Авиатор: назад в СССР 10 (СИ) - Дорин Михаил
Я подмигнул Бубко, намекнув, чтобы он оставил нас вдвоём с подполковником. Веня всё понял и пошёл к кубинцам, которые продолжали проверять сопло двигателя.
— Марк действовал из соображений сохранности техники…
— Он струсил прыгать, Серёжа! — громко сказал Штыков и на его голос находившиеся поблизости сразу отреагировали.
Маленькая пауза и всё внимание личного состава вернулось к работе.
— Это не так. Он хотел сохранить самолёт, — стоял я на своём.
Барсов не скрывал, что побоялся катапультироваться. Однако своего ведомого и товарища я буду отстаивать до конца.
— Ваше с ним счастье, что это Ангола, а не Союз. Здесь только на Родину со справкой отправляют, и в полк отзыв приходит. А дома с ним бы уже по-другому разговаривали, — ткнул мне пальцем в грудь Штыков.
— Значит, хорошо, что мы не дома. Но я думаю, что здесь нечто иное, — сказал я и подполковник слегка прищурился. — Не было элементарного согласования с кубинскими расчётами ПВО. За эту вещь отвечают не лётчики, а управленцы, командные пункты и начальники…
— Сынок, ты на что намекаешь? — зарычал на меня подполковник.
— Намекаю, что нужно перегнать самолёт отсюда. Тогда все будут довольны.
Я хотел продолжить говорить, но в воздухе послышался знакомый свист. В районе села раздались несколько взрывов и вверх поднялись столбы огня и пламени. Кто-то очень удачно попал из миномётов.
— Мужики, заканчиваем. Скорее собираемся и уезжаем, — крикнул я техникам.
Земля слегка затряслась, когда одна из мин упала рядом с дорогой, повредив осколками грузовики. В нашу сторону летело ещё несколько мин, но падали они до дороги, отделявшую нашу поляну от леса.
К Штыкову прибежал с нашим переводчиком анголец, измазанный в песке. Подполковник выслушал его и подбежал ко мне.
— Родин, нужно взлетать. УНИТовцы рядом. Там очень много войск. Кажется, они начали наступать на этом направлении… — начал говорить Валентин Николаевич, но я перебил его.
— Ещё течь полностью не заделали, — сказал я, и ещё одна мина упала рядом с опушкой.
Я потянул к земле подполковника, поскольку он решил побежать смотреть, куда попала крайняя мина. Всё это время техники крутили гайки, снимали заглушки и готовили самолёт.
— Родин, или ты поднимаешь самолёт, или мы все едем в Лубанго! — крикнул мне в ухо Штыков, поднимаясь с земли.
Думать и ждать окончания работы и, правда, времени нет. Я надел шлем и полез в кабину.
— Всем от двигателей, — скомандовал я, но мало кто из техников дёрнулся. — Живее!
По второй команде всем стало понятно, что делать больше здесь нечего. Техники бегом направились к машинам и стали запрыгивать в кузова.
— Запуск аккумуляторов, Сергеич, — подсказал мне Бубко, который стоял на стремянке и заглядывал в кабину.
— Беги к машинам. Сам запущусь, — сказал я.
Веня слушать не стал, а направился под правую консоль крыла. Что он там ещё хочет замотать⁈
— Веня, быстрее! Не поможет уже ничего! — кричу я, продолжая включение электрооборудования на борту.
Наконец, он выскочил из-под фюзеляжа и побежал к машинам. Колонна начала разворачиваться и отправляться в обратном направлении.
Запуск от аккумуляторов прошёл штатно. Даже удивительно, что самолёт после полного отключения, смог так быстро запуститься.
Теперь настало время вывести обороты. Я отклонил рычаг управления двигателем в положение «максимал», но самолёт потянуло вперёд. Не помогли и тормоза.
Фонарь кабины я закрыл. Маску притянул к лицу и посмотрел налево.
— Вот засранец! — громко выругался я.
Бубко стоял недалеко от самолёта, и показывал большой палец вверх. Рядом с ним стоял грузовик, из которого ему все махали, призывая садиться.
Я отдал ему воинское приветствие и решил ещё раз проконтролировать все параметры. Тучи уже вплотную подошли к нашей поляне. Где-то позади в лесу кубинцы и правительственные войска Анголы продолжают держать оборону.
После взлёта должна будет загореться лампочка аварийного остатка топлива, поскольку самолёт облегчили, как могли.
Я дважды глубоко вздохнул. Во рту стало сухо, а перед глазами всё пространство сузилось. Пора!
— Ну, взлетаем, — произнёс я и отпустил тормоза.
Рычаги управления двигателем сразу переставил в положение «форсаж». Самолёт резко начал разбег. Этого мало! Нащупал тумблер «Пуск» на пульте ускорителей и привёл его в действие.
Слегка даже дыхание перехватило от неожиданности. Форсажный режим включился, и с ним запустились ускорители. Мощный пинок сзади, и нос самолёта задран. Половину пути пробежали.
Скорость растёт. Чувствуется дополнительная мощь! Стрелки приборов дёргаются и невозможно проконтролировать указатель скорости.
Остаётся метров 100. Ручку управления самолётом на себя. Основные стойки отрываются от земли, но впереди кроны деревьев.
Убрал шасси. Чутка не хватает угла набора. Совсем немного отклонил на себя ручку управления. Мгновение и самолёт проносится над самыми верхушками леса.
Ускорители теперь не нужны. Сбросил их. Загорелось табло аварийного остатка. До аэродрома меньше 100 километров, так что спокойно можно дотянуть, заскочив на большую высоту.
— Лубанго, 110му. Взлёт произвёл, — доложил я и отвернул в сторону аэродрома. — Набираю 7000.
Остаток аварийный, но топливомер утечку не показывает. Выработка из бака идёт как надо. Теперь-то уже можно выдохнуть. А манёвр с набором высоты уже в Афганистане опробован.
— 110й, подход разрешил, — ответил мне руководитель полётами.
Садиться пришлось так же, как и в Афгане — по крутой глиссаде снижения. Долгая и плавная спираль над аэродромом. Вот уже и сама полоса просматривается через отдельную рваную облачность.
Один слой, второй, высота подходит к отметке 2000 метров. Продолжаю снижение, но по-прежнему в облаках.
Выскакиваю из серой ваты только на высоте 600. Полоса осталась у меня справа, но видимость хорошая.
— 110й, 600 занял, полосу вижу, готов через привод зайти.
— 110й, правым разворотом разрешил. Контроль выпуска шасси и механизации.
Взлётно-посадочные устройства выпустил. Ручку управления плавно отклонил вправо и начал дальнейшее снижение. Торец полосы приближался.
И только сейчас я вспомнил, что тормозной парашют у моего самолёта отсутствует. А длина полосы 2300 метров.
Не так уж и мало, но хотелось бы больше. Продолжаю снижаться к ближнему приводу. Скорость начал гасить чуть раньше, обороты двигателя проконтролировал. Ближний привод прошёл на высоте 30 метров. Тут как бы и на грунт не сесть.
— На оборотах! На оборотах! — начинает кричать в эфир руководитель полётами.
Надо было его предупредить, что у меня нет тормозного парашюта, но уже поздно. Пролетел огни подхода, выравниваю самолёт прямо над зеброй. И… есть касание! Самолёт доставлен!
Полосу быстро освободил и порулил на прежнее место стоянки. Тут уже большая группа техников всех трёх национальностей собралась для встречи.
После выключения я вылез из кабины и обнаружил себя мокрым насквозь. Будто попал под дождь, который судя по лужам на стоянке, прошёл в Лубанго недавно.
Совенко тут как тут. Подъехал с кубинским полковником и подошёл ко мне. Вид серьёзный, но руку протянул заранее для рукопожатия.
— Молодец, Родин, — похвалил он меня. — Напишу в Москву, чтобы представили тебя к медали.
— Спасибо, но у меня в лётной практике были и похуже ситуации, — ответил я. — За них мне хотели выговора объявить.
— Здесь тебе… не там, в общем, — улыбнулся Совенко.
Дель Потро больше всего восхитился заходом по крутой глиссаде и посадке в самый торец полосы.
— Очень плавно сели, что не так легко сделать на МиГ-21, — заметил кубинский полковник.
— Полоса короткая, поэтому нужно было подстраховаться, чтобы не выкатиться.
— А руководителя полётами предупредить ты не мог? — спросил Совенко.
— Мысль родилась слишком поздно. Мы с ним решим этот вопрос, — улыбнулся я.
