По прозвищу Святой. Книга первая (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич
Вчера Максим с помощью КИРа прошёлся, как следует, по этой эпохе, уделив особое внимание вермахту и ОУН.
— Слушаю вас, господа военные, — сказал он по-немецки и со всем возможным смирением.
— Ого! — воскликнул ефрейтор (треугольный тёмно-зелёный шеврон на рукаве углом вниз, окантованный одной серебристой лентой по двум сторонам). — Ганс, ты слышал? Он говорит по-немецки.
Рядовой Ганс только кивнул, изобразив усмешку.
— Ausweis! [4] — протянул руку ефрейтор.
Максим достал из внутреннего кармана пиджака бумагу, отдал немцу. Он был совершенно спокоен. Удостоверение было в точности скопировано с соответствующего документа эпохи. В нём на немецком языке значилось, что обладателя аусвайса зовут Михаэль Самуилович Златопольский, год рождения 1919, место рождения — город Житомир Волынской губернии. Национальность — еврей.
— Еврей, значит, — сказал ефрейтор, поднимая на Максима светло-голубые глаза.
— Так точно, господин ефрейтор, еврей! — отрапортовал Максим.
— Почему не в армии?
— Вашей? — позволил себе вопрос Максим.
Немцы захохотали.
— Да ты шутник, еврей, — сказал ефрейтор, отсмеявшись. — У красных.
— Мне нельзя служить, — сказал Максим и дотронулся пальцем до головы.
— Псих, что ли?
— Совсем немного, — заверил Максим подобострастно. — Но служить нельзя.
— Еврей, да ещё и псих, — констатировал ефрейтор. — Наша рыбка. Куда идёшь?
— Так к школе, господин ефрейтор. Вчера прочитал объявление, — Максим кивнул на доску объявлений, — что всем евреям необходимо явиться к школе к девяти часам утра. Вот иду.
— Молодец, еврей, дисциплинированный, — сказал ефрейтор и отдал Максиму аусвайс. — Мы любим дисциплинированных, сами такие. Да, Ганс?
Ганс кивнул.
— Жаль, тебе это не поможет, — продолжил ефрейтор. — Впрочем, не жаль. Пошли, мы тебя проводим.
— Я знаю, где находится школа, — сказал Максим. — А у господ военных, наверное, много своих дел…
— Сказали проводим — значит, проводим, — отрезал ефрейтор. — Пошёл!
Ещё не было девяти, когда они подошли к школе. Здесь уже ждал автобус, внутри которого скучал водитель и двое полицаев. Еще два полицая встретили их у входа на территорию школы.
В одном из них Максим узнал вчерашнего щекастого, который руководил свержением с пьедестала памятника Ленину.
Здесь, при входе, стоял стол и стул. За столом сидел щуплая женщина лет сорока. Перед ней на столе лежала тетрадь с перьевой ручкой и стояла чернильница.
Немцы сдали Максима с рук на руки, развернулись и ушли.
— Кто таков? — спросил щекастый, брезгливо разглядывая Максима маленькими глазками неопределённого цвета.
Максим достал аусвайс.
— Убери, — сказал щекастый. — Так говори.
— Златопольский Михаэль Самуилович, — сообщил Максим. — Тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения.
— Катерина, запиши, — скомандовал щекастый.
Женщина открыла тетрадь, макнула перо в чернильницу, записала.
Максим заметил около пятнадцати имён и фамилий, уже записанных в тетрадь.
— Где родился? — спросил щекастый.
— В Житомире.
— А сюда чего припёрся?
— Так… за продуктами. Хотел купить…
— Купить? Есть деньги?
— Есть немного.
— Покажи.
Максим полез в карман, достал мятую банкноту в десять рейхсмарок:
— Вот.
— Надо же, — засмеялся щекастый. — Да ты богатый, еврей. Это всё?
— Всё.
— Дай сюда, — щекастый забрал у Максима деньги.
— А как же…
— У меня целее будут, — ухмыльнулся щекастый и показал головой налево. — Иди туда, во двор. Там уже твои собрались. Скоро поедем.
— Куда? — спросил Максим.
— Скоро сам узнаешь, — засмеялся щекастый.
Второй полицай — небритый мужик лет пятидесяти с испитым лицом и шрамом над левой бровью — угрюмо молчал. Молчала и женщина, только глядела на Максима испуганными карими глазами.
[1] Пошёл! (укр.)
[2] ИИИ — искусственный интеллект-имплант.
[3] Стой! (нем.)
[4] Удостоверение, документы (нем.)
Глава девятая
Двенадцать человек — столько насчитал Максим во дворе школы. Совсем старых и немощных нет, все на своих ногах. Младенцев тоже не видать. Две девочки погодки лет девяти-десяти и мальчик, чуть постарше, лет одиннадцати. Черноволосые, кудрявые с выразительными карими глазами.
Мужчин трое. Двое пожилых (шестьдесят с небольшим, пожалуй) и один средних лет — до пятидесяти.
Остальные женщины. Две молодые, три пожилые и одна лет сорока.
Конечно же, все — евреи. С заплечными мешками, в дорожной одежде и крепкой обуви.
— Здравствуйте, — поздоровался Максим.
— Здравствуйте, молодой человек, — звучным голосом ответил пожилой тучный мужчина с крупным носом. Остальные — кто кивнул, кто пробормотал негромко «здрасьте». Настроение у собравшихся было явно нерадостное.
— Как вас зовут? — продолжил звучноголосый. — Вы не местный, иначе я бы вас знал.
— Михаэль, — сказал Максим. — Михаэль Златопольский. Я из Житомира.
— Михаэль Златопольский из Житомира. Не припомню в Житомире Златопольских. Во Львове — да, знаю.
— Знаете всех евреев в Житомире? — улыбнулся Максим. — Я, вот, например, вас не знаю.
— Меня зовут Моисей Яковлевич, — представился тот. — Меня тут все знают. Учитель истории вот в этой самой школе. Был. А теперь сам не знаю, кто, — он вздохнул и добавил тихо. — Вы, Миша, совсем не похожи на еврея. Зачем вы сюда пришли? Но теперь, конечно, уже поздно.
— Время? — мысленно спросил у КИРа Максим.
— Девять часов две минуты, — ответил тот.
Из-за угла школы появились двое полицейских.
— Всi в автобус! — махнул рукой щекастый. — Швидко, швидко! [1]
Проследовали к автобусу, залезли, расселись.
Щекастый поднялся последним. Оглядел салон, шевеля губами, пересчитал людей. Уселся, скомандовал водителю:
— Поiхали! [2]
Автобус чихнул, завёлся, тронулся и поехал прямо, никуда не сворачивая. Миновал церковь, выехал на грунтовку, запылил по полю.
— Куда нас везут? — несмело осведомилась одна из женщин — та, лет сорока. Рядом с ней тихо, как мышки, сидели две девочки, вероятно, её дочери. — Это далеко?
— Помалкивай, Майка, — буркнул щекастый полицай, полуобернувшись. — Узнаешь.
По расчётам Максима, они проехали около девяти километров на юго-восток. Впереди показался лес. Автобус переехал по деревянному мосту на другой берег очередной неширокой речки.
— Что нам делать в этом лесу? — удивился второй пожилой мужчина, поправляя круглые очки в металлической оправе. — Грибы собирать?
— Грибы, грибы, — засмеялся щекастый полицай на переднем сиденье. — Зараз доїдемо і почнемо збирати. [3]
— Мама, я боюсь, — громко пошептала одна из девочек, прижимаясь к матери.
— Не бойся, не бойся, Диночка, — мама погладила её по голове. — Я рядом, всё хорошо.
Автобус въехал в лес, потом сбавил скорость и свернул даже не на дорогу, а на какую-то слабо наезженную колею.
Пассажиры встревоженно всматривались в окна.
— Стоп! — скомандовал щекастый. — Приiхали.
Автобус остановился на небольшой поляне рядом с грузовиком, обычной советской полуторкой ГАЗ-АА.
— Вылазьте, — махнул рукой щекастый. — Речі залиште. Вони вам не будуть потрібні.[4]
— Как это — вещи оставить? — удивился пожилой в очках. — Почему?
Остальные молчали. Оставили вещи и покорно направились к выходу.
Максим, который сидел один в самом конце, незаметно вытащил из вещмешка ТТ, нож и запасную обойму. Пистолет засунул сзади за пояс, прикрыв пиджаком. Запасную обойму сунул в карман. Нож — во внутренний карман пиджака.
Четверо.
Здесь было ещё четверо полицаев с белыми нарукавными повязками и немецкими автоматами MP-40 на груди. Эти были моложе — от восемнадцати до тридцати лет. От всех четверых отчётливо несло сивухой и салом с чесноком.
Из-за машины показался немец в полевой форме СС. Молодой, чисто выбритый, с холодным прищуром серых глаз. На боку — пистолет в кобуре. В зубах дымится сигарета.
