Барочные жемчужины Новороссии (СИ) - Greko
— Англичанина ищешь, — повторил он за мной как-то бездумно.
— Мы были вчера здесь Он пропал. Думаю, он сейчас снова здесь, — я взглянул ему в глаза — в узкие прищуренные щелочки.
— Думаешь, он здесь, — снова, как попка, повторил неаполитанец. Он широко раскрыл рот и изобразил попытку сунуть туда кулак, выражая таким жестом свою насмешку.
— Уже не думаю — уверен, — ответил я твердо.
— Тогда пойдем, — цыкнул он сквозь зубы.
— Куда, на улицу?
— Туда, — он махнул головой в сторону подсобки.
— Спенсер там?
— Увидишь!
— Нет.Так дело не пойдет. Ты так и не ответил на мой вопрос.
— Уже ответил, — ухмыльнулся он и изобразил нечто вроде нашего «зуб даю». Похоже, несколько штук уже кому-то дал. — Взгляни на свой член.
Я, было, решил, что это новое оскорбление, но, опустив глаза, увидел, что к левому бедру прижата длинная узкая опасная раскладная бритва на черной слегка изогнутой ручке.
— Полосну — истечешь кровью за полчаса, как свинья, — ощерился сквозь редкие зубы этот мараз, приставив к уху большой палец и покачав ладонью с намеком на ослиные уши. — В Неаполе, откуда я родом любой из каморры знает, с какого конца браться за бритву. И имеют свой знак!
Ничего себе! Каморра! Неаполитанская мафия! Неужто он из этих?
Он ткнул пальцем в свой шрам. Затем резко вытащил бритву из-под стола и прижал ее к моей щеке всей плоскостью лезвия.
— Хочешь такой же? — рассмеялся хрипло. — Двигай ногами и свечу захвати.
Я подхватил низкий канделябр с тремя свечами и пошел в подсобку. Неаполитанец последовал за мной. Марселец к нам присоединился, оставаясь за спиной своего подельника. Самый странный крестный ход на земле — я со свечами впереди, а за мной — уголовные рожи.
Вошел в подсобку. Криминальная парочка притормозила у входа.
Я посветил себе свечами, разгоняя полумрак. В подсобке было пусто. Лишь в углу стоял стол с наваленными на него кругами сыров и хлебом. Под столом в ряд стояло четыре бочонка с краниками почти у пола. Спенсера не было. Я вопросительно уставился на подельников у входа.
— Мозгов не хватает сообразить? — спросил марселец и что-то гаркнул на французском: наверное, ругательство.
— Люк в полу! — подсказал мне неаполитанец.
Я посмотрел. На плитах пола, плотно подогнанных друг к другу, выделялась одна, немного выступающая и с крюком посередине. Поднял камень — небольшой прямоугольник, скрывающий люк с размерами, достаточными, чтобы крепкий мужчина мог протиснуться на деревянную лестницу, ведущую вниз. Обычная лестница из двух скрепленных между собой круглыми палками жердей. И подвал. Внизу скрывалась еще одна мина!
Вытащил одну свечу из канделябра и довольно ловко спустился вниз.
Винный погреб! Подвал был плотно заставлен приличного размера бочками, неизвестно каким образом спущенными под землю.
Я накапал воска на одну из них, воткнул в него свечу, чтобы освободить руки. Отскочил в темный дальний от лестницы угол. Вытащил револьвер и взвел курок, молясь про себя, чтобы неопробованное мною оружие сработало штатно и что я ничего не напутал, когда его заряжал.
— Где англичанин? — спросил спустившегося за мной неаполитанца. Француз только начал устраивать ноги на ступеньках.
Итальянец, ни слова не говоря, ухватился за одну из бочек и спокойно откатил ее в сторону. Открылся темный проход, в который можно было попасть только согнувшись.
— Спенсер! Мистер Эдмонд! — закричал я громко.
— Коста! Это вы? — раздался тихий крик, которое подхватило эхо.
— А ну заткнись! — зарычал марселец, спрыгивая на утоптанный пол.
Я поднял руку с револьвером.
— Встаньте оба к бочкам! — приказал.
Неаполитанец выругался, но послушался. Француз шагнул в проем перед проходом на месте отодвинутой бочки.
— Предупреждаю! Без глупостей! У меня в руке многозарядный пистолет — на вас патронов хватит!
Нажал на курок, нацелив ствол на близстоящую бочку и выстрелил.
Ох, зря я это сделал!
Грохнуло так, что все оглохли. Подвал заволокло дымом. Его разгонял руками неаполитанец, смешно открываярот. Марселец исчез в проходе. Из бочки хлестала струя красного вина.
В люк просунулась голова. Кабатчик что-то быстро затараторил. Видимо, требовал спасать вино. Итальянец заткнул дырку пальцем. Показал рукой хозяину погребка, чтобы он кинул какую-нибудь затычку.
Я потянул на себя барабан, как показывал Эдмонд, и повернул его так, чтобы заряженная камора оказалась в нужном месте. Забрал с бочки свечу.
— К черту вино! Идем!
Неаполитанец послушно двинулся вперед. Согнулся в три погибели и полез в проход. Я не понял, что дальше случилось, только он внезапно завизжал, вываливаясь в новое подземелье.
Протиснувшись следом, я увидел, что итальянец, всхлипывая и причитая, размазывает по лицу кровь. Наискось от края глаза к носу «красовался» свежий разрез: видимо, марселец полоснул своего дружка, решив в темноте, что это я выбираюсь из погреба.
Новая мина напоминала мою стамбульскую цистерну, только без воды. Такая же длинная, изогнутая, как сабля, с несколькими отминками-отнорками. К одному из них вприпрыжку поспешал француз.
Я двинулся следом, подсвечивая себя путь высоко поднятой свечей. Неаполитанец, похоже, выбыл из игры. Он пытался оторвать от рубашки кусок материи, чтобы заткнуть рану.
Из отминка вышел бледный, растрепанный Эдмонд, подрастерявший за время, проведенное в подвалах, свой щегольской вид. Позади скалился марселец. Он прижимал свою бритву к шее бедного Спенсера.
— Еще шаг, грек — и я перережу горло твоему приятелю! — гримасничая, выкрикнул француз.
Один из похитителей уже наказан. Скулит, как девчонка, размазывая кровь и сопли. Не моя вина в том, что так получилось. Хорошо, что на моей руке нет крови и не она рассекла чужую плоть. Я дал себе зарок без крайней необходимости не покушаться на человеческую жизнь. Мне хватило стамбульских «подвигов» и последовавшей расплаты.
Но марселец об этом не знал. Я твердо шагнул вперед.
— Я вышибу тебе мозги! Нет! Я отстрелю твой мерзкий член. А пока ты будешь ползать, завывая, у моих ног, я возьму твою бритву и располосую тебе все лицо до кости, как ты это любишь! Ведь любишь, да⁈ Резать лица⁈ Как насчет твоего⁈ Поверь, у меня есть опыт в таком деле! — я расхохотался, держа свечу над головой.
Наверное, я выглядел жутковато в игре теней от неверного света. Марсельца проняло.
Вся бравада мигом его покинула. Такие, как он, любят упиваться своей храбростью, когда уверены в собственной безнаказанности и держат нож у горла беззащитной жертвы. Но стоит им осознать угрозу собственной жизни, тут же сдают назад.
— Ты сумасшедший! — завизжал он, брызгая слюной. — Чего ты хочешь?
— Всего лишь забрать друга!
— А я? Что будет со мной? Я не могу вернуть деньги англичанина. У меня долги перед казино, и я уже всё отдал.
Понятно. Отдал золото Спенсера, которое тот так неосторожно показал ночью, а потом завалился спать на ступеньках казино.
— Черт с ними, с деньгами! Просто проваливай! И дружка своего забери.
— Согласен! Согласен! — закивал марселец, пряча свою бритву. Он отступил на шаг от Эдмонда.
— Как вы, мистер Спенсер?
— Я в порядке, Коста. Немного устал за день своего заключения. Хочу пить и еды. Еще не помешала бы ванна, — спокойно ответил Эдмонд, сохраняя невозмутимое спокойствие даже в таких трагических обстоятельствах.
Я подошел к нему, встал рядом. Мы наблюдали, как марселец бочком-бочком пробирался вдоль стены в сторону своего напарника.
Вдруг в винном погребе раздались громкие крики. В проход за бочками стали протискиваться какие-то люди — греки, без сомнения: на них были знакомые мне фески. Их изломанные тени прыгали по неровным стенкам мины.
Первым делом они схватили неаполитанца. Тот не оказывал сопротивления, лишь прижимал к лицу окровавленную тряпку. Марселец развернулся и кинулся к нам. Быть может, в темноте за нами скрывался еще один выход, и мы просто стояли на его пути. Увы, разминуться в тесном проходе не было никакой возможности.
