Аналитик (СИ) - Семин Никита
— Получается, раньше окончания второго пятилетнего плана улучшения положения в продовольствии ждать не стоит? — задал Лазарь Моисеевич мне вопрос.
— Если ничего не менять — то да. Перелом в снабжении наметится лишь через два года, а через пять с помощью вводимых в строй тракторов и обучения работы с ними людей количество обрабатываемых полей вернется к уровню 1913 года. При сохранении тех же объемов продаж зерна за границу, поставки хлеба населению в нашей стране отойдут от кризисного состояния, и можно будет констатировать достижение минимально достаточного уровня для перехода от нормирования через карточную систему к прямым продажам внутри страны. Однако есть два фактора, которые напрямую влияют на эту статистику и, что самое плохое — они почти полностью не подвластны для регулирования.
— Что за факторы? — нахмурился Иосиф Виссарионович.
Похоже сам факт того, что что-то нельзя контролировать, его жутко раздражал.
— Первый и главный — погодные условия. Сюда можно включить как аномальную засуху, так и чрезмерные осадки, а также сильные грозы, способные вызвать пожар. Второй, частично контролируемый — диверсии: поджог полей, амбаров после сбора урожая и тому подобное.
— Мы вроде тяжелую промышленность обсуждаем, — поморщился Ворошилов, — а не сельское хозяйство.
— Если люди будут голодать, эффективность их работы снизится, — возразил я. — Как следствие — будут либо выпускать больше брака, либо меньшее количество конечного продукта. Да и про стачки и забастовки на почве голода нельзя забывать. Я ведь приводил сейчас пример Ивановской области.
— Замечание дельное, — кивнул неожиданно Орджоникидзе. — Но это ведь как я вижу, не весь ваш доклад, товарищ Огнев?
— Да. Осталось две части и небольшой дополнительный вкладыш, подготовленный по теме инфраструктуры.
— Тогда слушаем вас дальше, — подвел черту под промежуточным итогом Сталин.
Ну я и перешел к анализу инициатив «снизу» — рацпредложения рабочих и как на них реагируют на местах. Как институт видит систему внедрения таких предложений. Как проводить оценку работы тех, кто перевыполняет план. Насколько опыт таких ответственных и трудолюбивых работников может быть распространен и внедрен на предприятиях.
Здесь несколько слов по окончанию моего доклада сказал уже сам Орджоникидзе. Как поставленный следить за тяжелой промышленностью, он знал о подобных случаях не понаслышке, так что в целом подтвердил все мной сказанное, еще и пару примеров из тех историй, что мне были неизвестны, вставил. После этого вопросов ко мне не было, и я перешел к заключительной части доклада.
Графики, графики и еще раз графики. На них я наглядно показал тенденции развития промышленности в стране, что больше всего не только повлияло на рост производства, но и на замедление темпов развития отрасли в моменте. На что стоит обратить внимание. Какие показатели могут замедлиться, а какие перейти из второстепенных в основные и почему. Слушали меня внимательно и, когда я закончил, вопросы-то и посыпались. До этого их почти не было, только сейчас это понял.
Андреев неподдельно заинтересовался графиками. Как они рисуются — по каким принципам выбираются показатели, как строятся кривые. Почему в одном случае выбиралась для наглядности диаграммы, а в другом — окружности. Что сказать, работа в журналистике и по партийно-агитационной линии прямо выпирала из него.
Молотову больше было интересно, можно ли составить подобный отчет сразу по всем отраслям в целом. Создать взаимосвязи между разными наркоматами, как они контактируют между собой, насколько «тянут на себя одеяло». Это было видно из его вопросов. Похоже, Вячеславу Михайловичу хотелось посмотреть на работу правительства, которое он возглавлял, так сказать «комплексно». Да и взгляд со стороны всегда полезен.
Ворошилов больше критиковал. И графики ему казались «детскими рисунками», и выводы «не очевидными», да и вообще «где четкие ответы?» Это цитата, если что. У меня сложилось мнение, что Климент Ефремович или не смог разобраться и понять, о чем я говорил почти три часа, и скрывал сейчас это за словесной агрессией. Или же изначально по какой-то причине был настроен негативно ко мне.
Другое дело Орджоникидзе. Даже несмотря на то, что после проведенного анализа в отчете было вскрыто довольно много узких мест в его ведомстве, на которые раньше не обращал никто внимания, что в скором времени должно было привести к проблемам, Григорий Константинович был доволен. Более того — активно сам уточнял, почему был сделан такой вывод, и уверен ли я, что приведенные в прогнозе перспективные варианты решения проблемы дадут положительный результат. Короче, человек реально болел за порученное ему дело и не боялся критики.
Каганович с Калининым на их фоне смотрелись почти что молчунами. Так, еще пару вопросов задали и уступили право «терзать» меня товарищам. А вот Сталин молчал. Только когда основной накал обсуждения спал, напомнил мне, что я собирался еще что-то сказать про инфраструктуру.
— Да, если никто не против… — я сделал небольшую паузу, после чего получил заверение, что все «за» выслушать и эту часть доклада, не вошедшую в основной объем. — Тогда начнем.
И я зачитал все, что так или иначе было связано с развитием транспортной сети, создаваемой под новые производства. Так-то частично эта информация уже вошла в основной доклад, но тут я сконцентрировал внимание на водных каналах. А именно — на одном конкретном, о котором разговаривал с Аней. Девушка принесла мне бумаги по нему в последний день со своими предварительными набросками. В них она описала, как условия в лагере влияют на скорость выполнения работ, как к виду заключенных рядом с собой относится местное население. Я же от себя добавил, к каким последствиям в информационной войне с капиталистическими странами может привести огласка условий содержания заключенных, как до них может дойти информация. Также указал на низкую производительность их труда и варианты повышения этого показателя.
Слушали меня многие со скепсисом. Особенно не понравилась тема Ворошилову. Стоило мне закончить, как он набросился на меня с обвинениями, что я лезу не в свое дело, что пытаюсь обелить и облегчить наказание преступникам. Чуть ли в их сообщники меня не записал. Остановил его только товарищ Сталин.
— Кхм… Товарищ Огнев, есть мнение, что товарищ Ворошилов прав, и эта тема не для сегодняшнего обсуждения. Значение Беломоро-Балтийского канала для нашей экономики в целом и тяжелой промышленности в частности бесспорно. Но давайте сосредоточимся на том, каких целей этот канал позволит нам достичь после его постройки.
Короче, тему работы заключенных свернули, даже не начав толком обсуждать. А ведь мне стало реально интересно разобраться — кто и за что туда попал, в каких условиях находится, заслуживает ли он их. Видимо все же запали мне в сердце те истории, что мне зачитала Аня, когда принесла материалы про канал. У нее много историй о людях, что попали в этот лагерь, оказалось.
Концовка доклада в какой-то степени получилась смазанной. Уж и не знаю, чего теперь ждать. Дадут ли нам новое задание, или прикроют институт?
Поблагодарив за доклад, меня отпустили. Но вот само заседание пока еще не закончилось.
Глава 10
Конец апреля 1932 года
— Что себе этот… позволяет? — еле сдержался от ругательства Ворошилов, когда за Огневым закрылась дверь. — Лезет, куда его не просят!
— Ну, молодости свойственна горячность, — примирительно заметил Каганович. — К тому же, — посмотрел он на Сталина, — товарищ Огнев не раз уже затрагивал чувствительные темы. И каждый раз его советы принимались партией.
— Это так, — кивнул генеральный секретарь, заметив, что остальные ждут его реакции. — Но товарищ Ворошилов прав, сейчас мы обсуждали иную тему. Но если товарищи считают, что Институту под руководством Огнева необходимо провести анализ работы лагерей…
— Да что он там сможет понять-то? — возмутился Климент Ефремович. — Молоко еще на губах не обсохло, а туда же — советы нам дает!
