни осталось? Лет десять. Там уж и Сашка вырастет! Женится, поди. И все: я бабка, внуков нянчить, сказки им рассказывать…

— Про то, как однажды повстречала прекрасного принца в погонах рядового…