Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор
— Надеюсь, вы не испытали никакого неудобства от присутствия наших войск, ни сорок лет назад, ни сейчас! — немного неуклюже изрёк я.
Старик отрицательно покачал головой.
— О нет, разумеется, нет. Тогда, при Старом Фрице, русская оккупация для нас, кенигсбержцев, скорее означала освобождение от старых предрассудков и обычаев. Русские солдаты были дисциплинированны, а офицеры ценили все красивое и хорошие манеры. Резкая разница между знатью и простолюдинами смягчилась; французская кухня заменила нашу тяжеловесную немецкую в домах состоятельных людей. Русские кавалеры задавали стиль общения, и галантность стала обычным делом! В моду тогда вошло пить пунш. Обеды, балы-маскарады и другие развлечения, почти неизвестные в Кенигсберге ранее из-за неодобрения церковью, стали происходить много чаще прежнего. Многие видели в этом упадок нравов, но я считал, что новый, более свободный и более светский образ жизни, воцарившийся в Кенигсберге, есть предвестник нового времени….
С полчаса говорили мы о разных вещах: о путешествиях, о Китае, об открытии новых земель. Надобно было удивляться его историческим и географическим знаниям, которые, казалось, могли бы одни загромоздить всю его память.
Наконец, поболтав о том о сём, я решил перейти к делу.
— Вы знаете, я обратил внимание на последний ваш труд, где затрагиваются вопросы вечного мира и Всемирного государства.** Мысли, высказанные там, показались мне столь близкими, будто их написал я сам! — довольно дерзко заявил я ему.
От такой лестной оценки учёный смешался.
— О, да… А я было думал, что все государи почитают эту работу пустой безделушкой, если не якобинством! — с тонкой улыбкою отвечал мне философ.
Мы от души посмеялись. Дело в том, что в своём трактате «к вечному миру» Кант заявил, что единственно легитимным и разумным считает республиканскую форму правления. Сказать такое в 1795 году, когда вся Европа управлялась монархами, а Французская республика казалась исчадием ада, полным якобинских чертей; после всех смертей на гильотине, после якобинского террора, после недавней гибели республиканской Польши — было ну крайне смелым поступком.
— Да, герр Кант, мнение насчёт Республики, пожалуй, можно счесть слишком резким. Скажем, недавно павшие Генуэзская или Венецианская республика с их нобилитетом не очень-то отражали мнение простого народа; а Англия, при внешне монархической форме правления, всё же может почитаться республикой — столь сильны в ней власть парламента и авторитет прессы. Ну а бестолковая польская система так и вообще дискредитировали республиканские формы так сильно, как только можно было бы это сделать, даже нарочно. А вот ваша идея Всемирного Государства — она, на мой взгляд, очень плодотворна!
Смешно было видеть, как семидесятилетний философ раскраснелся от гордости, услыша похвалу от высокопоставленной особы двадцати двух лет от роду; всё-таки философское отношение к жизни не всегда возможно даже для столь мудрых людей, как Иммануил Кант!
— Ваше Величество, идеи Всеобщего вечного мира и Всемирного государства — взаимосвязаны — немедленно принялся разъяснять он свой труд. — Постоянный мир возможен только при одном условии: если удастся создать Всемирное государство. Однако, Всемирное государство не должно выглядеть как единая страна: ведь в этом случае все народы попросту растворятся в нём, и утратят навеки воё очаровательное разнообразие. Нет, Всемирное государство я мыслю не как единую империю, охватывающую весь земной шар, но как конфедерацию: некий конгресс государств, способных решать все спорные вопросы путём переговоров, главное — избегая применения силы! Я вижу вожделенный народами Вечный мир как власть законов, которые приняты людьми, а не власть самих людей! Надобно запретить насильственное вмешательство одного государства в политическое устройство и управление другого государства. Это вытекает из принципа суверенитета народа! Поэтому я полагаю, что вечный мир возможен только между республиками и невозможен при монархии, поскольку только управляемые народом республики признают источником власти народный суверенитет, а не «права монархов». Также следует запретить все постоянные армии, заменив их вооружением народа; надо создать международное право, межгосударственные законы, суды, способные разрешить все разногласия между нациями…
Внимательно слушая Канта (это было не так просто, поскольку профессиональный философ то и дело подпускал в свою речь словечки типа «трансцендентально», «предикативно», и прочую малопонятную белиберду, что для меня, и так не очень уверенно владевшего немецким, составляло настоящую муку.) я ловил себя на мысли, что в целом с ним совершенно согласен… Причём именно «в целом»; а вот детали стоило обсудить.
— Герр Кант, — прервал его я — ваше видение желаемого политического устройства современных нам государств очень интересно; особенно ценно обоснование идеи народного суверенитета. Господствующие сейчас монархические представления о том, что государства — это некие поместья государей, якобы имеющих какие-то «права» и на землю, и на подданных, просто смехотворны. На самом деле, власть королей законна до тех пор, пока их подданные признают их своими лидерами. Однако это не значит, что все страны с монархической формой отданы во власть тирании, а все республики — светочи народных прав, прогресса и мира!
— Вы полагаете? — с интересом спросил философ.
— Именно! Скажем, я бы не стал утверждать, что Франция, став республикой, тут же приобрела какое-то особое миролюбие — напротив, она, как вы можете убедиться, очень жёстко вмешивается в дела других народов по всей Европе, используя многочисленную конскрипционную армию для продвижения своих интересов. А Англия? Как применяет она свой многочисленный флот? А ведь это страна почти республиканская, если принять во внимание тот вес, что имеет в ней власть парламента! Так что республики могут быть весьма воинственны, и даже отсутствие постоянной армии им не мешает. А если вспомнить Древнюю Грецию или Рим — так ведь там республики весьма много и часто воевали друг с другом!
— Вынужден с вами согласиться! — несколько сконфужено произнёс философ.
— Я вижу проблему в том, что нет «полицейского». Ведь если обычный человек нарушит закон — его начинают преследовать могущественные структуры: полиция, суд, даже армия 4 и вот его уже влекут в тюрьму, заковывает в колодки и тащат на плаху. А с государством? Кто покарает Англию за морской разбой? Кто накажет Испанию за инквизицию? Францию — за гильотины? Пруссию за её вероломство? Такого полицейского нет! А если они объявится, то, возможно, вскоре станет завоевателем и тираном. Но стоит создать авторитетный международный орган, способный выступать арбитром для существующих стран, и в то же время наказывать иные державы за нарушения международного права — это серьёзнейшим образом изменит дело. Я читал ваш трактат о Вечном мире, и нашёл там мысли, схожие, хоть не вполне совпадающие, с моими. Полагаю, что этот ваш труд после известной корректировки может быть положен в основу этого нового международного органа. Давайте сделаем это вместе!
— Ваше Величество, но как? — спросил Кант, приход во всё большее изумление.
— В соавторстве. Я и вы напишем единую книгу, посвящённую этому предмету!
* * *Разумеется, старик был просто сражён такой перспективой. Вот представьте себе: вы профессор философии в некоем университете. Читаете лекции, пишете потихоньку трактаты. Ваши политические идеи более-менее пользуются успехом среди студентов и коллег, но совершенно не принимаются настоящими политиками. Вы и сами понимаете всю их утопичность и смехотворность, и надеетесь лишь, что когда-нибудь, в далёком-предалёком будущем, хоть кто-то вспомнит ваши идеи добрым словом, посетовав на несвоевременность их появления и косность людей, окружавших непризнанного гения. И вдруг откуда-то издалека является некий величественный и властный правитель, что сходу предлагает вам внедрить самые смелые ваши мечты в политическую реальность, и даже собирается создать в соавторстве с вами философско-политический труд. Обалдеть просто!
