Лекарь Империи 4 - Сергей Витальевич Карелин
— Как скажешь, двуногий. Но я же прав.
Я взял у Фролова листок с результатами, отвлекаясь от этой странной, молчаливой сцены. Пробежал глазами по цифрам.
Моргнул.
Прочитал еще раз. Медленнее.
И почувствовал, как по спине пробежал холодок. Уровень салицилатов в сыворотке крови — двадцать миллиграммов на децилитр. Верхняя граница нормы — тридцать. Токсической же считалась концентрация от трехсот и выше.
То есть, формально, его анализы были в пределах абсолютной нормы.
— Ну что там? — Алина, которая, видимо, заметила, как изменилось мое лицо, с нетерпением заглянула мне через плечо.
Она увидела цифры, и ее лицо мгновенно преобразилось. На нем расцвела торжествующая, ядовитая улыбка.
— Что, Разумовский⁈ Ошибочка вышла⁈ — она почти пропела это. — Нет у пациента никакого отравления! А ты⁈ Ты уже льешь ему в вены чистую щелочь! Ты хоть знаешь, что такое ятрогенный метаболический алкалоз, гений⁈ Судороги! Остановка дыхания! Кома! Ты чуть не убил его своим «блестящим» лечением!
Она победно посмотрела на Фролова, который растерянно переводил взгляд с меня на нее, потом на пациента, который, услышав все это, испуганно вжался в подушку.
Я молчал, держа в руках этот дурацкий листок. Что-то здесь было фундаментально неправильно. Клиническая картина — классическая, как из учебника. Реакция на лечение — мгновенная и абсолютно типичная.
Но этот анализ… он перечеркивал все.
— Эй, двуногий! — Фырк, который, кажется, единственный не поддался панике, запрыгнул мне на плечо. — Не слушай эту ведьму! Ты что, не видишь⁈ Пациенту же стало лучше! Прямо на глазах! А это значит, что твой диагноз — правильный, а эта бумажка врет!
Конечно, я был прав. Но как, черт возьми, это доказать? Как такое вообще было возможно? Диагноз — правильный. Лечение — правильное. Значит…
Значит, неправильным был… Анализ!
Но как?..
— Валентин, — я снова повернулся к пациенту, полностью игнорируя торжествующую Борисову. — Скажите мне еще раз, вы абсолютно точно вчера принимали аспирин?
— Да, лекарь, точно! — испуганно закивал он. — Целую пластинку за день уговорил, голова трещала.
— А сегодня утром? Может, хоть одну таблетку?
— Нет, что вы! Утром уже так плохо было, не до таблеток…
Я задумался.
Период полувыведения салицилатов из организма — от двух до тридцати часов, в зависимости от принятой дозы. Если он принял такую огромную дозу вчера днем, то к сегодняшнему утру в его крови все еще должна была быть токсическая концентрация. Но ее не было.
— Двуногий, а может, я понял! — неожиданно воскликнул у меня в голове Фырк. — А что, если его организм… ну… как-то по-особенному работает? Быстрее, чем у других, эту гадость из себя выводит?
Ускоренный метаболизм… Или…
— Фырк, быстро к пациенту! — мысленно скомандовал я. — Ныряй внутрь! Мне нужны не цифры, мне нужны процессы. Как работают его почки? Что происходит в печени? Что с кровью? Как его организм выводит лекарства? Мне нужно видеть все. Ищи тщательно и подробно.
— Есть, шеф! — Фырк тут же спрыгнул с моего плеча и, подлетев к кровати, коснулся лапкой руки пациента, словно растворившись в ней.
— Ну что, «гений»? — ехидно спросила Борисова, которая с интересом наблюдала за моими странными паузами. — Признаешь свою ошибку? Или будешь до последнего упорствовать в своей ереси?
— Ждите, здесь, — вместо ответа на вопрос сказал я. — Дойду до лаборанта Стасика. У меня к нему есть парочка вопросов.
С этими словами, я вышел из палаты, успев заметить на ходу как побледнела Белочка-Борисова.
Глава 7
Я шел по гулкому коридору, прокручивая в голове ее странную реакцию. Как только прозвучало имя Стасика, она напряглась, словно кто-то провел холодным лезвием у нее по спине.
Их что-то связывало. Она его подкупила? Запугала, чтобы он подделал анализ? Сейчас выясним.
Лаборатория встретила меня привычным запахом химических реактивов и тихим, монотонным гудением центрифуг. За приемной стойкой, уткнувшись в какой-то журнал, сидел сам виновник моих размышлений — худощавый парень лет двадцати пяти с вечно встревоженным выражением лица.
— О, господин лекарь Разумовский! — он тут же вскочил, едва меня увидев. — Вам еще какие-нибудь анализы нужны? Сделаю в лучшем виде!
Я молча обошел стойку и подошел к нему вплотную. В его глазах мелькнуло недоумение, которое тут же сменилось животным страхом, когда я схватил его за грудки его лабораторного халата и с силой прижал к стене.
— Т-ты что… ты с ума сошел⁈ — завопил он, пытаясь вырваться. — Что за рукоприкладство⁈ Охрана!
— Тихо, — процедил я сквозь зубы, прижимая свою левую ладонь к его груди, прямо в область сердца.
Если бы у этой сцены были свидетели, для них бы это выглядело как акт прямой угрозы. Но на самом деле я только что активировал свой «Сонар». Тонкая, почти невидимая струйка «Искры» прошла через мою ладонь, проникая в его тело.
Передо мной, в моем сознании, тут же развернулась детальная картина его физиологического состояния.
Сердце колотилось как бешеное — сто двадцать ударов в минуту. Надпочечники выбрасывали в кровь убойную дозу адреналина.
Зрачки расширены. Классическая реакция на страх. Отлично. Это будет моей отправной точкой.
— Что за фамильярные формулировки в последнее время, Станислав? — я смотрел ему прямо в глаза. — «Для Разумовского что угодно». С каких это пор мы с тобой стали такими близкими друзьями?
Пульс подскочил до ста сорока. Но… интересно. Вместе с волной страха я уловил и другую, отчетливую эмоцию. Стыд?
— Я… я просто… — Стасик сглотнул, не в силах выдержать мой взгляд. — После того случая с пациентом Шевченко… Я же тогда чуть человека не убил своей ошибкой! А вы… вы же все исправили. Спасли его. И меня, по сути, от тюрьмы и лишения лицензии спасли.
Сердцебиение начало понемногу выравниваться. Он говорил правду. «Сонар» четко показывал все физиологические маркеры искренности.
— Я просто хочу как-то… ну… загладить свою вину, — продолжал он. — Поэтому и стараюсь делать все анализы для вас в первую очередь. И перепроверяю их по три раза.
— А анализ пациента Свиридова? — я не ослаблял хватку. — Ты уверен, что там все было правильно?
— Абсолютно! — в его голосе прозвучали нотки неподдельной, искренней обиды. — Я его проверял трижды! Разными методами! Уровень салицилатов в его крови — в пределах нормы! Клянусь!
Я молча
