Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор
— Ой! — вдруг воскликнула Франсуаз, когда её окатило из лужи. — Да чёрт бы тебя побрал! Ты что думаешь, нацепил графский герб, и можешь теперь разъезжать тут?
На самом деле, Жерары были завзятые монархисты; но не в случае, когда карета с горделивым графским гербом на дверце окатывает тебя грязью!
Юбке Мари тоже досталось; и пока она с досадой рассматривала свежие пятна, дверь кареты распахнулась, и из неё выглянул молодой мужчина просто сказочной красоты.
Бегло оглядев чехвостившую его на чём свет стоит Франсуз, он сквозь зубы пробормотал слова извинения и затем уставился на Мари. Удивительно, но его выразительные серые глаза при виде этой немолодой скромной женщины вдруг зажглись радостью!
— Вы — Анна-Мария Гросхольц, не так ли? — с лёгким акцентом произнёс он. — А я давно уже вас искал!
Мари застыла в изумлении. Похоже, незнакомец знал её!
— Садитесь в карету, мадам, нам надо с вами потолковать! — экспансивно воскликнул юноша и что-то произнёс на незнакомом языке двум стоявшим на закорках гренадёрского роста лакеям. Те, проворно соскочив прямо в грязь, немедленно и без церемоний подхватили маленькую Мари на руки и вместе с её большой корзиной втащили в карету.
— Трогай! — крикнул молодой граф и захлопнул дверь.
Мари, изумлённая такой бесцеремонностью, поначалу потеряла дар речи; но тотчас опомнившись, замолотила по дверке кулачком.
— Выпустите меня! Это произвол! Что вы себе позволяете?
— Не беспокойтесь, сударыня! С вами всё будет в порядке, уверяю! — остановил ее незнакомец, и акцент в его речи стал много заметнее. — С вами просто поговорят на интересующую вас тему. Тут недалеко; вот мы уже и приехали. Прошу!
Дверь кареты снова отворилась, и Мари оказалась на крыльце обычного дома на Рю Сен-Бернар; точно такого же, как сотни других домов в Париже. Кучер тронул, и карета, на которой они прибыли, отъехала в подворотню; только тут Мари заметила, что колёса её обтянуты гуттаперчевой резиной — очень дорогим, доступным далеко не всем богачам Парижа материалом.
— Прошу вас сюда. сударыня… Да, сюда. Вы подождёте немного, не так ли? О, как я рад, что встретил вас здесь… Это такая удача, мадам! — любезнейшим тоном произнёс молодой человек и, рассыпаясь в тысяче извинений, скрылся за дверью кабинета.
Мари осталась в прихожей — тесной комнатке с банкеткой и столом. Всё ещё в недоумении, она подошла ко входной двери с очевидным намерением покинуть это странное место, куда ее привезли практически насильно; но дверь неожиданно оказалась заперта снаружи.
«Боже! Неужели она позволила заманить себя в ловушку? Но что нужно этим иностранным господам? Они что, хотят посягнуть на её честь»?
Несколько минут Мари с волнением рассматривала такой сценарий, но затем его отвергла. Увы, она нисколько не заблуждалась в отношении своей внешности: невысокая, с дурной фигурой, чрезмерно большим, крючковатым носом, сильно выдающимся на узком, маловыразительном лице.
«А тот господин, с которым я ехала в карете, — настоящий красавчик. Определённо, при известной ловкости он может соблазнить любую девушку на улице и почти любую даму — в гостиных и салонах Парижа. Зачем ему такая дурнушка, как я?»
Мари вновь подошла к входной двери, подёргала ее — увы, она действительно была закрыта, хотя никакого засова снаружи, конечно же, не было. Всему виной был хитрый замок с подпружиненной защёлкой, перекрывший ей путь на улицу.
Отойдя от двери, несчастная женщина опустилась на банкетку возле изящного столика на гнутых ножках и, подперев голову руками, горько задумалась о своей злой доле.
'Высшее существо, ну почему мне всегда выпадают такие испытания? Чем я провинилась перед тобой?
Мари было за что сетовать на судьбу. Она никогда не видела своего отца — он погиб в Семилетней войне незадолго до рождения Мари; её мать, потеряв кормильца семьи, вынуждена была работать экономкой. Не успев ещё толком вырасти, Мари познала тяжесть труда; а потом на площадях загремела Карманьола, закружились в бесовских танцах толпы санкюлотов с пиками, на которых были насажены головы благородных людей, и всё стало совсем плохо. Увы, революция безжалостно прошлась коваными сапогами по её семье. Совсем молодой девушкой Мари оказалась сначала в Тампле, а затем и в Консьержери, откуда, как говорят, выход был только один — на гильотину. Спасло ее лишь случайность… и собственный талант: её приговорили к смерти и не казнили только потому, что после смерти Марата заставили сделать посмертную маску и самого революционера, и его убийцы — несчастной Шарлотты Корде, с головой которой пришлось работать, когда она уже была отделена от тела. После Термидора её освободили. Казалось, ей наконец-то стала улыбаться удача: она получила небольшое наследство, благодаря чему смогла выйти замуж. Увы, но её муж оказался безвольным человеком: вскоре он стал злоупотреблять алкоголем и проигрывать в карты почти всё, что Мари зарабатывала своими руками.
И вот теперь ей сорок лет, один ребёнок — двухголовалый малыш Жозеф — сейчас ждёт ее дома, а другой ребёнок находится в чреве; её муж непригоден решительно ни на что (а кого бы ещё она себе нашла, с такой-то внешностью и репутацией?), а прямо сейчас она сидит и ждёт своей участи, запертая в приёмной каких-то надменных иностранцев. И за что ей всё это?
Впрочем, как утверждают господа философы, Господь Бог, или, как его теперь называют во Франции, «Высшее существо» — совершенно равнодушен к страданиям своих созданий…
Но женщина была не из тех, что долго предаётся пустому унынию. Нет, Мари была из породы тех лягушек, что взбивают лапками масло и спасают себя из горшка (ну, или тонут в нём уставшими) — швейцарская кровь ее предприимчивых предков взывала к действию.
«Может быть, мне стоит позвать на помощь?» — пришла ей в голову мысль.
Мари с сомнением посмотрела на оконце, закрытое толстым, мутным стеклом и защищенное к тому же кованой железной решёткой, красивыми мелкими ромбиками разбивавшее робко проникавший в неё солнечный свет. Пожалуй, если разбить его, то она сможет докричаться до прохожих! Только вот чем можно расколотить такое толстенное стекло?
С надеждою оглядевшись по сторонам, женщина не нашла ничего подходящего. Разве что банкетка, на которой она сейчас сидит?
Поднявшись, Мари наклонилась, не без труда подняла изящное изделие и мелкими шагами приблизилась к окну. Увы, мебель была одновременно и тяжелым, и неудобным средством для взлома окна; но выбирать не приходилось.
«Ну же, решайся» — сказала себе женщина и, выставив банкетку перед собой, слегка разбежавшись, врезалась в толстое стекло прихожей комнаты.
— Бамм! — раздался резкий, дребезжащий звук; но окно осталось невредимо — на нём не появилось даже трещинки; зато низ живота отозвался вдруг тяжёлой, режущей болью…
«Оооо… Господи боже, не хватало ещё потерять ребёнка! — пришла ей запоздалая мысль. Я и забыла, что такие эскапады в моём положении непозволительны!»
Немедленно возвратив банкетку на место, Мари тяжело опустилась на неё, и уже готова была разрыдаться, как вдруг внутренняя дверь распахнулась, и в проёме появился прежний красивый господин.
— У вас всё хорошо, мадам? — холодновато, но вежливо спросил он.
— Да, сударь, — рассеянно отвечала Мари, прислушиваясь в это время к себе. Тянущая боль постепенно уходила… кажется, пронесло.
— Простите за ожидание — продолжал между тем незнакомец — просто мне пришлось вызвать специалиста, который будет с вами разговаривать, а для его прибытия требуется известное время.
Прошло несколько минут, и действительно: входная дверь отворилась, и на пороге появился крупный, грузный господин с рябым от оспы лицом. Войдя, он внимательно оглядел женщину и на отличном французском спросил:
— Вы — Мари Гросхольц, не так ли?
— Да, это я — женщина не стала ни отпираться, ни поправлять его. Раз эти люди знают ее под ее девичьей фамилией — пусть будет так!
— Я граф Аркадио Морков, — представился господин, вежливо приподнимая новомодную круглую шляпу. — Прошу вас пройти в кабинет!
