Боярин - Роман Галкин
— А ничего. Ты, Дмитрий, свою историю по дороге расскажешь. Залазь в карету, — пресек мою попытку князь и, прежде чем залезть самому, кивнул Федору: — Воля твоя, пускай дозор вперед.
Карета внутри оказалась довольно просторной — пожалуй, слегка поболее вагонного купе, разве что потолок ниже. Не знаю, отчего князю не понравилось здесь спать, но я бы с удовольствием растянулся на одном из мягких диванов, расположенных друг против друга. Меж диванов, как положено, столик. Ух ты, а что в этой корзине под столиком? Уверен, там под полотенцем какая-то снедь. Как бы раскрутить Светлейшего на угощение? И чего это меня на еду так пробило?
За окошком промчался отряд всадников. Вслед за ними тронулись и мы.
— Так значит, Дмитрий Станиславович, говоришь, забыл все подчистую? — начал Петр Александрович.
— Почему подчистую? Я же вспомнил кто я и откуда. Сейчас вот еще про теракты вспомнил. Значит, не подействовал вимпацетин как положено. Думаю, недруги впопыхах не соблюли точную пропорцию компонентов, а это в фармацевтике очень важно.
— Складно говоришь, однако. Потому, хочется верить. Но, смотри… — не закончив мысль, князь вперил в меня пристальный взгляд, от которого мне стало как-то не по себе.
И все же попытался выдержать, не отводя глаз. А он ведь немногим старше меня. Если сбрить эту дурацкую бороденку, то может и вовсе юношей окажется. Но вот же, уже Светлейший Князь. Оно понятно, что княжеский титул по наследству достался. У нас дети олигархов тоже сразу олигархами рождаются. Однако Алексашка говорил, что титул Светлейшего ему за какие-то военные заслуги присвоили. Да и при императорском дворе, как я понял, этот юноша авторитетом пользуется. Взгляд-то такой, будто насквозь человека видит, и понимает — правду тот говорит, или лжет. Но моя-то правда почище любой лжи будет.
— Чего уставился на меня, как на чудо какое?
— Да задумался я, Петр Александрыч. Больно уж воспоминания мои странные. Не знаю, как вам о них и поведать. Я бы сам в такое не поверил, наверное.
— А ты рассказывай, что вспомнил, а я уже сам думать буду, во что верить, во что нет. Расскажи для начала, что в вашем монастыре началось такое, о чем ты только что обмолвился?
— Про теракты что ли? Так, то давно было. Я тогда совсем еще мальцом был. Стали тогда в наш монастырь проникать террористы.
— Кто?
— Это такие диверсанты, которые закладывают взрывчатку в местах большого скопления людей и подрывают. Например, на базаре, или в храме во время службы.
— Это зачем же народ-то гробить? — удивился князь.
— Чтобы дестабилизировать обстановку в стране, или в конкретном регионе. То есть, создать панику, внушить народу чувство незащищенности и поколебать его веру в ныне действующую власть.
— Эко подло-то как!
— А то. Вот представьте, Светлейший, что было бы, ежели взорвали бы бомбы в толпе, которая собралась, когда императора с семьей отравили?
— Может, вырвать тебе язык, Дмитрий Станиславович, чтобы ты более никому о такой подлости поведать не смог? — Петр Александрович задумчиво потеребил жиденькую бородку, затем, прищурив глаза, спросил: — Откуда тебе известно про бунт, коли ты ранее говорил, что всю жизнь за монастырскими стенами провел и ничего о внешнем мире не знаешь?
— Так я ж Александра порасспрашивал, пока мы с ним ехали. Неловко мне совсем дремучим-то выглядеть. Вот и расспросил я его о кое-каких реалиях. Теперь хоть что-то знаю.
— Алексашка тот потрепаться любит, — успокоился собеседник.
— Как-то не заметил за ним такое. Каждое слово клещами вытягивать приходилось.
— Клещами? Ты говоришь, как заплечных дел мастер. Не сподручен ли ты и к этому делу?
— Боже упаси. Просто к слову пришлось. Честно говоря, я даже и не задумывался об истинном значении этого выражения. Так, значит, о терактах, поспешно вернулся я к изначальной теме разговора. — Когда начались взрывы на территории монастыря, особо грамотные додумались дежурить поочередно по ночам. Составили графики дежурств и торчали ночами у подъездов.
— У подъездов к чему?
— Ну, у крыльца, в смысле. Так у нас в монастыре крыльцо в многоэтажную келью называется.
По тому, как князь хмыкнул, я понял, что мой ответ лишь породил у него другие вопросы. Однако он промолчал, давая мне возможность продолжить.
— Так вот, я хоть и маленький тогда был совсем, но понимал, что вся эта возня с гражданскими патрулями — полная нелепица.
— Это почему же?
— А вот вы, Петр Александрыч, представьте себя на месте террориста…
— Это как же я могу себя паскудой эдаким представить! — грохнул тот по столу кулаком. — Ты говори, да не заговаривайся, Дмитрий Станиславович!
— Не помню кто, но кто-то мудрый говорил, мол, для того, чтобы обыграть врага, надо представить себя на его месте и понять, как он будет действовать, — выдал я несколько раздраженно, ибо эти запугивания уже начали надоедать. Я все-таки не холоп какой-нибудь доисторический, а гражданин демократической (мать ее, эту демократию) страны (где она, эта страна?).
Светлейший Князь раздумывал над моими словами не менее минуты и, наконец, ответил:
— Умно сказано, и мне эта мудрость известна. Но до сих пор я сию науку только на бранном поле применял. Не думал, что и с ворами так можно.
— Так вот представьте, что вам нужно заложить и взорвать бомбу в людном месте, — продолжил я поучительным тоном, вдохновившись признанием моей правоты.
— Ну?
— У вас есть два варианта. Первый — красться ночью по безлюдным улицам, которые патрулируют наряды монастырской милиции. Второй — спокойно прийти днем, когда кругом полно народу и никто ни на кого не обращает внимания. Какой выбираете?
— Днем, понятно.
— Вот и получается, что все эти ночные дежурства бессмысленны были. Проще днем сумку с бомбой невзначай «забыть» где надо и уйти восвояси.
— Это как же уйти? А фитиль поджигать кто будет?
Вот же дотошный князь. Фитиль ему, видите ли, поджечь надо.
— Есть такие взрывные механизмы, которые без фитиля в нужный момент воспламеняют заряд, — и предупреждая вопрос князя, поспешно добавил: — Но я эту систему не знаю. Хотя, если поговорить с ученым-химиком, то возможно смогу натолкнуть его на мысль о принципе действия такого взрывателя.
— Будет тебе химик по приезду в столицу, — заверил собеседник таким тоном, как будто собрался меня в чем-то уличить, и, вспомнив об изначальном разговоре, спросил: — Значит, ты клонишь к тому, что караулы ночью выставлять не нужно? Глупость это!
— Да нет же, Петр Александрыч. Наверное, я недостаточно четко выразил свою мысль.
