Дорога на Уэлен (СИ) - Alex O`Timm
Правда украденного не нашли. За исключением сотни рублей денег, и билета на поезд Ташкент-Новосибирск, у Сергея Понамарева на тот момент ничего не оказалось. И сколько бы не пытался следователь добиться от моего предшественника признания в том, где именно он прячет украденные деньги, ничего не удалось выяснить. На все вопросы был один ответ.
— Истратил. Раздал долги.
На что можно истратить сорок тысяч рублей, за несколько дней, оставаясь при этом без каких-либо вещей, было совершенно непонятно, но никакого другого ответа не находилось
Хотя на суде Сергей называл это другими словами, четко обозначив, что эта кража является его местью. Как оказалось, квартира в которой ныне проживал директор гастронома, ранее принадлежала его родителям, погибшим во время схода снежной лавины в урочище Чимган, где они отдыхали, катаясь на лыжах. После их смерти, квартира со всем содержимым отошла государству, точнее тому, кто сейчас в ней и обитал. Самого же Сергея, отправили в детский дом, а по выпуску из него при достижении совершеннолетия предложили бы койку в общежитии завода Железобетонных изделий, как любому другому выпускнику этого приюта. И поэтому, что при беседе со следователем, что позже во время суда, Сергей утверждал одно:
— Директор гастронома, живет в квартире моих родителей, ездит на автомобиле моего отца, а его жена, заняла должность моей матери. При этом я даже не знаю, где похоронены мои родители, и похоронены ли вообще, а мне не назначили ни копейки компенсации за утраченное имущество. Так что я обязательно приду еще. И не один раз.
Конечно во всеуслышание произнесенная угроза не добавила парню популярности, зато уж точно добавила пару лет наказания. Но опять же учитывая молодость парня, и максимализм свойственный этому возрасту, на это могли бы просто не обратить внимание, списав на не слишком высокие умственные качества. Но похоже произошло несколько наоборот. Потерпевший скорее всего подключил все свои связи, и добился того, чтобы парня отправили как можно дальше от Ташкента. Как итог, я сейчас нахожусь в составе этапа, следующего на Дальний Восток, а отбывать наказание мне придется в Детской Воспитательно-Трудовой Колонии города Биробиджана. Говорят, дыра еще та. И кто знает, как все сложится дальше.
Сейчас, находясь в столыпинском вагоне, следующим на Дальний восток, я удивлялся предусмотрительности моего предшественника. С одной стороны, он конечно выиграл, учитывая то, каким-то образом сумел сохранить, все взятые из квартиры деньги, и драгоценности. С другой, прессовали парня по полной в результате чего, его место занял именно я. Вряд ли я смог бы попасть в это тело, будь Сергей жив и здоров. Сомневаюсь в том, стоило ли оно того, чтобы ради этого потерять собственную жизнь. Впрочем, что сделано — то сделано. А мне теперь придется отбывать наказание за то преступление, которого я никогда не совершал.
Вот и сижу в камере, а по проходу, вдоль окон движется часовой. Точнее, чаще всего он стоит у окна как раз напротив девятой камеры, в которой нахожусь я, потому что воздух в вагоне стажем так, довольно специфический. Ехать до конечной станции одиннадцать суток. В связи с этим, каждому из зэка было выдано по две буханки хлеба, примерно килограммовый кусок соленого свиного сала, а в вагон загружена бочка селедки, которая в данный момент находится в тамбуре. Горячая пища на время пути не предусмотрена, хотя и обещали, что конвой будет раздавать кипяток, но, «обещать не значит жениться». И потому на вопрос о кипятке, заданный во первые же сутки пути, прозвучал однозначный ответ:
— Кто обещал, с того и спрашивайте!
Хорошо хоть вообще разносят воду раз в день, иначе на соленом сале да селедке быстро коньки отбросишь, от обезвоживания, или еще от чего-то подобного. В итоге вагон так провонял селедкой, мочой, потом, табачным дымом, дешевым мылом, и еще неизвестно чем, что стоит только закрыть форточки, как уже через десять-пятнадцать минут в нем становится нечем дышать. А что вы хотели. В вагоне десять камер. Восемь из них считаются десятиместными, но меньше шестнадцати человек нет ни в одной из них. Девятая-десятая камеры называются одиночными, в них обычно находятся люди с особого режима, или женщины, или, что бывает достаточно редко дети. Я в силу своего шестнадцатилетнего возраста, и считаюсь пока ребенком. Поэтому, наверное, единственный из всего вагона, кто едет в относительном комфорте. Во всяком случае, могу сидеть, лежать, когда мне вздумается или же прогуливаться по камере. Да, три шага в одну сторону и столько же обратно, но другие лишены, даже этого.
Десятая может служить и карцером, хотя это, пожалуй, самая теплая камера из всех остальных, хотя бы потому, что примыкает к «чистой» зоне вагона, в которой обитает конвой. А там все же значительно теплее. Но она же может помимо решетки закрываться и железными ставнями. Правда их используют довольно редко, в основном против буйных, или по специальному распоряжению. В данный момент она пустая. Вначале хотели заселить и ее, но начальник караула запретил это делать, по слухам на одном из этапов, должны будут принять женщин.
В обычной камере вагона три яруса. На нижнем обычно просто сидят. В принципе можно, наверное, и прилечь, но учитывая то, что народу много, тут только сидят, или топчутся возле кормушки. Дело в том, что средний ярус, то есть второй этаж имеет откидную полку. В откинутом положении она закрывает две трети прохода, оставляя самый минимум возле двери, но благодаря этому, появляется как минимум три дополнительных лежачих места. Вот и выходит; Двое на самом верху, пятеро или иногда шестеро посередине, и восемь человек сидя внизу. Правда есть еще пара козырных мест, под нижними нарами, но это для обиженных, которые не совсем люди. Точнее таковыми здесь не считаются.
Судя по разговорам, конвой в такую даль организован в основном из-за меня и еще пятидесяти трех зэка, отправляющихся в одну из зон Дальнего востока. Но это вовсе не означает, что вагон пуст. Помимо основного состава здесь едут и люди, которые «сходят» на других остановках, распределяясь по зонам, находящимся по пути следования.
Вот и сейчас лежу на втором ярусе своей камеры, прильнув лицом к решетке и разглядываю проплывающие мимо вагона красоты Сибири, благодаря открытой форточке, возле которой пристроился один из солдатиков. Правда, учитывая то, что полка расположена достаточно высоко, мне удается увидеть только часть проплывающего мимо пейзажа. Точнее совсем кусочек прилегающей к железнодорожному пути местности. Но с ругой стороны, я рад и этому, хоть какое-то развлечение.
Арестовали моего предшественника вначале января, поэтому одет он был по-зимнему, и сейчас все это было только на пользу, хотя за окнами и конец мая, но вечерами все же прохладно, особенно учитывая то, что вагон полностью металлический, и никакого отопления в нем не предусмотрено. Точнее говоря оно есть, но май не тот сезон, чтобы топить печь. Может на половине конвоя и теплее, а здесь под утро полный дубак. Так что ватная куртка сейчас прямо к месту. В рюкзачке имелось еще и кое-что из того, что осталось с воли, но после суток езды, все перекочевало на меня. Так теплее.
В рюкзачке, что имеется у меня осталось только полотенце, а в довольно просторном полиэтиленовом пакете, мыло и зубная щетка. Зубной порошок сочли запрещенным предметом и изъяли. Впрочем, толку от него здесь все равно бы не было. Умываться здесь негде. Воду раздают раз в сутки и фактически получается одна единственная кружка. Просто большей емкости у меня нет, хотя иногда все же идут навстречу, и как малолетке приносят воду еще разочек, если конечно попросишь.
Зубной порошок для чистки зубов, изъяли на обыске, сказав, что не положено, вдруг это какой-то наркотик, типа героина. Кроме того, у меня есть с десяток пачек сигарет «Прима» и несколько коробков со спичками — подгон от приятелей из детского дома, моя им благодарность за это. Помимо сигарет в рюкзачке лежит полторы буханки хлеба и кусок сала, которые достались мне перед этапом. Правда давали две буханки, но половинку я уже съел. Тут же в рюкзачке имеется и обычная эмалированная кружка, и алюминиевая ложка. Последняя, насколько это было возможно заострена по краю ручки, и приспособлена под резку хлеба и сала. Увы, нож для зэка не положен.
