Спасти кавказского пленника (СИ) - Greko
Держась от нее в стороне, черкесы пользовались бойницами. Место для обороны казаки им подготовили неплохое — для себя старались. Но на что запертые в пикете могли рассчитывать? Закончатся патроны и кинутся в шашки на прорыв? Перебьют на мелководье как уток! Или черкесы не сдаются⁈
Я сместился в конец полукольца, которым казаки окружили пикет. Почти к самому берегу, до которого оставалось метров десять. Пристроился в тенечке от дозорной вышки и принялся наблюдать. Впору было запасаться попкорном, если бы все не было так трагично. Передо мной был не экран с вестерном в кинотеатре, а бой со смертельным исходом. Еще не раз за сегодняшний день землю окропят кровушкой.
Лежавший в пяти метрах от меня казак перевязывал рану на шее, воспользовавшись временным затишьем. Крови с нее натекло прилично.
— Что, станичник, чуть головы не лишился? — подначивая, спросил я.
— Надо уметь увэрнуться от сабельного удара… Если не будешь уметь, отрубают голову. Вот када вин шашкой махае так, ты чувствуешь, шо вин тебе щас по шее ударив, ослабь шею, и так — ныкода шашка нэполизэ в тело, свэрху пройдэ, вот натянул так голову, так ослабь — уже шашка нэполизе в тело — рубцы нэ дадуть.
Хорунжий начал кричать черкесам по-русски, а Ваня, кунак Айтека, дублировал на адыгейском языке.
— Предлагаю вам отдать оружие и сдаться. Хотя вы пришли к нам как разбойники, мы сохраним вам жизнь. Надеяться вам не на что!
Ваня громко перевел ответ, чтобы было слышно всем казакам.
— Кричат, что вы тоже приходите к нам как разбойники большой силой. Десятеро на одного и с пушками.
Казаки засмеялись. Десятеро на одного? Или, наоборот, недавно численное преимущество было на стороне черкесов?
— Отдать оружие не можем, — продолжил перевод Ваня. — Позор ляжет на вечные времена на нашу фамилию. Наше оружие берут только с наших трупов. Великий бог Тха отдал нас в ваши руки. Но знайте: за нашу смерть вам объявит канлу все племя Вайа!
Услышав про Вайа, я вздрогнул. Мой кунак, Таузо-ок, тоже был родом из того племени. Что же мне делать⁈
Ваня добавил:
— Их старший предлагает сделку. Назначьте, говорит, ваши условия выкупа. Чтобы вы не сомневались, я оставлю вам аманата — своего младшего сына.
Я собрался с духом и крикнул Косякину.
— Может, и правда выкуп возьмем⁈
Хорунжий мне не ответил. Пока шли переговоры, он с другим казаком хитрым путем подползли к изгороди. Зацепили за колья прихваченные веревки и стали кинжалами подрезать ветки плетня.
Ваня продолжал переговоры, ломая комедию. Что-то выкрикивал. Наверное, вызывал продолжать беседу. Старый черкес смело вышел в ворота. Тут же казацкая пуля поразила его в бедро. Он упал и на четвереньках вполз обратно под защиту стен пикета. Горцы загомонили. Видимо, выкрикивали угрозы или проклятья.
Косякин подал знак казакам. Веревки, привязанные к кольям и к лошадям, натянулись. Участок стены зашатался. Колья треснули. Внешняя часть изгороди частично рухнула. Утрамбованная за ней земля стремительно осыпалась. Теперь черкесов защищал лишь внутренний плетень. Его тут же прошили пули. Внутри пикета закричали раненые. Хорунжий добавил огня, просунув сквозь сплетённые ветки пистолет и в кого-то выстрелив.
Горцы не выдержали. Окровавленные, они выскочили в калитку и попытались добраться до Косякина, чтобы изрубить его шашками. Лихой командир не решился вскочить на ноги. Он, отталкиваясь пятками, отползал вдоль уцелевшей стены. Горцы падали, сраженные пулями. Последнего, уже занесшего свою шашку над хорунжим, снял своим выстрелом я. Мой «фраг» повалился на вскрытый после обвала плетень. Повис на нем, прикрыв частично своим телом тех, кто остался внутри пикета. Косякин помахал мне рукой: мол, спасибо, оценил! Я показал ему большой палец. Хорунжий непонимающе покачал головой и занялся перезарядкой пистолета.
Никто из пикета не бросился забрать оставшиеся на земле тела. Наверное, у горцев совсем было дело плохо. Кто убит, а кто серьезно ранен. Казаки поползли поближе к стене, уже не опасаясь выстрелов из амбразур. Косякин снова сместился к проему в стене, выглядывая, кого угостить свинцом.
Неожиданно я заметил, что из-под плетнёвой ограды выбрался безоружный мальчишка-черкес. Ну, как мальчишка? Юнец лет семнадцати. Наверняка, тот самый, которого предлагали в заложники. Осажденные подкопали узкий лаз, но воспользоваться им смог лишь сын старика из племени Вайа. Он пополз к кустам на берегу. Спрятался и затаился.
Я вскочил на ноги и, пригибаясь, побежал к пикету. Казаки уже были у калитки и стреляли внутрь в разные стороны, чтобы наверняка всех положить. Пленные их не интересовали. Засс щедро платил за головы. Такая награда казаков устраивала больше, чем мифический выкуп, который отнимет высокое начальство.
Подкоп был узким и мелким, но заметным. От него к кустам шла тонкая кровавая полоска. Юнец был ранен, но мог броситься на меня с кинжалом по обычаю горцев. Чтобы этого не допустить, я негромко крикнул по-турецки:
— Таузо-ок из племени Вайа — мой кунак. Знаешь его?
Юнец промолчал, но на меня не кинулся.
Я ударил ногой по плетню, заваливая лаз. Пошел к кустам, загребая ногами пыль и затирая кровавый след. У кустов сбросил бурку на землю и уселся на нее спиной к плетню, лицом — к реке. Только сейчас заметил разрез на бурке. Кто-то пытался меня полоснуть шашкой, а я в пылу драки и не заметил. Бурку рассекло, а тело не пострадало.
— Лежи и не дергайся! Я тебя вытащу! — сказал юнцу тихо, но он услышал.
Кусты не шелохнулись, но оттуда раздался слабый стон.
— По-турецки понимаешь? — спросил уже без надежды.
— Да! — раздался шепот.
Ну, вот! Есть контакт!
— Эй, господин прапорщик! — окликнул меня изнутри пикета Косякин, высунувшись над изгородью. — Живой?
— Живей видали! Но не ранен! Все в порядке!
— Сомлели? Или мандраж бьет? Первый бой?
— Не первый! Увы, далеко не первый…
— Да я так спросил… Видно же, что от хорошей драки не бегёте! Нам выдвигаться пора!
— Я, пожалуй, в Прочный Окоп вернусь.
— Дело, конечно, ваше! Я вам не начальник. Казаков в конвой дать?
— Не нужно! Доберусь как-нибудь! Судя по всему, бой вверх по реке смещается.
Действительно, пушечные выстрелы раздавались в той же стороне, где разместился аул Карамурзина. Мне туда сейчас соваться смысла не было. Хорунжий принял мою логику и спорить не стал. Скомандовал казакам заканчивать со сбором добычи и выдвигаться.
Я встал, оставив бурку на земле, и подошел к изгороди. Косякин оглянулся на меня. Протянул руку над стеной.
— Спасибо, выручили!
— Прощай, хорунжий! Дай бог, свидимся! — я пожал ему руку.
— И вам не хворать, Вашбродь!
Казаки побросали в кучу раздетые обезглавленные тела рядом со входом в пикет. Приторачивали тюки с добычей и завёрнутые в холстину головы к захваченным лошадям. Улов им достался богатый. Но день и сражение еще не закончились. Возможно, на их долю еще выпадет сегодня новая погоня или сшибка с сильным противником, из которой не все вернутся живыми.
Я проводил взглядом уходящие на восток остатки полусотни. Вернулся к кустам. Снова уселся на бурку.
— Можешь вылезать! Казаки уехали.
Юноша выполз из кустов. Зажимал окровавленный бок. Бледный и испуганный, он дрожал, не решаясь задать главный вопрос.
— Все погибли!
Парень, потерявший отца, оказался стойким. Лишь позволил гримасе исказить лицо. От слез удержался. Крепился изо всех сил, как и подобает настоящему черкесу.
— Ты не ответил на мой вопрос о Таузо-оке. И забыл представиться. Меня зовут Зелим-бей.
— Ты тот самый заговоренный? Ух, ты! Я — Цекери Пшикуи-ок.
— Еу! Не твоего ли отца Таузо-ок хотел сделать аталыком своего сына?
Юноша печально кивнул. Уже не сделает. Нет больше старика Пшикуи-ока.
— Давай я перевяжу твои раны!
Цекери послушно стащил с себя черкеску, бешмет и рубашку. Последнюю я порвал на куски разной длины. В левом боку виднелось приличное входное отверстие. Пуля его насквозь не пробила, но была видна под кожей на спине. Я скрутил бумагу с рукояти шашки, поджег ее с помощью кремневого замка винтовки и слегка прокалил на огне нож для мяса. Уложил парня на бурку спиной вверх, предварительно сунув ему в руки клочья его рубахи, чтобы прижал рану. Взрезал кожу и пальцами вытащил пулю. Пшикуи-ок мужественно вытерпел экзекуцию. Кое-как его перевязал.
